Пламя моей души - Елена Сергеевна Счастная

Ни тени злобы в голосе или обиды. Знает всё уже, но от сомнений последних избавиться, видно, не может. Не верилось ему, наверное. Да и ей пока тоже, признаться. Елица опустила обручье назад в сундук, оставив его открытым — чтобы не забыть после.

— Нет, — сказала спокойно. — Отдам Чаяну сегодня. Я решила всё. И коли хочешь ты того же…

— Хочу. Ты не представляешь, как сильно. Да только уверена ты, что проклятый всеми мирами нужен тебе на всю жизнь?

— Уж не знаю, как в других мирах, а в этом нет больше на тебе проклятия, — Елица подошла чуть ближе, всматриваясь в пасмурную глубину его глаз. — И жизнь мне не нужна такая, в которой тебя рядом со мной не будет.

Леден, кажется, и не ожидал такое услыхать: об освобождении хоть от одной напасти. Он улыбнулся сдержанно — как и всегда. Но даже от этого короткого, но тёплого проблеска что-то в груди дрогнуло. И лёгкое покалывание пробежалось по ладоням: коснуться его захотелось немедленно. Да Леден погас вмиг и опустился на ларь, что недалёко от лежанки его стоял. Запустил пальцы в волосы, разодрал пряди чуть спутанные с тихим вздохом.

— Я не хочу тебя неволить, Елица, надеждами пустыми к себе привязывать, — проговорил, вновь поднимая на неё взгляд. — Настаивать рядом со мной быть, коль скоро это для тебя опасно. Но ты знай: другой нет для меня. Нет никого больше. И попросить только хочу дать мне время понять, что делать дальше. Как преодолеть это, найти выход, освобождение от Мораны. Если ждать будешь...

— Не буду, — она покачала головой, делая ещё шаг к нему. — Не буду ждать. Хватит.

Показалось, лёгкое смятение пронеслось во взоре княжича. Он застыл, скованный то ли ужасом, то ли растерянностью. А она улыбнулась только: надо ж, напугала. Приблизилась неспешно, опустила ладони на его голову, скользнула ими по вискам, огладила скулы и щёки, покрытые длинной мягкой щетиной. Леден обхватил её за талию и вжался лицом в живот, вдохнул медленно, поглаживая спину.

— Ты пламя моё, Еля, — шепнул. — Мне кажется, что внутри уже ничего не осталось, кроме него.

Он встал, скользя руками вверх, к плечам, остановился на лопатках и к себе её прижал. Вдавил в грудь свою — и будто дыхание одно на двоих стало. Леден склонился и завладел губами Елицы, а она просто отдалась полностью на волю его, принимая, раскрываясь в ответ. Он гладил косы тяжёлые, спину и округлости — поверх рубахи. И казалось, что ткань вспыхнет вот-вот — и тогда наконец не останется никаких преград между ними. Елица расстегнула ворот рубахи, испачканной в засохшей крови и позволила себе хотя бы ладони под него сунуть, пока целовал княжич её неспешно и глубоко. А после стянула вовсе и в сторону отбросила. Прохладная кожа его не остужала пыла, что охватывал всё крепче горячим коконом, дурманил мысли и сбивал дыхание в тугой комок. Но губы Ледена были такими притягательными, что не оторваться никогда. Никогда не насытиться вкусом их и влажной мягкостью.

И легко так становилось в голове от слов высказанных, от принятия друг друга, от обещания — пуст и прямо не высказанного — быть теперь вместе. Елица готова была пойти дальше с ним — дорогой, которая, может, приведёт их к отгадке, как от власти Мораны избавиться, ведь не даст та покоя. Главное, что они будут рядом. А там, может, научатся чему, сумеет Леден собой владеть, коли случится не раз ещё такое, как шагнёт он за грань во сне. Порознь они этого никогда не узнают. Можно бежать друг от друга, сторониться и сетовать на недолю, которая бросила между ними такую пропасть — но уж поняли они оба, что не принесёт это им спокойствия, не сделает счастливее.

— Идти надо, — Елица с трудом прервала поцелуй. — Только нас, верно, ждут.

Опустила взгляд на губы княжича, прижимаясь лбом к его лбу. Он улыбнулся слегка, унимая дыхание собственное. Но всё ж отпустил, напоследок смяв пальцами кожу на талии Елицы через рубаху. Она едва удержала стон, что кинулся наружу по горлу, но так и не излился. Подхватил с сундука Леден понёву, которую она подготовила, чтобы надеть, подошёл со спины и обхватил ею бедра её, неспешно завязывая тесьму на поясе. А сам прижался губами к шее сзади, открытой, пока повой не надела. Елица поёжилась притворно, а сама даже глаза прикрыла — как хорошо.

Да тут же улыбка с губ сошла, как провёл ладонью Ленен по её животу вверх и стиснул грудь через рубаху. Прошёлся кончиком языка по чуть влажной от охватившей тело истомы коже и губами прихватил. И пыхнуло внутри жаром нетерпеливым — не удержать,кажется.

Но, заранее громко кашлянув, вошёл Брашко — словно за них всё решил. Упёр взгляд в землю нарочно, чтобы, верно, не застать ничего непотребного. Да княжич и рук не убрал, продолжая держать Елицу за талию крепко. Уж от отрока своего, видно, ничего скрывать теперь не желал.

— Идём мы, идём, — буркнул с нарочитым недовольством.

Быстро обтёрся он влажным полотенцем и другую рубаху надел, поглядывая на отрока, который встал в ожидании у входа, всем видом своим подгоняя. Елица краснела отчаянно, не зная уже, как с этим справиться, да как сейчас на глаза мужам показаться, когда наверняка они уже догадались, что княжича вместе с ней так в шатре задержало.

Но оказалось всё не так страшно, как Елица успела себе придумать. Парни притихли, как она появилась перед ними, стёрли с лиц скабрезные ухмылки. И, думается, причиной тому стало не столько их желание не смущать княжну, сколько грозный и мрачный, что тёмная пещера, взгляд Чаяна, который наблюдал за всеми пристально. И каждый, кто натыкался на него, тут же терял всякое желание уколоть младшего Светоярыча беззлобной поддёвкой или многозначительным взглядом. А уж Елицу — и подавно.

Она прошла между мужчин прямо к Чаяну, чувствуя холод серебра в сжатой ладони, что ничуть не отступало под её теплом. Остановилась напротив, приподняв голову, чтобы в глаза его смотреть. Тот нахмурился, вздохнул тихо и руку подставил, всё сразу распознав. Парни совсем замолчали: кто пошёл помогать сворачивать шатёр оставшийся и вещи в телегу грузить, кто кто лошадей выводить.

— Значит, всё ж твёрдо решила, — Чаян опустил