Легионер. Книга третья - Вячеслав Александрович Каликинский

выбор пал на Эномото Такэаки. Военно-морское образование он получил в Голландии, где прожил шесть лет. Довелось Эномото пожить и в Швейцарии. Он знал французский и фламандский языки, чуть хуже — немецкий.

Выбор в пользу Эномото, надо сказать, был вынужденным: в правительстве были далеко не в восторге от совсем недавнего прошлого кандидата. К тому же возникали протокольные вопросы: в Японии того времени высшим военным чином был капитан первого ранга, и новоиспеченному главе намеченной дипломатической миссии в Россию был спешно присвоен этот чин. Однако тут встала на дыбы уже российская дипломатия. Встала и ясно дала понять японской стороне, что капитан первого ранга вряд ли может получить высочайшую аудиенцию у российского императора. Более того: столь невысокий уровень японской миссии при дворе Александра II может быть сочтен за оскорбление его императорского величества! И, стало быть, будущие российско-японские переговоры изначально обречены на провал.

Делать было нечего, и Япония, не менее России заинтересованная в дипломатическом диалоге, стала спешно перекраивать свой военно-морской Табель о рангах. Так посланник Эномото в одночасье стал вице-адмиралом, и этом чине отбыл из Иокогамы. Его путь в Россию лежал через Тихий и Индийский океаны, через Суэц и Италию.

Глава дипмиссии уже миновал Сингапур, а в Японии все еще спорили об эскизах мундира вице-адмирала. Когда эскизы были, наконец, утверждены, вслед за кораблем Эномото ринулся самый быстроходный военный клипер военно-морских сил Японии. Он догнал посланника уже в Средиземном море, на подходах к Италии. Вместе с эскизами мундира Эномото получил новые уточняющие директивы относительно своей миссии в России.

Эти директивы, надо сказать, внесли немалый переполох в дипломатические круги. Посланника ждали в России — а он, прибыв в Венецию, почему-то направился в другую сторону — через Швейцарию во Францию.

Русский консул в Италии спешно донес об этом в Санкт-Петербург, заставив старого канцлера Горчакова взяться за голову. Мало ему этой «темной лошадки из японских конюшен», этого Эномото, о котором Япония дала самые скудные сведения. Мало этого до неприличия спешного перекраивания военно-морского Табеля о рангах и срочного «выпекания» японского вице-адмирала. Теперь, изволите ли видеть, Полномочный посланник Японии, вопреки своему прежнему плану визита, направляется в Париж! Зачем, спрашивается?

В международной дипломатии все непонятное трактуется если не как враждебное, то как подозрительное — наверняка! Неожиданный поворот Эномото из Венеции в Париж был для России подозрителен. Уж не вступили ли японцы в тайные переговоры с французами? Или японский посланник, направляясь вместо Санкт-Петербурга в Париж, заранее дает знать России, чьей политике он будет привержен?

Российскому посольству во Франции было дано указание держать «ушки на макушке». Парижский резидент Департамента тайной политической полиции России получил шифрованную депешу с предписанием взять японца под плотное наблюдение. Таким образом, Эномото оказался под русским приглядом еще во Франции.

Агенты «приняли» кортеж японского посланника под наблюдение на парижской заставе. Через несколько часов русскому резиденту донесли, что японец снял в Ситэ небольшую меблированную квартиру с прислугой. Уже к вечеру первого дня пребывания Эномото Такэаки в Париже пожилая горничная, встречавшая экзотического гостя, была заменена на расторопную молодую особу с русскими корнями. Двое новых посыльных появились также в зеленной лавке напротив, а слегка шокированному этим нюансом хозяину лавки в полицейском участке без лишних слов объявили, что так надо. Неподалеку от жилья, снятого японцем, встали на круглосуточную вахту два фиакра, их кучера были готовы по первому сигналу агентов из зеленной лавки тут же «случайно» появиться перед нужным домом и отвезти японца туда, куда он скажет.

Впрочем, уже через неделю стало ясно, что все эти приготовления русской внешней разведки были излишними. Японец не делал ни малейшей попытки вступить в контакт ни с кем из дипломатов ни французского, ни каких бы то ни было других внешнеполитических ведомств. А в Париж завернул лишь для того, чтобы дать заказ на пошив своего мундира вице-адмирала Японских военно-морских сил одному из французских мэтров-портных.

Траты на пошив мундира в Париже в размере 700 рё правительством Мэйдзи были проведены по статье «закупка парусины для флота». Траты русской секретной полиции укрылись в донесении резидента под невинной строчкой «случайные расходы».

С течением времени мундир для вице-адмирала был сшит, и Эномото пустился в путь. До Берлина посланник доехал в железнодорожном вагоне второго класса. А там, следуя директиве из Японии, пересел в шикарный люкс-вагон и нанял специальный мощный локомотив. О «зеленом» коридоре для спецсостава договорились внешнеполитические ведомства Германии и России, и посланник Японии домчался до Санкт-Петербурга без стоянок и почти без остановок, меньше чем за сутки. В июне 1874 года, через три месяца после отплытия из Иокогамы, посланник ступил на дебаркадер Варшавского вокзала.

Его прибытие в Санкт-Петербург наделало в российской столице много шума. О Японии и японцах в то время в Европе знали совсем немного: до недавнего времени это была закрытая для всех страна. Канцлер Горчаков буквально прятался от знакомых, жаждущих получить приглашение на протокольные мероприятия по случаю вручения императору Александру II верительных грамот японского правительства и череду балов в честь посланника Японии.

В русской столице его высокопревосходительство вице-адмирал Эномото Такэаки был принят по высшему разряду, поселен в только что отстроенном особняке с небольшим, но полностью изолированным внутренним двориком. Это было мягким и настоятельным пожеланием японского гостя, уделявшего немало времени физическим упражнениям на открытом воздухе и не желавшего прерывать их на время своего длительного пребывания в России. Наличие такого дворика потребовало всего лишь двух дополнительных постов караульных офицеров.

Вернувшись из Туркестанского похода в Санкт-Петербург, Ландсберг получил тогда назначение в Саперный Лейб-Гвардии батальон. Гвардейцы этого и других воинских соединений, расквартированных в столице, несли караульную службу и в царских дворцах, и при дипломатических миссиях, получивших аккредитацию в России. С июня 1874 года в список постов почетного гвардейского караула Северной столицы России был внесен и особняк, занимаемый Японской дипломатической миссией. И Ландсберг в числе своих товарищей — саперов еженедельно являлся в этот дом в парадном мундире.

В то время японцы были для Санкт-Петербурга, как и для всей Европы, самой настоящей экзотикой. Необычная внешность, восточный менталитет, одежда, манеры поведения и даже походка этих редкостных восточных гостей привлекали к себе жгучий интерес. А назначенные в караул гвардейцы к тому же наперебой рассказывали товарищам в казармах о странных гимнастических упражнениях, которыми сам посланник и его челядь часами занимался на заднем дворике миссии. Облачившись в кэйкоги — костюм, состоящий из рубахи и свободных штанов — японцы часами в одиночку и парами делали резкие или