Маньчжурская принцесса - Жюльетта Бенцони

– Тысяча чертей! Антуан Лоран!.. Но что вы здесь делаете?

– Этот вопрос уместнее задать вам. Кажется, вы не часто бороздите голубые воды Средиземноморья...

– И на то есть причины! – буркнул морской волк. – Это ваше озеро столь же коварно, как женщина. Сплошные капризы, мелководье, которое невозможно отличить от глубоководья, рифы, которые неразличимы, и все в том же духе! Это все Мелани. Ей, видите ли, захотелось посетить Сицилию и Корсику. Как-будто она не могла подождать, пока вы ее туда отвезете. А в результате через три часа после того, как мы обогнули Кровавый мыс, у нас случилась авария. Поэтому мы здесь!

Из всей этой речи Антуан расслышал лишь одно слово: Мелани! Он сделал глубокий вздох, начиная осознавать безмерность собственного счастья.

– Значит, она... она здесь?

– Да, и если бы не она, меня бы тоже здесь не было! – продолжал бушевать старый Тимоти. Затем, приглядевшись, он добавил совсем другим голосом: – И часто вам случается так сильно втюриться?

– Да уж сильнее некуда, – признался Антуан. – Но уж постарайтесь меня извинить. Ведь это со мной в первый раз. Говорят, в первый раз всегда так бывает... В общем, я сам себе удивляюсь.

– Не стоит! Можете теперь сходить с ума на пару с ней. Вот уже несколько месяцев я таскаю свою внучку по морям, но ничто не может ее удовлетворить.

– Как, неужели она остыла к морским путешествиям? Ведь она всегда их обожала.

– Я и сам не возьму в толк! Глядя на самые восхитительные пейзажи, она то и дело вспоминает Шато-сен-Совер. Ах, Шато-сен-Совер, он и такой, и разэтакий... Мне до того надоело, что я уши затыкаю!– Вы можете поглядеть на него своими глазами! – воскликнул Антуан, в голосе которого звучало райское блаженство. – Это недалеко отсюда.

В этот момент люк на палубе приподнялся, и вслед за насытившим воздух запахом поджаренных сардин из него показался .юнга в колпаке из красной шерсти, натянутом до самых бровей. В руке юнга держал двузубую вилку, а на груди его красовался представительный белый фартук.

– Дедушка! Все готово... – начал он.

Недоговорив, юнга издал крик ужаса, ибо, прыгнув, Антуан неожиданно сорвал колпак, позволив роскошной золотисто-шатеновой шевелюре рассыпаться по плечам. Потом, сжав в своих объятьях то, что сперва показалось юнгой, Антуан стал осыпать неистовыми и беспорядочными поцелуями волосы, щеки, руки, даже вилку. Девушка громко протестовала, но, по правде сказать, вырывалась слабо и больше для виду.

– Пустите меня, Антуан, ну пожалуйста!.. Я ужасно выгляжу!..

– Вы еще красивее, чем всегда. Солнце вызолотило вас чудесным загаром, под которым скрылись веснушки. Вот уж порадуется ваша матушка!

– Боже, до чего же вы противный! Разве можно вот так сваливаться на голову, даже не предупредив...

– Так уж получилось! Каким идиотом я был, отпустив вас два года назад! Но теперь с этим покончено! Вот я вас держу и никуда больше не выпущу... Довольно я настрадался!

– О чем вы, Антуан!..

– О, Мелани, любовь моя, скажи мне, что ты меня любишь! Я тебя обожаю, я схожу с ума от любви к тебе... Вы согласны выйти за меня замуж?

Мелани наморщила свой маленький носик, а в глазах ее появилось явное желание напроказить:

– А если я не согласна?

– Тогда повторите свой отказ, и я брошусь в море вместе с вами! Если нам не суждено жить вдвоем, тогда хоть умрем вместе!

