Ричард Длинные Руки — Вильдграф - Гай Орловский

Король и Элеонора переглянулись. Я заподозрил, что проработали какие-то детали до моего появления, что-то состыковали, кое-что утрясли, теперь у них другая задача: навязать хорошо продуманный и подготовленный экспромт мне, сыну степей, копытного ветра и свежего воздуха.

— Вильдграф, — произнесла Элеонора приподнято, прозвучало чуточку слащаво и слишком торжественно, чувствуется, что еще тот экспромт, а король слишком уж удивился и вытаращил глаза. — Отец, как тебе титул вильдграфа?

Король сказал с фальшивым энтузиазмом:

— Великолепно, ты у меня умница!.. Это самый подходящий, самый точный, что годится такому яростному герою, свирепому и необузданному… Именно с них, вильдграфов, начиналась древнейшая история… с диких и яростных завоевателей, пришедших на эту пустынную землю, населенную чудовищами.

— Вильд, — повторил я тупенько, — граф… Дикий граф?

— Граф Дикого Поля, — уточнил король. — Диких Земель! Властелин степей, которые никому не принадлежат. Носитель свободы!

Он даже привстал на троне, глаза разгорелись, словно и он тоже сын степей и романтик, хотя, если честно, мы все, мужчины, в самом деле романтики, пусть и стыдимся этого слова.

— Благородный носитель свободы, — подчеркнула Элеонора. — Высокорожденный!..

— Я не высокорожденный, — возразил я. — Что я, горец какой-то захрыченный? Наоборот, рожден в богатой низине, где много сочной травы, где все по пояс… У нас там степи ровные, как этот стол… хотя на нем ничего и нет.

— Теперь высокорожденный, — сказала Элеонора с победной улыбкой. — Графы не бывают низкорожденными. Ты выше по рангу всех придворных моего отца.

Ее темные глаза стали золотыми от воспламенившегося в них огня. Победа, читалось в ее взоре, хотя сын степей отказался от состязаний за ее руку, но все-таки сумела заарканить дикого кочевника золотой цепью, великолепная женщина, сильная и настойчивая, умеет ставить перед собой цель и двигаться к ней напролом.

Да, она молодец… но я? Дожил до такого позора, что титул получил… по женской протекции! А не столько за заслуги, хотя да, за такое вообще можно и корону короля вручить, но ради того, чтобы я хоть чуть поднялся до уровня невесты и чтоб ей было не слишком со мной стыдно появляться на людях.

Я поклонился, стараясь не выглядеть чересчур недовольным.

— Спасибо, Ваше Величество. Вельми и зело, ага. Я не нахожу слов от нахлынувших чувств, такое переполнение в моей торичеллевой… гм… что просто по своей сыностепейскости даже как-то и не!.. Вот. Ага.

Король перевел взгляд на Элеонору.

— Ну как? Ты довольна?

Она порывисто обняла его за шею и жарко поцеловала в щеку. Король хитро посмотрел на меня.

— Это она демонстрирует, что умеет не только кусаться!

— Отец, — сказала она с упреком.

— Последний раз целовала, — пояснил он, — когда ей было три годика.

Элеонора, все еще обнимая отца, мило улыбнулась мне, глаза сияют, как утренние звезды, омытые чистейшей росой.

— Не верь ему! Просто здесь все мужчины такие… Она запнулась, король пришел на помощь:

— Какие?

— К которым противно притрагиваться, — ответила она серьезно и убрала руки. — Даже смотреть бывает гадко. Но я научусь всему, чего ты хочешь, Рич.

Король торопливо хлопнул в ладони, будто пытался заглушить ее необдуманные слова, какая женщина что обдумывает, потому их нельзя принимать всерьез, крикнул с натужной бодростью:

— А подать сюда вина!

ГЛАВА 9

Я щурился на выходе из дворца, под ногами такая густая и горячая тень, ступить страшно, а впереди слепящий отсвет усыпанных золотым песком дорожек, раскаленных и мертвых. В жаркий полдень глиноеды расползаются по норам в ожидании вечерней прохлады, но я не они, сыны степей покрепче, и хотя мозги в жару плавятся, но стремлюсь провернуть что-то хитрое, умное, а не переть дуром, как у меня получается чаще всего.

За зеленью деревьев мягко шелестит, словно складывается в кипы тончайший шелк, фонтан. Ветерок доносит водяную пыль, я с удовольствием подставил разгоряченное лицо, даже глаза прищурил, и сразу же услышал насмешливый голос:

— А вам здесь понравилось, сэр Ричард!

Я вздрогнул, открыл глаза и огляделся дико, мое настоящее имя никто не знает, если не считать огров. Деревья приблизились осторожными шажками, расступились.

Фонтан великолепен, а на невысокой каменной ограде сидит в расстегнутой на груди рубашке черноволосый смуглый господин в шляпе с широкими полями и страусиным пером. Брюки тоже из тончайшего полотна, сапоги больше похожи на чулки, но богатые горожане одеваются именно так.

Он улыбался мне во весь рот, ногу забросил на ногу, довольный и отдыхающий, хотя я знаю, как напряженно работает над своими планами, и знает, что я знаю, но оба ведем себя так, как принято: принимаем то, что нам показывают. В ответ на то, что и другие принимают нас такими, какими выглядим для них, а не какие на самом деле.

— Нравится, — повторил он, — мир Гандерсгейма? Здравствуйте, кстати, сэр Ричард.

— Не очень, — ответил я. — И вам не хворать, сэр Сатана, хотя отец Дитрих меня за такое на костер бы… Но что поделаешь, мы же культурные люди местами? Впрочем, некое своеобразие здесь наблюдается, не спорю.

— Странная смесь и взаимодействие культур, — сказал он, — верно?

Он улыбался, уверенный, сильный и реальный, но по моей коже сыпануло морозом, когда заметил, как мелкие капли от фонтана, долетающие иногда в нашу сторону, проходят сквозь его одежду, не оставляя следа.

— Насколько устойчиво? — поинтересовался я.

— Вот уже триста лет, — ответил он уклончиво.

Я решил, что стоять перед нашим общим врагом, когда он сидит, это как бы признать его сюзереном, смахнул незримую пыль на каменном бордюре и тоже сел, даже ногу на ногу закинул, хотя сразу же пожалел, какая-то подростковая обезьянность, нельзя так явно…

Он прочел мои мысли, все еще не умею прятать достаточно надежно, однако смолчал, за что я благодарен и Сатане.

— По меркам людей, — сказал я, — триста лет — немалый срок. Правда, по меркам племен и народов не очень уж…

Он ухмыльнулся.

— Заметили, что и здесь потихоньку начинает меняться? Я кивнул.

— Мергели — только начало?

— Точнее, этот отважный конунг, — уточнил он. — Мергели всего лишь стадо, хотя и достаточно воинственное. Он сумел превратить это стадо в стаю, но без сильного лидера стая снова быстро превращается в стадо.

— Стая, стадо, — пробормотал я. — Как-то не вяжутся эти термины с понятиями прогресса.