Динка - Валентина Осеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ленька садится на весла… Медленные крупные слезы текут и текут по его лицу… И не знает он сам, сладкие или горькие эти слезы…
— Не плачь! Радуйся! На свободу вырвался большой человек, — строго говорит Никич.
Глава шестидесятая
НА ГОРОДСКУЮ КВАРТИРУ
На другой день, сидя на утесе, Ленька тихо и взволнованно передавал Динке все события этой страшной ночи. Динка слушала, широко раскрыв глаза:
— А как же я проспала! Как же я не слышала ничего!
Я только утром проснулась, когда мама поила Никича чаем… Я думала, что Никич заболел, потому что мама и Катя все упрашивали его лечь в комнате, а потом ходили в палатку и натирали Никичу спину скипидаром с салом, — морща нос, рассказывала Динка.
— Продрог он. Мы назад ехали, дак волны уже потише были и дождь перестал, но ведь мокрые обое до нитки… Пока гребли, еще ничего, только руки в плечах как обломал кто… Устал он, Никич-то. Вылезли на берег, руки у него трясутся, весь синий, никак лодку привязать не мог. Я сам привязал и замок замкнул… Хорошо, никого из рыбаков не было… — ежась, вспоминал Ленька и тут же, широко улыбаясь, радостно добавлял: — Убег мой дядя Коля!.. Кони как птицы! Так подхватили и понесли! А кучер-то знаешь кто был? — Ленька наклонился к уху девочки. — Сдается мне, ваш дядя Олег… Я его по всей повадке узнал…
— Наверное… — задумчиво сказала Динка. — Они ведь все заодно. А лошади такие, как птицы, наверное, из графской конюшни. Я их видела летом… А только куда же мама с Катей поехали? И Алину с собой взяли… И амазонки свои взяли…
— А кто это — амазонки? — удивленно спросил Ленька.
— Это такая одёжа, вроде длинного платья, чтоб верхом кататься. Они сказали, что едут к дяде Леке на пикник. А меня не взяли и Мышку не взяли… Я бы прицепилась, конечно, но мне без тебя не очень хотелось, и Мышка осталась ухаживать за Никичем…
— Это что-то не зря… — задумчиво заключил Ленька и, вдруг побледнев, испуганно огляделся вокруг. — Когда б этот предатель Меркурий остался живой, не уйти бы дяде Коле… — прошептал он словно про себя.
— Постой… а куда он делся? — держа его за рукав, спросила Динка.
Ленька посмотрел на нее мрачными, потемневшими глазами.
— Убил я его… — тихо сказал он.
— Убил? — Глаза у Динки заблестели. — Сам, один, или с Костей?
Ленька прерывистым шепотом стал рассказывать то, что вначале хотел обязательно скрыть. Но душа его, отягощенная свершенным поступком, требовала облегчения и сочувствия подруги.
— Сбросил я его, понимаешь? Человека убил! — с ужасом в глазах добавил он хриплым шепотом.
— Какого человека? Это же был предатель. Его так и надо… — убежденно сказала Динка и, вскочив, рванулась к краю пропасти.
— Стой, куда ты? — схватил ее за руку Ленька.
— Я посмотрю, где он, — вырвавшись, шепнула Динка и, подбежав к доске, осторожно заглянула вниз.
— Упадешь! — бросился за ней Ленька.
— Да не упаду… Нету его… Уплыл… — сообщила она, вставая, и вдруг серьезно сказала: — Такого гада и раки есть не будут!
Ленька с удивлением посмотрел на нее, и глаза его повеселели.
— А я знаешь как запугался… Впервые мне это случилось… Конечно, не человек он, а предатель, это ты правильно сказала. Теперь я и думать об нем не буду!
— Вот еще — думать! Ты молодец. Лень… Он бы, может, и Костю, и твоего дядю Колю выдал… Таких всегда убивать нужно! — деловито сказала Динка, разворачивая принесенный с собой из дому узелок. — Давай попьем чаю, Лень. Вот Линины пироги и мясо, что Катя нам на сегодня оставила. И сахар вот, и хлеб… — с удовольствием раскладывала она на камушке свое угощение.
Ленька, не евший ничего со вчерашнего обеда, весело сказал:
— А чай у меня в котелке горячий! Я все кипяток пил тут… Запивая горячим чаем Линины пироги, дети продолжили обсуждать события этой ночи.
— Вот еще что… Дядя Коля сказал при меня: «Это, говорит, Ленька-Бублик! — захлебываясь от радости, рассказывал мальчик. — Позаботьтесь о нем», сказал он нашему Косте.
— Так и сказал, Лень? Так они все знают про тебя! Они непременно позаботятся! — обрадовалась Динка.
— Нет, я на это не надеюсь. Кому обо мне думать?! Вот, может, завтра или послезавтра мой капитан приедет. Я вчерась Миньку и Трошку просил сообщить, в случае чего… Минькин отец — кассир, он все знает… А пока, может, у вас под забором поночую… Неохота мне тут на ночь оставаться! — с брезгливым чувством сказал Ленька.
