История Золотой империи - Автор Неизвестен -- Древневосточная литература
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Император, похвалив его за любовь к родителям, повелел ему отправиться домой для присмотра за больной матерью и уже по совершенном выздоровлении ее явиться к должности. В девятый месяц император говорил министрам: "В проезд мой в нынешнем году к водам Чунь-шуй, по проезжаемым округам и уездам я замечал, что низшие чиновники весьма исправно проходят свои должности. При частых наградах и повышениях, мною производимых, они все сделались так рачительны. Из сего очевидно, что лучше возбуждать рвение наградами, нежели наказанием". В десятый месяц Ши-цзун сказал министрам: "Читая историю дома Тан, я нахожу, что в то время только Вэй-чжэн был способен к преподаванию советов императору. Он вообще говорил о делах важных в государстве и по справедливости понимал обязанности старшего советника. Ныне советники с выбором предлагают советы о каких-либо маловажных делах потому только, чтобы исполнить свои обязанности. Касательно великих выгод или вреда для государства не предлагают никаких советов. Знают ли они их и не говорят, или в самом деле оных не понимают?" При сих словах министры остались безответными. В одиннадцатый месяц император говорил вельможам: Господа! Вы все достигли старости. Ужели нет людей, могущих заменить вас? Или непременно хотите ожидать, когда я сам узнаю их и определю к должности?" Потом, обратясь к Чжан-жу-би, сказал ему: "И ты равно столь известен через министра Ши-цзюя". Вань-янь-сян и Чжан-жу-би отвечали: "Если б мы действительно знали (людей достойных), то как бы смели не сказать о них? Но мы их не находим". "Во времена, описываемые Чунь-циу, — сказал император, — империя разделена была на многие отдельные княжества, кои, по их пространству, были малы и тесны, но и в них везде были мудрые. Господа! Вы просто не хотите представлять умных людей. Ныне только моими попечениями водворено спокойствие,[381] но в последующие века мои дети и внуки с кем будут советоваться и устраивать государство?" Все вельможи приведены были в стыд сими словами. В двенадцатый месяц в царстве Сунском помер государь Гао-цзун. Новый государь сунский Шао-цзун{520} прислал посла, извещая о трауре. Император говорил министрам: "Люди, вообще почитая ересь даосов{521} и ставя выше всего религию буддистов, полагают свое блаженство в безмолвии и в чтении священных книг. Но если я не допускаю народ до бедствия и доставлю государству спокойствие, не есть ли это выше их блаженства? Господа! Занимая должности министров, если вы действительно будете трудиться для пользы государства, предоставлять выгоды народу, то не только сами приобретете счастье (спокойствие), но распространите оное и на ваших детей и внуков".[382] "Дерзнем ли, — отвечал Ватэла, — не прилежать к сему всем сердцем? Только по недостатку дарований наших мы не можем совершенно понимать возложенных на нас должностей". "Ужели возможно для кого-либо, — заметил государь, — быть совершенным во всех делах! Довольно, если вы усугубили ваши старания". Император воспретил законом, чтобы нюйчжисцы не переменяли своих первоначальных фамилий на китайские, и чтобы никто из подражания не носил китайские одежды. Преступившего сие постановление повелел судить.
1187 год
Двадцать восьмое лето Дай-дин. В первый месяц император послал в царство Сунское вельможу Пуча-кэ-чжун для жертвоприношения над умершим государем Гао-цзуном. Во второй месяц из царства Сун (от государя Шао-цзуна) прибыл посол с вещами, оставленными прежним государем. Между сими вещами находились пять ваз яшмовых и двадцать стеклянных, разные луки и стрелы. Император отказался от принятия оных и, убеждая посла сунского увезти их обратно, говорил: "Это все любимые и редкие вещи вашего покойного государя. Вам надлежит хранить их для всегдашней памяти о нем, почему принять оные от вас было бы несправедливым. По возвращении, объявите мое мнение о сем вашему государю". В первый день третьего месяца император, по случаю дня рождения, принимал поздравления от вельмож в зале Цин-хэ-дянь и потом угощал их в зале Шэнь-лун-дянь. Во время стола князья и царевны по порядку подносили заздравные кубки с изъявлением долголетия государю. Император был очень весел и пел национальные песни нюй-чжи. В восьмой месяц император говорил министрам: "Недавно я узнал, что колено удигай{522} не хочет быть покорным. Если отправить туда посла спросить о причине их неповиновения, то, быть может, жители сего колена по упорству не станут оправдываться в обвинении, пойдут на наши границы, и их нельзя будет остановить.[383] Я всегда думаю, что хотя бы жители отдельных стран и были призваны в подданство, от этого для государства нет никакой пользы. Когда они приходят сами просить о принятии их в подданство, мы будем внимать их просьбам, но если они сами не являются к нам, то нам нужно употреблять усилия для того, чтобы они пришли. Это давнее и непременное правило прежних веков". Ши-цзун говорил министрам: "Закон употребления людей требует, чтобы всякого брать в службу с молодых лет, в крепости душевных и телесных сил. Но если постоянно будем держаться порядка при возвышении в должности, то большая часть людей будет употребляема под старость. Это весьма неблагоразумно. Когда бы Алухань употреблен был заранее, государство, без сомнения, приобрело бы в нем для себя опору. К сожалению, он уже устарел и сделался слаб. Господа! Вы обязаны заблаговременно обращать внимание на всякого, кто имеет дарования, могущие употреблены быть с пользой". В десятый месяц Сенат сделал представление о чиновниках, назначенных им к повышению. В этом представлении вообще он брал во внимание число лет службы. Император, рассмотрев оное, сказал: "Долговременность службы исследуют при производстве в чины людей обыкновенных. Но относительно тех, кои способности и поведение других превосходят, следует ли держаться обыкновенных правил? Для государственной службы потребны люди. Вы не распределяете
