Солнечное затмение - Андрей Попов

   -- А звезды?! Почему тогда мы их видим? -- Джон повысил интонацию. Наверное, задавал уже этот вопрос ни один раз.

   -- Никаких звезд нет. Это просто маленькие белые точки в сознании. Наш больной рассудок видит то, что хочет видеть. К примеру, в данный момент на небе вообще ничего нет.

   Небо действительно излучало лишь тьму и галактическую скуку. Джон сделал очередную затяжку и с печалью посмотрел на исчезающий меж двух пальцев окурок.

   -- Была еще идея, что между Землей и солнцем повис космический объект столь огромных размеров...

   -- ...что наводит тень на всю планету, -- домыслил Вайклер. -- В таком случае здесь бы давно все покрылось льдом. И всякая жизнь погибла бы от лютого холода.

   -- Это и моему спинному мозгу понятно. Даже если предположить, что объект искусственный, это, один черт, ничего не объясняет.

   -- Бред все это! Маразм! Куда луна делась в таком случае? Куда вообще все подевалось? У меня вон на сапоге застежка отлетела. Куда она делась?!

   Джон стряхнул остатки пепла в бездну у себя под ногами. Его морщины прорезали лицо задумчивыми зигзагами.

   -- Слушай, Эдрих, может ли быть такое, что пока мы прохлаждались в саркофагах, у компьютера в мозгах произошел какой-нибудь заклин, и мы попали вообще не в солнечную систему?

   -- Исключено. Абсолютно. На подходе к системе происходит тестирование всех планет: их размеры, орбиты, относительные вектора перемещений.

   -- А какие еще версии? Солнце потухло? Исчезло? Стало черной дырой с большой, с влагалище, норой?

   -- Да, визуальные датчики были сломаны. Мы не могли видеть солнце воочию. Теоретически, подчеркиваю -- лишь теоретически, дедовским методом радиосканирования мы могли видеть потухшую звезду. Но это такой же маразм, как все остальное. Звезды тухнут миллиарды лет. Но прежде их планеты превращаются в заледеневшие песчаные глыбы.

   Пламя костра потеряло свою силу. Оно стало похоже на покрасневшие морские волны, которые вздымаются над обугленными дровами и тут же исчезают. Но если в море волны бессмысленно бьются о берег, лишая его покоя, то здесь огненные языки вполне осознанно подразнивали ветер, и без того лишенный этого покоя. Ветер был беспощаден в своих гневных порывах и мигом разгонял красных бесят по потухшим углям. Чем меньше становилось света, тем более призрачными казались деревья, стерегущие поляну, и тем больше сгущалось кольцо темноты. Джон повернул голову в сторону Вайклера и почти безнадежно спросил:

   -- В твоей голове хоть какие-то мысли водятся?

   Эдрих пошевелил ногой поленья.

   -- Если вас интересует мое мнение, то вот оно: это не Земля.

   -- А что тогда?

   -- Чуждый мир, Черт Поймет Что, мы провалились в какую-то логическую дыру в пространстве. Это попросту необъяснимо.

   -- А давайте пожрем чего-нибудь, -- предложил Антонов. Он поднялся с травы, брезгливо стряхнул с себя ее сырость и уныло посмотрел на впавший живот.

   Вайклер продолжал сплетать хитроумные софизмы, не столько с целью объяснить происходящее, сколько заморочить себе и другим голову своим напыщенным блудословием, как будто этот риторический паллиатив поможет спастись от полного отчаяния.

   -- В общем, так: предположим, что за наше отсутствие цивилизация далеко продвинулась по части научно-технического прогресса. Люди изобрели новые источники энергии все более и более разрушительной силы. На Земле проводились эксперименты со все более непредсказуемыми последствиями. И вот, один из таких катастрофических экспериментов привел именно к тому нонсенсу, какой мы имеем несчастье наблюдать.

   Джон лишь скептически пожал плечами.

   -- Так мы жрать будем или нет? Желудок сводит. -- Антонов пошарил в карманах своего комбинезона, нашел там пару почерневших орешков, раскусил их и долго вглядывался в их пустующую сердцевину.

   Капитан кинул в умирающий костер охапку хвороста, и тот буквально восстал из тления. Огненные бесята повылазили из всех щелей, стали трепыхать своими аморфными телами, передразнивать друг друга, шипеть и искриться. Их беззаботная жизнь, зависящая от мановения чьей-то руки, вселяла некое утешение: все в мире иллюзорно, так стоит ли мучить рассудок ради красочной игры иллюзий?

   -- А как вам такой вариант: мы до сих пор находимся в анабиозе. Эскапический сон перешел в иную фазу. -- Джон зачем-то пощупал свое тело. -- Хотя признаюсь: никогда еще во сне я не мыслил так здраво и не чувствовал так явственно...

   -- И не бредил так безнадежно! Мы жрать идем или нет?! Там у нас в палатке куча шишек и грибов. Зря я их собирал?