Динка задумалась.
— Под забором холодно. Земля мокрая… Может, перед сном натереть тебя скипидаром с жиром, как Никича? Это против простуды, кажется…
— Ну, Никич старик, а я молодой. У меня свой жир небось… — махнул рукой Ленька.
Динка с сомнением поглядела на его торчащие лопатки и голую худую спину.
— Нет, Лень, у тебя одна гусиная кожа. Ты очень худой… Нельзя тебе ночевать под забором, ты и от скипидара не согреешься!
— Может, конечно, и дождь пойти. Под прикрытием бы лучше… Я и сейчас еще не согрелся со вчерашней ночи… Может, в город поехать, подработать что-нибудь да и около вокзала пошататься. Там таких много бездомных… соображал вслух мальчик.
— Нет! — строго сказала Динка. — Я знаю, где тебе ночевать! На нашей городской квартире, вот где! У мамы есть запасной ключ от черного хода, там только пройти через сарайчик — и уже дома! Никто тебя даже и не увидит! Только надо поехать, когда стемнеет. Сегодня мама поздно вернется, давай вместе поедем! Я дорогу хорошо знаю. Поедешь, Лень?
— Ну что ж! — согласился Ленька. — Мне бы это хорошо… Утром встану, заработаю что-нибудь на базаре и приеду! А там, глядишь, и пароход мой придет!
Посидев еще немножко и вволю наговорившись о событиях этой ночи, друзья пошли на пристань.
— Пароход «Надежда» придет послезавтра, один день будет тут разгружаться да нагружаться… — сообщил им Минька. — Отец сказал, что он потом аж до Казани пойдет.
— А далеко это? — спросила Динка, но никто из мальчиков не знал.
— Ладно! — махнул рукой Ленька. — Лишь бы взяли меня, а уж куда плыть, не наше дело!
Он думал теперь о том, что утес перестал быть его надежным убежищем и что в длинные осенние ночи негде приклонить ему голову… А Макака?.. Что ж Макака! Она в тепле. Подождет, поскучает… Что делать?
Под вечер, когда уже начинало смеркаться, Динка взяла потихоньку ключ от черного хода городской квартиры и выехала вместе с Ленькой в город.
Глава шестьдесят первая
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
К поездке в город Динка приготовилась тщательно: она достала из шкафа короткое летнее пальто, вынула из картонки свою красную фетровую шляпу с широкими лентами, завязывавшимися под подбородком, положила в маленькую корзиночку хлеб и, сообразив, что на билеты нужны деньги, осторожно открыла ящик маминого письменного стола… Там после отъезда Лины всегда лежали мелкие деньги на хозяйство. Динка подержала в руках полтинник, потрогала мелочь… потом оставила мелочь в столе, а полтинник положила в карман. Мало ли что может случиться в дороге — ведь назад ей придется ехать одной, без Леньки.
Сложив все свои вещи в кучу, девочка отнесла их к лазейке.
И только тогда сообщила Мышке, что идет на фейерверк.
— Но мама не велела никуда уходить. Она сказала, чтобы мы помогли Никичу перебраться из палатки в кухню.
— Молчи, пожалуйста! Алину на пикник взяли, а мне даже на фейерверк нельзя, да?
И, показав сестре язык, Динка исчезла.
Увидев девочку в пальто и нарядной шляпе с бантами, Ленька неодобрительно хмыкнул:
— Чего вырядилась как на свадьбу!.. Когда б еще я в матросском воротнике был, а то едешь как барыня со слугой!
— Да ведь мне надо прилично… Вдруг я встречу дворника Герасима — пускай он думает, что я с мамой… — оправдываясь, сказала Динка, но все-таки сняла с головы шляпку и, держа ее за ленты, бегала по всей палубе.
— Да уймись ты, чего бегаешь? — урезонивал ее Ленька.
— А чего мне униматься? Я же с билетом еду! Ленька купил им обоим билеты, разменяв полтинник, И сунул сдачу к себе в карман.
— Конфет у меня не проси в юроде. Я завтра подработаю и доложу те, что потратил, а ты потихоньку обратно в ящик опустишь, — строго сказал он подружке.
Динка ничего не просила и, сойдя с парохода, сразу заторопилась на квартиру. Уже начало темнеть, и она боялась поздно возвращаться одна домой.
— Идем скорей! Нам по Дворянской, мимо игрушечного магазина Христанзена…
Они прошли несколько улиц. В магазинах уже зажглись витрины. Дворянская улица считалась главной улицей в городе, и по ней непрерывно сновали нарядные экипажи. Лошади, покрытые цветными сетками, горделиво переступая тонкими ногами, обернутыми по щиколотку белым холстом, останавливались у богатых магазинов. По тротуару гуляли хорошо одетые люди — дети, дамы, мужчины… На углах улиц стояли городовые.