Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За день до этого, в воскресенье, Борис попрощался с семьёй дяди Мити, и поэтому сразу же после окончания торжественного собрания в ЦИУ бросился по магазинам, чтобы купить что-нибудь из продуктов и из одежды в подарок своим. Ещё ранее он приобрёл весь намеченный им хирургический инструментарий, после этого осталось немного денег. Кроме того, ему удалось сэкономить кое-какие деньги из стипендии. Его товарищи давно поняли, в каком стеснённом материальном положении находился Алёшкин, и поэтому все расходы на развлечения, а часто и на питание — ужин и завтрак, брали на себя. Это стесняло Бориса, но его друзья делали это в такой форме, что отказаться от их помощи было просто неудобно. Таким образом, он и сумел приобрести кое-что для детей и Кати. Из писем жены он знал, что в последнее время в Александровке стало плохо с продуктами, особенно с такими, как масло, сахар, сыр; колбасы не было и раньше. Среди курсантов ходили слухи, что вывозить продукты из Москвы не разрешается, и якобы на вокзалах сотрудники линейных отделений Транспортного отдела ГПУ отбирают у пассажиров продукты, которые они с собой пытаются увезти. Но несмотря на это, врачи делали покупки и упаковывали их в чемоданы.
Действительно, перед отъездом на Курском вокзале у Алёшкина, как и у других пассажиров его поезда, чемоданы были проверены, но, видно, количество увозимых Борисом продуктов было настолько незначительным, что не привлекло внимание проверявших. Может быть, некоторое послабление ему было сделано и потому, что он ехал по воинскому билету (и туда, и обратно он предъявлял литер, выданный военкоматом). Так или иначе, он беспрепятственно сел в поезд со всем своим багажом и поздним вечером 31 декабря 1940 года уже выходил на станции Котляревская в своём районном центре — посёлке Майское.
Телеграмму о времени приезда он не давал, но, на его счастье, с этим же поездом откуда-то ехал директор завода Текушев. Они встретились на вокзале, и последний, узнав Бориса, предложил ему место в своей машине. В Александровке директор вышел около завода, а Борис доехал до дома и, к великой радости всех своих дочерей, Кати и даже домработницы Нюры, за несколько часов до нового, 1941 года торжественно появился в своей большой кухне, где в тот момент собралась вся семья. Нечего и говорить, что всё привезённое им — обувь, материя, платья и продукты — было встречено с ликованием.
Глава восьмая
Вскоре после приезда Бориса Нюра, получив свой подарок из Москвы, ушла встречать Новый год домой. Дети кое-как дождались двенадцати часов, причём Майя уже совсем спала за столом, покушали приготовленных закусок и тоже отправились спать. Не спали лишь Борис и Катя. Они забрались на свою импровизированную двуспальную кровать, и тут, оставшись одни, смогли спокойно поговорить. Катя рассказала, как сумела отбиться от назойливых притязаний Текушева, преодолеть вражду и даже достичь более или менее нормальных взаимоотношений с его женой; как ей, благодаря огромной природной трудоспособности, настойчивости и достаточному опыту в канцелярской работе, удалось фактически стать не только необходимым, но, собственно, почти незаменимым работником конторы завода; как вследствие этого, умея сходиться с людьми, она наладила достаточно хорошие отношения с бухгалтером Топчинянцем, главным инженером Котовым и его женой, начальником отдела кадров Станицким, секретарём партячейки Любавиным, председателем месткома и многими другими. У неё завязалась настоящая дружба с зав. складом Пряниной.
Рассказала Катя, что почти весь медперсонал больницы и амбулатории к ней относился очень хорошо, исключение только составлял один А. И. Чинченко, который, хотя открыто своей враждебности не проявлял, но был подчёркнуто официален и сух.
Совсем по-другому сложились отношения между Катей и акушеркой Матрёной Васильевной и её сестрой. Эти две пожилые женщины приняли Катерину как близкого, почти родного человека, и она у них всегда находила самое дружеское расположение и помощь.
— Так что, — закончила свой рассказ Катя, — я без тебя тут совсем уже обжилась, и мне кажется, что можно прожить в Александровке долгие годы, пока не вырастут дети, а уж тогда, окрепнув материально, оперившись, так сказать, и переезжать в какой-нибудь большой город. А ты как думаешь? — немного обеспокоенно спросила она молчавшего до сих пор Бориса.
Её беспокойство было понятно: дело в том, что среди медперсонала больницы и амбулатории циркулировали слухи, что, дескать, теперь, когда Борис Яковлевич повысил свою квалификацию как хирург, он вряд ли захочет сидеть в какой-то участковой больнице, а будет стремиться перебраться в город. Как потом стало известно, источником этих слухов был Чинченко, которому очень хотелось, чтобы они сбылись, и врач Алёшкин, как и его предшественники, поскорей бы убрался из Александровки, оставив её в полном распоряжении старого фельдшера. Даже недолгое пребывание молодого, но значительно более эрудированного медика, уже в какой-то мере подорвало авторитет Чинченко, и ему довольно часто приходилось слышать в ответ на свои советы такие замечания больных: «А доктор Алёшкин советовал делать вот так» или «А доктор Алёшкин мне выписывал вот это лекарство, и оно мне помогло». Эти и подобные им замечания больно били по самолюбию старого фельдшера, и он очень хотел, чтобы новый врач как можно скорее покинул станицу. Как опять-таки потом выяснилось, Чинченко даже предпринял в этом деле некоторые шаги, посоветовав новому зав. райздравом фельдшеру Симоняну перетащить Алёшкина в Майскую больницу.
Выслушав рассказ своей Катеринки, Борис некоторое время молчал, затем твёрдо сказал:
— Ну что же, Катя, ты права! Как бы мне ни хотелось вплотную заняться хирургией, но надо, в конце концов, подумать и о тебе с детьми! Кроме того, я и здесь свои хирургические стремления не заброшу. Думаю, что колхоз и завод мне помогут, и мы пристроим к своей больничке хирургический блок, ведь если большая часть хирургических больных будет лечиться здесь, на месте, а не отправляться в Майское или Муртазово, то это и для колхоза, и для завода будет только выгодно. Так что проживём здесь ещё лет десять, нам ведь спешить некуда.
Услышав этот ответ, Катя радостно засмеялась, обняла своего Борьку и, прижавшись к нему, прошептала:
— А я так и знала, что ты так решишь, так и знала!
И не думали они тогда, счастливые, любящие друг друга, что очень скоро, даже слишком скоро все их планы поломаются, все их мечты рассыплются в прах, и что жизнь, которую они уже