Вместо ответа девушка с неожиданной нежностью обвила руками шею Антуана, запечатлев на его губах страстный поцелуй с привкусом розмарина и оливкового масла. Их поцелуй мог бы продлиться целую вечность, если б дедушка, сперва вежливо откашлявшись, не похлопал по плечу Антуана.

– Гм... Извините меня, вы оба, но на седьмом небе не удовлетворишь чувства голода. Так что я предлагаю отправиться в какое-нибудь портовое бистро и хорошенько заправиться, потому что твои сардины, моя девочка, уже давно обуглились...

В тот же вечер в Париже моряки обнаружили в зарослях острова Гранд Жат на Сене обезображенный труп женщины, который, судя по всему, очень долго находился в воде. Судя по обрывку веревки, обвязанном вокруг лодыжек, к телу, перед тем как бросить его в воду, привязали груз. После экспертизы судебный врач констатировал, что убитая была азиаткой, а точнее китаянкой, но комиссар Ланжевен пришел к другому выводу. То был труп маньчжурки, по имени Пион. Что касается убийц, то комиссар принял твердое решение не разыскивать их. Сожалея лишь о том, что он не может предупредить о случившемся Орхидею, комиссар закрыл это досье.

ЭПИЛОГ

Шато-сен-Совер: рождество 1918 года

Дорога, обсаженная платанами, вела к небольшому римскому мостику, под которым между каменистых берегов струился прозрачный ручей. Массивный автомобиль марки «Делайе-Бельвиль» затормозил на мосту, после чего вновь набрал скорость, приближаясь к замку. Солнце клонилось к закату и готово было вот-вот скрыться за холмами, а отблески его лучей уже не достигали долины с зарослями дикого розмарина, лаванды и ежевики. Сидевший за рулем Антуан бросил быстрый взгляд на Пьера Бо, целиком закутанного в шотландский плед, из которого торчала голова в шлеме.

– Ты не устал?

– Совсем наоборот! До чего ж прекрасно вновь оказаться в этих краях!

Оба друга утром выехали из Лиона. Пьер Бо выздоравливал там в военном госпитале, и Антуан без труда получил разрешение на то, чтобы забрать его на рождество в свои провансальские владения, где тот мог оставаться, сколько пожелает. Сюда же должны были выслать документы о его демобилизации.

Всю дорогу друзья почти не разговаривали. Ни того, ни другого никак нельзя было назвать болтунами. К тому же, Пьер понимал, что для управления автомобилем требуется внимание водителя. А за два предыдущих посещения Антуаном лионского госпиталя оба успели рассказать друг другу свою «историю войны». Ведь за четыре года военных действий им не довелось встретиться ни разу. Пьер, имевший опыт проводника спальных вагонов, мог бы остаться работать на железной дороге. Однако он предпочел пойти на фронт, причем в пехотные части. Пехота же, став «королевой битв», заплатила наибольшую дань богу войны. Наш художник, несмотря на свои пятьдесят лет, немало отличился на фронтах Востока, который был ему хорошо знаком. Он окончил войну без единой царапины, но с несколькими наградами и в звании полковника. Последнее вызывало у него скорее смех, чем тщеславие. Конечно, своим выдвижением он был обязан многим годам, проведенным в секретной службе, нескольким собственным успехам, но более всего – тому факту, что является зятем престарелого Депре-Мартеля, этого тайного столпа республики.

Узнав о своем произведении в полковники, Антуан отреагировал на новость приступом безумного, не характерного для него смеха. Представители высшего командования и представить себе не могли, что они произвели в высшие офицеры преступника. Но все это осталось в прошлом. Последним его подвигом в этом роде была кража в музее Чернуччи, где и похитил-то всего один экспонат. Впрочем, он не испытывал раскаянья в этом своем специфическом опыте. Ведь каждый раз, когда шел на преступление, делал это, чтобы помочь кому-либо. К тому же, лишив тех или иных состоятельных людей одной-двух драгоценных вещей, он не наносил смертельного удара их богатствам.