   -- Чего ты заладил: "жрать", "жрать", "жрать"! Животное ты, Антонов! Здесь речь идет о высоких материях! -- повысив интонацию на слове "высоких", капитан воодушевленно поднял палец к небу.

   Александр презрительно сплюнул.

   -- Вот первобытные люди думали-думали о ваших "высоких материях" и превратились в таких выродков как мы. А не думали бы...

   -- Ага. Мы бы до сих пор чесали друг другу спины, ели вшей...

   -- И блаженны были бы! Идем жрать!

   Вайклер лениво махнул рукой.

   -- Знаете, парни, я бы сейчас отоспался с удовольствием. Под теплым одеялом... Мне уже осточертело, спасаясь от холода, зарываться по шею в песок и глотать одни кошмары.

   Джон сделал экзотичный знак пятерней, мол "будет исполнено", и обратился к Антонову:

   -- Алекс, наш люксовый номер там никем не занят?

   Палатка была сделана из ткани парашюта. Впрочем, из чего она еще могла быть сделана? Вайклер трепетно пробрался в ее недра, словно входил в святая святых. Коленки сразу же почувствовали мягкую перину. Отблески отмирающего света рисовали внутри палатки чуть различимые глазу контуры. Скомканное одеяло. Три подушки... Это же надо -- именно три! Ну, молодцы! Чуяли, что рано хоронить их легендарного штурмана.

   Когда Вайклер отдался мягким объятиям перины, да еще накрылся сверху шуршащим набитыми листьями одеялом, да еще представил рядом женщину... Большего счастья, казалось, и не надо. Он со сладким упоением втянул в себя чуть кисловатый воздух "люксового номера" и канул в небытие...

   Джон еще долго сидел возле костра и смотрел в небо -- небо, пугающее соей бездонной пустотой. Он все еще надеялся на чудо. Он все еще ждал, когда начнет светлеть горизонт. Он создал в своей душе религию здравого смысла и тайно ей поклонялся. Когда на его плечо легла рука Антонова, он вздрогнул от неожиданности.

   -- Плюнь ты на все эти загадки, капитан. Это черная вселенная с черным юмором.

   Антонов даже сам не представлял, насколько удачно он подобрал словосочетание.

руна двенадцатая

"Но прошлого нельзя вернуть,

Нельзя из памяти стереть.

О нем лишь можно сожалеть, --

Ведь то ошибок горьких путь."

   Вселенская тьма потому и была свята, что освящалась лишь собственным могуществом. Всякие поползновения к паритету ее безграничной власти считались вздором. Всякие оспаривания оного факта -- безумием. Островки жизни, вкрапленные в ее невидимую ткань, по сути являлись нонсенсом бытия.

   -- Вижу огни большого города! -- громогласно заявил Маулин. -- Судя по карте, это должен быть Познань!

   Дремлющий от усталости Лаудвиг лениво поднял голову и из произнесенных слов понял только последнее. Познань -- крупнейший после Варру-шивы город Панонии. Здесь наконец-то можно будет поесть и отоспаться, а главное -- выпить кое-чего покрепче перебродившего кваса, остатки которого еще плескались во флягах их обоза.

   -- Донесите караульным кто мы такие, и заворачиваем в ближайшую таверну! -- приказал Минесс. Его конь ретиво заржал, подтверждая сказанное.

   Лаудвиг окончательно проснулся лишь тогда, когда услышал звуки национальной панонской музыки и разноцветные факела, украшающие вход в таверну. Музыка оказалась совершенно чуждой его слуху. Воспитанный в утонченных вкусах школы Мориса, принц воспринимал все эти примитивные побрякивания на незатейливых инструментах мелодией для дебилов. Тем не менее, множество простолюдинов в исступлении плясали возле таверны, считая, что чем шире они махают руками и ногами, тем красивее выглядит их танец. Измотанные долгой дорогой франзарские солдаты неуклюже посваливались со своих лошадей и направились в распахнутые двери. Ольгу, дремлющую в клетке, оставили на улице. Князь Мельник тихо шепнул ей:

   -- Я вынесу чего-нибудь поесть... Потерпите, госпожа. Уже недолго осталось.

   Она лишь сонно открыла глаза, слегка кивнула и снова опустилась в спасительную дремоту. Князь с удивлением для себя заметил, что даже начал привыкать к ее внешнему облику. Ведьма выглядела не такой уж отвратительной, как поначалу. Искусно наложенные морщины не смогли полностью затмить красоты лица юной девы. Даже копна седых растрепанных волос, которую ей милостиво одолжила Нида, "любовница" Альтинора, как-то театрально и неестественно смотрелась на ее голове. Ольга была и оставалась сама собой -- тем милым божественным существом, которому поклонялись во дворце царя Василия. Ее простота поражала всех. Отец дарил ей богатые наряды, а она все раздавала своим подругам. Причем, подруг она выбирала себе исключительно из деревенских девок. С ними же проводила все свои игры и развлечения. Князь, вспоминая это, озабоченно вздохнул.