Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю - Дмитрий Иванович Иловайский

достаточно сильной, чтобы напасть на сам Царьград, то, по всей вероятности, она уж имела и прежде столкновения с греками там, где их владения соприкасались с русскими землями, то есть на северных берегах Черного моря, и преимущественно в Крыму, которого юго-восточный горный берег в те времена был покрыт греческими городами и замками, именно пространство между Херсонесом и Сугдией. Известная осада Корсуни Владимиром была, конечно, только последним эпизодом в стремлении русских князей присоединить к своим владениям этот берег. Точно так же, если русь в 864 г. отважилась сделать нападение прямо на Царьград, то понятно, что она уже хорошо была знакома с Черным морем и с его берегами; что, следовательно, этот первый набег на столицу Византийской империи не был вообще ее первым морским набегом на пределы империи. Таким образом, нам становятся более понятными известия о руси, встречающиеся в житиях святого Георгия, епископа Амастрийского, и святого Стефана, епископа Сурожского. В этих известиях, несмотря на сильную легендарную примесь, мы можем признать действительную, то есть историческую, основу.

В первом житии говорится, что русские пираты, разорив и пленив всю приморскую страну начиная от Пропонтиды, напали, между прочим, на город Амастриду (на южном берегу Черного моря, в Пафлагонии). Они вторглись в храм, где покоились мощи святого Георгия, и начали раскапывать его гроб, думая найти там сокровища, но были схвачены внезапной немощью и остались как бы связаны невидимыми узами. Князь варваров, пораженный чудом, раскаялся в своей жестокости и алчности и отпустил христианских пленников; усердными молитвами последних варвары получили исцеление и удалились, заключив мир с христианами (Acta Sanct. под XXI февраля, III, 278).

Другое житие дает еще более любопытные подробности, хотя, впрочем, еще более заключает в себе легендарной примеси. Какой-то русский князь, попленив всю страну от Корсуни до Корчева, с великой силой приступил к Сурожу. После десятидневной битвы он вломился в город и устремился в храм Софии, где находился гроб святого Стефана. Забрав все золотые сосуды и драгоценные вещи, он захотел ограбить и сами мощи святого, покрытые многоценными наволоками. Но едва прикоснулся к нему, как упал на землю с искривленным лицом и пеной, исходившей изо рта: какая-то сила давила его и едва позволяла ему дышать. Князь велел тотчас возвратить в храм все похищенное. Но тут он услыхал глас святого: «Если ты не крестишься в сем храме, то и не изыдешь из него». Князь изъявил готовность креститься, что и было немедленно исполнено; после того он получил исцеление. Вместе с ним крестились и все его бояре. По возвращении князь дал свободу всем своим пленникам и с миром отошел от города[141].

Тот и другой святой жили в XIII в., и события, на которые намекают их жизнеописания, могли совершиться еще в IX в., чему не противоречит общий исторический ход водворения руссов на Таврическом полуострове, их морских предприятий и их постепенного обращения в христианскую веру. Относительно последнего обстоятельства укажем на окружное послание патриарха Фотия в 866 г. В этом послании говорится о крещении руссов, которое последовало за их нашествием на Константинополь. По всей вероятности, они в то время не ограничились одним нападением на столицу империи, а старались захватить или разграбить и греческие города в Тавриде и, следовательно, могли между прочим взять Сугдей или Сурож. Впрочем, судя по некоторым признакам, мы можем приурочивать обе легенды и к более поздним историческим событиям и лицам. Так, описания русского нашествия на Амастриду своими чертами напоминает византийские описания Игорева нашествия на Вифинские берега, то есть на места соседние, и нет ничего удивительного, если во время этого нашествия русь успела заглянуть и в Амастриду. А чудо, совершившееся с русским князем в Суроже, и крещение его сильно отзываются известной легендой о крещении Владимира, только не в Суроже, а в Корсуни. Последнее сближение подтверждается чудесным исцелением царицы Анны, о котором упоминает тоже житие святого Стефана.

Деятельность отважного и предприимчивого Игоря, по-видимому, составила важную эпоху в отношениях черных болгар к русским князьям. Мы имеем поводы догадываться, что именно ему принадлежит окончательное утверждение русского на берегах Боспора Киммерийского и более решительное подчинение черных болгар. Главным поводом для этой догадки служит сравнение двух известных нам договоров с греками, Олега и Игоря. В Олеговом договоре 911 г. нет помину ни о черных болгарах, ни о Корсунской земле; тогда как в Игоревом договоре 945 г. прямо говорится о том, чтобы русский князь не имел никаких притязаний на города Корсунской области, не воевал бы этой страны и не позволял воевать ее черным болгарам. Следовательно, окончательное утверждение русского владычества в Тавриде и подчинение черных болгар русскому княжескому роду, сидевшему в Киеве, совершилось в период между 911 и 945 гг.; а этот период приходится в княжение Игорево. Что в Олеговом договоре не случайно пропущено условие о корсунском пограничье, подтверждением тому служит следующий за Игоревым договор Святослава: в последнем опять повторяется условие не воевать страны Корсунской. Следовательно, со времен Игоря Византийская империя на этом своем пограничье пришла в непосредственное столкновение с руссами. В Святославовом договоре мы не встречаем черных болгар. Это могло произойти или от того, что до нас не дошел договор вполне, и мы имеем из него только небольшую часть, или потому, что черные болгары к тому времени уже находились на такой степени слияния с господствующей у них русью, что особое о них упоминание делалось излишним. Приписывая Игорю подчинение таврических болгар, мы, однако, не должны упускать из виду, что это было только дальнейшим шагом русского владычества в восточной части Таврического полуострова. Самое естественное для Азовско-Днепровской Руси стремление было прежде всего завладеть берегами пролива: через него проходил главный их судовой путь в Черное море и области Византийской империи. Во времена Олега между русскими владениями на Боспоре и Корсунской областью еще лежала земля черных болгар, хотя и освобожденная с помощью руси от хазарского ига и находящаяся к ней в полузависимых отношениях; русские владения еще не пришли в тесное соприкосновение с греческими владениями, и потому в Олеговом договоре нет условия об этих пограничных отношениях. Игорь распространил свои владения далее на юго-восточном берегу и прежние союзнические, полузависимые отношения черных болгар к русским князьям обратил силой меча в отношения подчиненные. Такой поворот находился, конечно, в связи с хазарскими делами: русское владычество усиливалось по мере того, как вытеснялись хазары. Пока борьба с хазарами еще была трудна, сметливые русские князья ограничивались союзническими или полусвободными отношениями черных болгар; а когда удалось сломить хазарское могущество, они стали действовать