Другой Владимир Высоцкий - Федор Ибатович Раззаков

иглу. Вроде бы из добрых побуждений, пытаясь помочь ему освободиться от алкогольной зависимости. Он уговорил его сделать небольшой укол. Володе стало лучше, но после укола его потянуло снова на кокаиновое похмелье. И пошло-поехало…».

Существует также версия, что Высоцкого приобщил к наркотикам старший сын Марины Влади Игорь — наркоман со стажем.

Есть в этом списке и «кагэбэшный» след, согласно которому «посадка» Высоцкого на иглу было делом рук чекистов. Видимо, тех из них, кто поддерживал «русскую партию». Ведь к 76-му году бард превратился в достаточно крупную фигуру в либеральной фронде, и градус критического восприятия им советской действительности повышался не по дням, а по часам. В итоге либералы во власти с удвоенной энергией использовали его талант на поприще пропаганды своих идей как внутри страны, так и за ее пределами. Поскольку сам Высоцкий чуть ли не каждую свою поездку за рубеж не уставал повторять, что на Западе он не останется, державники-чекисты (после провала операции «Самородок») и выбрали самый безопасный вариант его устранения — «посадку на иглу». И сделали это руками одного из коллег артиста.

Последняя версия выглядит довольно страшновато, но только с точки зрения рядового обывателя. Людей же, не понаслышке знакомых с большой политикой, она совершенно не пугает и не удивляет, поскольку они-то знают, что политика и смерть всегда идут рука об руку. Как пел сам Высоцкий: «Политика — дело кровавое». А он окунулся в нее, что называется, с головой. Что касается жестокости выбранного метода, то с точки зрения других подобных прецедентов державники еще поступили гуманно, выбрав для Высоцкого медленную смерть. Согласно другой версии, их оппоненты либералы несколько лет назад физически ликвидировали Василия Шукшина без всяких церемоний — за несколько минут, применив инфарктный газ. О том, что это была именно насильственная смерть, многие люди догадывались еще тогда, в 74-м, но предпочитали помалкивать. Только иногда в порыве откровенности кто-то из них пробалтывался. Так, например, было с Сергеем Бондарчуком, который снимал Шукшина в последнем для него фильме — «Они сражались за Родину!». По свидетельству Н. Бурляева, Сергей Федорович однажды ему признался: «Шукшина убили, и я даже точно знаю, кто это сделал!»

Итак, трудно сказать, какая из этих перечисленных версий подлинная, но одно можно констатировать с большей долей вероятности: к 38 годам внешний (со средой) и внутренний (с самим собой) конфликт Высоцкого достиг своего апогея. Случился пятый поворотный моменте его жизни — наркомания. Ее внешней причиной был алкоголизм барда, но внутренняя причина была куда более сложной. Высоцкий подошел к порогу своего разочарования не только в «развитом социализме», но и в самой жизни как таковой.

К сожалению, мимолетное примирение с женой, случившееся в Венгрии (в городе Цуонаке, где снимался фильм «Их двое»), не изменило образа жизни Высоцкого, поскольку духовное отчуждение супругов зашло уже слишком далеко. Он вернулся в Москву и буквально спустя несколько дней (сразу после концерта в Подольске 26 марта) оказался в эпицентре нового скандала.

2 апреля вечером в Театре на Таганке давали «10 дней, которые потрясли мир». Народу в зале собралось, как и обычно, под самую завязку. А тут, на грех, опять «перебрал лишку» исполнитель роли Керенского Высоцкий. Он явился на спектакль, с трудом ворочая языком, но заверил Любимова, что сумеет отыграть так, что зрители ничего не заметят. Главреж ему поверил, поскольку такие примеры в прошлом действительно были. Но в этот раз хитрость не удалась.

Какое-то время Высоцкий действительно контролировал ситуацию, но потом от жары его развезло так сильно, что он не только стал путать текст, но и вообще вел себя неадекватно. Зрителей в зале стал разбирать смех. Тогда Любимов бросился за помощью к Золотухину: мол, выручай. Тот поначалу опешил (такого на Таганке еще не бывало!), да и находился не в лучшем расположении духа (в тот период дома у него то и дело вспыхивали конфликты с женой, актрисой того же театра Ниной Шацкой). Но престиж родного театра был выше личных интересов. В итоге второй акт за Высоцкого доигрывал Золотухин.

А что же Высоцкий? Его отправили домой, где он проспался, а затем… снова напился. Причем пил так сильно, что поставил себя на грань между жизнью и смертью. С того света артиста вытащили врачи Института скорой помощи имени Склифосовского. О его тогдашнем состоянии оставил записи в своем дневнике Валерий Золотухин. Вот они:

«Володя лежит в Склифосовского. Говорят, что так плохо еще никогда не было. Весь организм, все функции отключены, поддерживают его исключительно аппараты… Похудел, как 14-летний мальчик. Прилетела Марина, он от нее сбежал и не узнал ее, когда она появилась. Галлюцинации, бред, частичная отечность мозга. Господи! Помоги ему выскрестись, ведь, говорят, он сам завязал, без всякой вшивки, и год не пил. И это-то почему-то врачей пугает больше всего. Одна почка не работает вообще, другая еле-еле, печень разрушена, пожелтел. Врач сказал, что если выкарабкается, а когда-нибудь еще срыв, он либо умрет, либо останется умственно неполноценным. Водка — это серьезная вещь. Шутка…»

Однако «костлявая с косой» и в этот раз разминулась с Высоцким, поскольку его время еще не пришло.

Пока бард борется с болезнью, его коллеги по театру готовятся к знаменательному событию — премьере спектакля «Мастер и Маргарита» по М. Булгакову. Она состоялась 6 апреля. Народу к театру подтянулось столько, что пришлось стягивать к Таганской площади милицию, которая только и делала, что кричала в рупор: «Освободите по возможности проезжую часть…» Простым смертным путь в театр в тот вечер был заказан, туда попали только лица особо приближенные, причем сплошь одни представители либеральной тусовки. Среди них были замечены: работники ЦК КПСС Георгий Шахназаров и Павел Черняев (оба потом станут советниками будущего генсека-перестройщика М. Горбачева), поэт Андрей Дементьев, кинорежиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич, драматург Афанасий Салынский, музыкант Артур Эйзен, писатели Фазиль Искандер, Борис Можаев и Юрий Карякин, а также Лиля Брик, Наталья Ильина, Александр Штейн и многие другие.

Премьера была принята «на ура», что вполне закономерно: этот роман либералами всегда почитался, относимый к наиболее талантливым произведениям, где советская власть демонизировалась самым беспощадным образом. Кстати, сама власть прекрасно об этом знала и долгое время запрещала эту книгу. Однако во второй половине 60-х, на остаточной энергии от хрущевской «оттепели», либералы (вкупе с русскими почвенниками, которые почитали М. Булгакова как воспевателя «белого движения») все-таки пробили публикацию романа (в сокращенном варианте) в журнале «Москва». Однако, чтобы отдать эту книгу для театральной постановки или кинематографической экранизации, — здесь власть была принципиальной