Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня - Луи Жаколио

— Какую любовь я стяжал у этих людей, — думал про себя умиленный Джильпинг, — и какое изумительное рвение к делам веры!

Ежедневно два раза, утром и вечером, чуть не все население деревни — женщины, воины, дети и старцы — приходили в его парк и, рассевшись полукругом на земле, с лицами, обращенными к нему, внимали с детским любопытством и вниманием пению псалмов, затем под аккомпанемент кларнета сами насвистывали мотив или молча слушали музыку Джильпинга. Но однажды, когда после слишком обильного возлияния из своих неистощимых запасов бренди и виски достопочтенный мистер Джильпинг после гнусавого пения псалмов и довольно продолжительного наигрывания на кларнете пустился отплясывать самый отчаянный танец, нготаки, глядя на него, так воодушевились, что также принялись отплясывать кто во что горазд, подражая его жестам и движениям, и с этого времени каждое молитвенное собрание должно было неминуемо оканчиваться танцем. Но ведь и царь Давид тоже плясал перед ковчегом, следовательно, в пляске нет ничего греховного, так как царь Давид, без сомнения, пример, достойный подражания! — думал английский проповедник.

Слух о кобунге нготаков дошел и до нирбоа, и до дундарупов, и счастливые обладатели доброго гения, пришедшего из страны предков, стали еще усерднее сторожить своего кобунга из опасения, чтобы его не похитили у них.

Джильпинг написал Лондонскому Евангелическому обществу о том, что он обратил весьма многочисленное и могучее племя австралийских туземцев и что теперь необходимо прислать сюда настоящего проповедника — священника. Но до сих пор еще не было известно, какие последствия имело в Лондоне его письмо; кроме того, было также неизвестно, пожелают ли нготаки примириться с этим заместителем.

Узнав о всем этом от Виллиго и Коанука, наши друзья весело посмеялись, но вместе с тем решили отправиться к нготакам вскоре после празднества и освободить своего друга Джильпинга.

Кроме того, Виллиго сообщил, что они встретили на дороге развозившего европейскую почту курьера, который сказал, что сегодня же прискачет во Франс-Стэшен.

В то время в Австралии еще не существовало регулярной почты, и местные фермеры, скваттеры и владельцы крупных участков нанимали за свой счет курьера, исполнявшего должность почтальона, и содержали специально для этой цели разгонных лошадей.

Прибытие такого курьера считалось настоящим событием в жизни переселенцев из Европы. Не успели Виллиго и его юный спутник докончить свой рассказ о путевых встречах, как раздался рожок курьера, возвещающий о его прибытии. Дик и Оливье бросились навстречу ему и, распорядившись, чтобы почтальона накормили, пока будут седлать для него свежую лошадь, принялись разбирать письма.

Прежде всего были отобраны письма капитанов, механиков и других служащих на прииске и тотчас же отосланы им, затем уже занялись и личной корреспонденцией.

— Мне некому писать: все мои близкие и родные давно умерли, а все, кого я люблю, здесь! — сказал Дик с легким оттенком грусти в голосе.

Для Оливье было около двадцати писем, в том числе одно заказное; заказные письма почему-то обладают свойством привлекать особое внимание получателя, и Оливье, взглянув на него, недоумевал, от кого бы оно могло быть. Разорвав конверт, он пробежал его глазами, и невольное восклицание сорвалось с его губ.

— Что такое? — спросил заинтересованный Дик. — От кого это?

— Люс, бывший барон де Функаль, бывший португальский консул в Мельбурне! — прочел Оливье.

— Тот, кто так предательски обманул нас!

— Но который не захотел, чтобы мы погибли от удушения… не надо забывать и этого, милый Дик: без него этот человек в маске…

— Упокой, Господи, его душу! — прошептал Дик. — Ну что же господин Люс пишет?

— Вот увидим. Слушайте! — сказал Оливье и принялся читать вслух.

Граф!

С того самого дня, как вы и ваш друг пощадили мою жизнь, на что я не имел никакого права рассчитывать, я только и думал о том, чем бы мог быть вам полезен в вашей трудной борьбе не с Обществом Невидимых, как вы полагаете, а с предателем, обманывающим и Общество, и вас, имени которого я, к несчастью, не смею вам назвать, связанный клятвой, но которого вы знаете под именем «человека в маске».

— Он, вероятно, не знает, что негодяй погиб! — заметил канадец. Оливье продолжал:

«Человек в маске», которого вы, вероятно, считаете мертвым, так как он рассказал мне все подробности страшного взрыва в Красных горах, только чудом избежал смерти благодаря тому, что за несколько минут до взрыва, схоронившего под обвалом горы трехсот пятидесяти лесных бродяг, возымел желание осмотреть поближе серное озеро и отошел шагов на двадцать по его берегу, где и находился в момент катастрофы. Несмотря на это, силой сотрясения его сбило с ног и засыпало комьями земли и камнями так, что он на мгновение лишился сознания. Придя в себя, он услышал вблизи голоса и хотел было позвать на помощь, но сдержался, и это спасло его. Вы стояли всего в нескольких шагах от него, и он слышал, как вы рассуждали о его смерти, в которой были вполне уверены.

Сейчас он проехал через Париж, где я с ним виделся, по пути из Петербурга в Австралию; его намерения — страшно мстить всем вам, но какими средствами он рассчитывает на этот раз достигнуть своей цели, он благоразумно умолчал, мне удалось уловить только из его слов, случайно оброненных им в общем разговоре, что он совершенно уверен теперь в своем торжестве… Он говорил, между прочим, об адских машинах и электричестве как средствах вашей гибели, о каких-то новых научных открытиях и новейших изобретениях. Но когда я попытался добиться от него чего-нибудь более определенного, он стал давать уклончивые ответы, видимо, не доверяя мне. Пусть это предостережение послужит вам на пользу и хоть отчасти загладит мою вину по отношению к вам. Меня бы никогда не склонили действовать против вас, если бы не уверили, что вы интриган, старающийся всеми средствами завладеть одним из крупнейших состояний в России!

С того момента как вы получите это письмо, будьте настороже во всякое время дня и ночи, где бы вы ни находились. Это — мой дружеский совет! Будьте настороже и ожидайте тайного или явного нападения!

Оливье еще не дочитал этого письма, как Виллиго беззвучно вышел вон; постоянно общаясь со своим другом Тиданой, он настолько научился понимать по-французски, что для него не пропало ни единое слово из письма Люса. Вероятно, он поспешил предупредить своего верного Коанука о важной новости и опасности, снова грозящей молодому французу.