Пламя моей души - Елена Сергеевна Счастная

— Как сумела, то наука для тебя бесполезная, — Елица пожала плечами. — Но в том, поверь, спасение для Остёрска и всех земель, что под его властью находятся. И видела я достаточно, чтобы смотреть на тебя так же, как ты смотришь на меня сейчас, хоть я ни в чём перед тобой не виновата, — в груди словно закипало что-то, разгоняя по телу горячечный гнев. Словно только сейчас, оказавшись рядом с княгиней, она осознала до конца, что та однажды натворила. — Только ты виновата в том, что с твоими сыновьями после случилось. Из-за ревности. Убить мою мать хотела…

— Не хотела я её убивать, — повысила голос Любогнева. — Светояр сам её оттолкнул. Испугался того, что случилось между ними. А я… Просто припугнуть её хотела, чтобы отвадить от него. Молодая была ещё. Чаяном тяжела тогда. Не знала, что до такого дойдёт. Что окажется она в силе проклясть моих детей.

— А после всю жизнь боялась, — добавила Елица уже спокойнее, — что Отрад объявится совсем и Чаяна потеснит?

— Он и потеснил бы. Кто бы ни победил: Борила или Светояр. Но я не желала ему смерти. И не желала небытия без наследников. Но так уж Макошь посудила. Или Перун.

Княгиня замолчала, опустив голову.

— Ты права, княгиня. Я едва не довела до распри между твоими сыновьями, — после недолгого молчания вновь заговорила Елица. — Но я сумела понять, что мне нужно на самом деле, раньше, чем случилась беда. И мне жаль, что мать и отец… Что ты и Светояр не сумели понять это так же.

— Ты ведь сумеешь спасти Ледена, — сказала вдруг княгиня тихо. — Вы связаны с ним особо. Я это ещё тогда заметила. Ты сумеешь его спасти? Освободить?

Она подняла взгляд — совсем пустой, будто помертвевший. Словно водой талой залило его до краёв воспоминаниями о прошлом. И тревогой за детей своих — как всегда.

— Я сделаю всё. Всё для этого.

Любогнева улыбнулась одним уголком рта. А после вдруг поднялась, глянула снова на отрез для рубахи его. Кивнула одобрительно.

— Справная выйдет рубаха. И цвет прямо для него.

Она повернулась и вышла из горницы.

Показалось, на нынешнее вече бояре со своими ближниками собрались ещё скорее, чем в прошлый раз. Хоть и погода вдруг, сохраняя вёдро все те дни, что ездила Елица со спутниками до Полянки и обратно, вдруг решила напустить хорошего дождя. Собрались накануне тучи крутобокие над лесом, поползли к Остёрску, навалились тяжёлыми валунами — и открыли все хляби, что в них хранились. Всю ночь стучал дождь по крышам, по листве лип и берёз в саду. И, кроме голоса его, не слышно было больше ничего.

Утром разбудила Елицу Вея. Ливень стих, только падали его остатки с ветвей и козырьков крыши, расплёскиваясь по мокрой траве. Как вышли они с наперсницей к вечевому полю, так издалека ещё заметили, что народу там собралось немало вовсе. Толпились ещё поболе, чем в тот день, как выбрали Знаслава князем. Уж так им, верно, узнать хотелось вести о Сердце, которых все ждали с каждой седмицей всё сильнее.

Стрый Знаслав уже был там. Не стал он садиться в кресло рядом с тем, что для Любогневы поставили, встал на том же помосте, куда братьям надо было подняться. Кивнул Елице приветственно и вдаль вперился задумчиво, словно гадал, какая нынче судьба его ждёт.

Всё повторялось как будто. Точно утро то первого веча по второму кругу наматывалось на ворот жизни. Но странно, не было ни мига, когда взволнованно зашлось бы сердце, хоть и многое надо было Елице перед людом рассказать. Перед боярами и волхвами. Они тоже были здесь: мужчины и женщины, молодые совсем, только принявшие мудрость Богов, и постигшие многие её глубины.

Елица скользнула взглядом по их лицам. Задержалась только на Ерше, который смотрел и вовсе невозмутимо, устало даже.

Только раз в груди замерло — как пришли братья, и все на них тут же заооборачивались, расступились почтительно, пропуская, переговариваясь тихо о них между собой и провожая любопытными и ожидающими взглядами. Казалось, княжичи не беспокоились ни о чём. Несли в себе решительность твёрдую сделать всё, чтобы нынче выбор оказался правильным.

Леден подошёл к краю помоста, удерживая взгляд Елицы, замечая улыбку лёгкую, что пробежала по губам, только ему предназначенную. Она стиснула пальцами ладонь, которую он ей подал, опёрлась чуть сильнее, чем нужно — чтобы соприкосновение их было теснее в этот миг. И заполыхало всё внутри лишь от того, что видела она его перед собой, такого близкого, открытого — её, всего без остатка. И слов не надо было, чтобы это понять и ощутить.

— Нынче княжна Велеборская говорить желает, прежде чем мы судить будем, кто дальше стол княжеский занимать станет, — заговорил он громко, провожая Елицу в серёдку. — И нам есть, что сказать. А уж верить тому или нет — то народу решать надобно.

Она встала между ними с Чаяном, посмотрела внимательно на Знаслава, который оглядывал её беспрестанно: уж верно, как узнал, что тайна Сердца стала ей известна, так возжелал сильно, чтобы в руки она его попала. То ли просто выведать всё хотел. То ли и вовсе своей делать — то, что моложе его сильно, никогда для мужчин преградой не было. А место меньшицы рядом с ним, кажется, было по-прежнему свободно.

О том только и гадать остаётся.

— Да, я хочу сказать многое, — кивнула Елица и медленно забрала свою руку из пальцев Ледена, хоть и хотелось задержать её. — Перед людом остёрским. И перед боярами почтенными, — она повернулась к ним и поклонилась слегка, как подобает перед старшими. — А прежде всего хочу сказать, что княжичи теперь от проклятия, которое долго над ними довлело, избавлены. И Сердце Лады… Сердце Лады найдено.

Она набрала в грудь воздуха, чтобы продолжить, да прервал её гомон всколыхнувшийся от края до края вечевого поля. Даже бояре загомонили, словно мальчишки: встревоженно и радостно, переглядываясь и хлопая друг друга по плечам, будто победили в какой-то давней битве, которая пила из всех силы год за годом. Да так оно и было, если подумать. Сколько было сражений с войском Светояра. Откатывали друг от друга волны ратников, расходились по весям своим и городам, чтобы раны залечить, перевести дух, а