Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня - Луи Жаколио

— И, быть может, вы были бы правы, поступив так! — задумчиво прошептал Оливье, затем, обращаясь к Бигану и Ле Гуэну, добавил:

— Господа командиры, сегодня вечером мы выйдем в открытое озеро с обоими судами и основательно исследуем этот случай, будьте готовы!

— Слушаюсь! — ответили моряки.

Затем Оливье и Дик направились рука об руку домой.

— Я уверен, мой друг, что вы не верите в эту басню о приведениях! — заметил Оливье.

Дик только покачал головой, но ничего не ответил.

— Что касается меня, то я абсолютно не верю ни в призраки, ни в приведения, я чрезвычайно заинтригован и даже встревожен тем, что говорил Ле Гуэн и подтвердили все остальные. Сколько я ни напрягаю свой ум, я не могу подыскать никакого правдоподобного объяснения этому странному случаю!

— Согласны ли вы принять на время за абсолютную истину все, что вам рассказал Ле Гуэн? — спросил канадец. — Это могло бы послужить основанием для наших исследований.

— Пусть так! Но это едва ли разъяснит что-нибудь! Но скажите прежде всего, вы сторонник этой экспедиции?

— Безусловно, мой милый Оливье! Все это слишком важно, чтобы не проверить этого лично. А завтра мы увидим, какие результаты нам даст экспедиция! Пока же посмотрим, к каким заключениям можно прийти, основываясь на том, что мы знаем. Прежде всего, скажите, знаете ли вы какой-нибудь практический способ заставить скользить огонь по воде в определенном направлении с рассчитанной скоростью, а затем опуститься под воду, не задувая его?

— Да, это можно сделать с помощью электричества. Но для того, чтобы держать на воде управляемую электрическую лампочку или фонарь, надо, чтобы где-нибудь поблизости находился электрический аппарат, которого, кажется, никто здесь в Австралии не может изготовить. Такой аппарат или машина может находиться на судне, которое в ночное время можно было бы не заметить, так как оно могло бы держаться на очень далеком расстоянии от лампочки!

— Но на нашем озере, в такой дикой местности, где наши суда и туземные пироги крейсируют постоянно, присутствие постороннего судна или электрической машины совершенно невозможно!

— Я с вами вполне согласен.

— Ну, а что вы скажете об этом черном выпуклом предмете, не то ките, не то киле шлюпки, который не отставал от судна, делающего двенадцать узлов, и даже мог три раза обойти вокруг него, для чего, как известно, требуется быстрота хода, втрое превышающая ход данного судна! Машина ли это, скажите!? А когда не существует никакой возможности объяснить что-либо естественным путем, то поневоле приходится приписывать непонятные явления сверхъестественному!..

— Подождем до завтра, — возразил Оливье, — я произведу самые тщательные расследования, и, надеюсь, мне удастся доказать, что сверхъестественное существует только в воображении суеверных людей!

Как уже, вероятно, догадался читатель, таинственное существо, напутавшее бретонцев, было не что иное, как «Лебедь», один из спутников «Ремэмбера», которого Джонатан Спайерс пожелал испробовать, чтобы убедиться, что он так же исправен во всех отношениях, как и сам «Ремэмбер». Случайно встретив «Княжну», капитан благодаря акустической трубке узнал, что судном командует француз, и, не нанеся ему никакого вреда, позабавился только тем, что слегка напугал его экипаж, наотрез отказав Ивановичу, предлагавшему ему повторить в данном случае то, что было проделано ими с армиями республики Панама.

— Я уже говорил вам, — сказал Джонатан Спайерс, — что в трудную минуту жизни я был спасен неизвестным французом, и я до сих пор жалею, что нигде не встречаю его, чтобы выказать ему мою безграничную признательность. А так как мне не представляется отблагодарить лично его, то я решил не причинять ни малейшего зла ни одному из его единоплеменников.

По этому поводу между Джонатаном Спайерсом и Ивановичем произошел весьма знаменательный разговор.

— Я обещал, — говорил капитан своему собеседнику, — содействовать вам в задержании графа д'Антрэга, который, по приказанию Великого Невидимого, должен предстать перед судом Верховного Совета, и я сдержу свое обещание, но только в пределах обещанного мной. Вы, вероятно, не забыли, что я сделал оговорку, что в случае, если дело идет о личной мести, я воздержусь от всякого вмешательства в него. Но вы заверили меня тогда, что не питаете никакого личного недоброжелательства к графу, и я тогда же решил, что на жизнь его не будет сделано ни малейшего покушения и вы не воспользуетесь предоставленным вам полномочием, в случае сопротивления с его стороны, разом, без рассуждений, покончив с ним.

— Почему — нет?

— Потому что я этого не хочу и не допущу!

— Вы не имеете права изменять полученные мною предписания Верховного Совета! Надо, чтобы этот человек перестал существовать, если он не согласится покориться нашим требованиям!

— Граф д'Антрэг — француз, и этого для меня достаточно! Я не допущу, чтобы его уничтожили! Слышите?

— Напоминаю вам еще раз, что вы противитесь предписаниям Верховного Совета!

— Что мне ваш Верховный Совет и ваш Великий Невидимый! Я о них столько же думаю, сколько о табачном дыме моей сигареты! — небрежно заметил капитан. — Здесь, на «Ремэмбере», Верховный Совет — это я! Великий Невидимый — тоже я!

— А ваша клятва повиноваться!

— Я не получал никакого предписания; эта миссия возложена на вас, а не на меня!

— Читайте! — воскликнул Иванович, достав из нагрудного кармана своего сюртука вчетверо сложенную бумагу, и вручил ее Джонатану Спайерсу.

«Предписывается Номеру триста тридцать третьему во всем беспрекословно повиноваться Номеру двести двадцать второму, что бы последний ни приказал ему!» — прочел капитан.

— А-а… так вы не доверились моему слову, а сочли нужным оградить себя на всякий случай, известными гарантиями… Так вот смотрите, что они для меня значат, ваши предписания!

С этими словами Джонатан Спайерс скомкал и бросил в огонь бумагу, предварительно прикурив от нее свою сигарету.

— Это неповиновение, открытый протест! — воскликнул негодующий Иванович.

— Нет, но вы не должны забывать, что прежде чем согласиться на ваши условия, я оговорил, что сохраняю свободу действий по отношению к французам и даже другим нациям, кроме славянских народностей, и по отношению к графу д'Антрэгу, которого я хотя и не знаю, но жизнь которого решил сохранить, о чем и предупреждал вас тогда же! Во-вторых, как член Общества Невидимых первого класса, я вправе повиноваться только непосредственно Верховному Совету, а не членам Общества, равным мне, или низшим членам Общества!