Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня - Луи Жаколио

— Не таков дух нашего постановления!

— Может быть, но такова его буква!

— Пусть так, в таком случае, что же вы думаете делать?

— Исполнить свое обещание, то есть помочь вам захватить в плен графа, но не дав коснуться даже волоса на его голове! При этом не рассчитывайте, чтобы я выдал вам пленника. Я сам доставлю его в Петербург и передам в руки Верховного Совета, а для того, чтобы он во время пути здесь на «Ремэмбере», пользовался всеми удобствами, подобающими его происхождению и общественному положению, я считаю нужным предуведомить вас, что в случае его смерти я вас немедленно заставлю познакомиться с одной из наших электрических батарей, которые в один момент отправят вас следом за вашей жертвой. Поэтому предупреждаю вас, что на «Ремэмбере» нет такого места, нет стула, кресла, дивана, постели, где бы при желании я не мог поразить вас как громом в любой момент!

— Вы не таким тоном говорили со мной шесть месяцев тому назад, — едко заметил Иванович, — и ваша благодарность в данном случае проявляется в весьма своеобразной форме!..

— В данном случае о признательности с моей стороны не может быть и речи; вы действовали ради своих же выгод и выгод вашего Общества, французом же мне была оказана помощь совершенно бескорыстно. Принудив меня встать в ряды Невидимых, вы рассчитывали сделать меня вашим рабом, но я не таков, чтобы дать вить из себя веревки. Во всяком случае, не советую вам вступать со мной в борьбу: сила на моей стороне!

— Вступать с вами в борьбу! — воскликнул Иванович с притворным удивлением. — Да я и не думаю об этом!

Он отлично сознавал, что бессилен против Красного Капитана и что нуждается в содействии этого гениального человека, расположение которого ему нужно было приобрести во что бы то ни стало ради осуществления своих дальнейших планов.

— Я опасался только, что ваше пристрастие к французам может побудить вас отказать мне в обещанном вами содействии при поимке графа, но раз вы беретесь сами доставить его в Петербург, то я считаю свою миссию оконченной. Раз вы так дорожите жизнью графа, то этого достаточно, чтобы ее пощадили даже в том случае, если бы его смерть была в интересах всего Общества Невидимых. Поверьте, между вашей дружбой и моим долгом как члена Общества Невидимых я не стал бы колебаться ни минуты! Впрочем, интересы Общества Невидимых и ваши вскоре совпадут, так как всесильный Великий Невидимый избирается только на десять лет, а срок десятилетия нынешнего Великого Невидимого через несколько месяцев истекает, и тогда я берусь, совместно с несколькими товарищами, добиться избрания вас на его место: ведь кто, кроме вас, может с честью занимать этот высокий пост? Есть люди, самой судьбой предназначенные для того, чтобы властвовать и повелевать!

Польстив таким образом самолюбию Джонатана Спайерса, Иванович сделал ловкий ход.

— Я так и знал, что мы в конце концов сговоримся! Я был несколько резок, быть может, но вот вам моя рука в знак дружбы. Я все-таки никогда не забуду, что вы первый поверили в бедного изобретателя, и это связывает нас и на жизнь, и на смерть! — сказал тронутый Красный Капитан.

Иванович схватил его руку и крепко пожал ее, при этом на глазах его блеснули слезы.

— Я ошибся в вас, господин Иванович, — говорил Спайерс, заметивший эту слезу, — вы порядочный человек!

Ловкий русский внутренне торжествовал: как все демонические натуры, капитан был грозен и неумолим, когда ему противоречили, и мягок и податлив до слабости, когда ему льстили, полагая, что эта лесть исходит от чистого сердца. Но наряду с этой слабостью, порожденной в нем его громадным честолюбием, Джонатан Спайерс обладал необычайной энергией, чуткостью и проницательностью, позволявшей ему по малейшим признакам угадывать истину. И сколько он ни старался преодолеть себя, чувство недоверия к Ивановичу постоянно брало в нем верх.

Между тем, добиться всеми средствами, чтобы Джонатан Спайерс доверил ему управление «Лебедем» или «Осой», что, в сущности, было равносильно управлению самим «Ремэмбером», так как два спутника являлись его точной копией, и затем преспокойно убить капитана во время сна, уничтожить его труп и остаться единственным владельцем «Ремэмбера» и обладателем тайны его управления было теперь единственной целью Ивановича, к которой он шел настойчиво и неуклонно.

Но, с другой стороны, капитан Спайерс отлично сознавал, что его грандиозное изобретение привлекательно для многих и что его собственная жизнь отныне зависит главным образом от его умения сохранить свою тайну.

Между тем, ему необходимо было иметь надежного человека, которому он мог бы доверить участь своего судна и свою собственную, человека, безгранично ему преданного, бескорыстного, неподкупного и неумолимого. Иначе он был вынужден никогда ни на минуту не расставаться со своим «Ремэмбером»: естественно, что правительства всего мира рады были бы воспользоваться случаем овладеть капитаном, как только он сойдет со своего «Ремэмбера», и уничтожить последний, как простую груду металла. Имея же надежного заместителя, который отомстил бы за него или вызволил его вместе с грозным «Ремэмбером», капитан мог не опасаться никаких врагов в мире. Сознавая все это, Джонатан Спайерс в минуту откровенности поделился своими мыслями с Ивановичем, который при этом вздрогнул от невыразимой радости, но ничем не выдал себя, соблюдая необходимую осторожность.

— В самом деле, — согласился он, — без такого доверенного заместителя вы точно Прометей, прикованный к своей скале!

— Да, но где найти такого человека, которому я мог бы так безгранично довериться, чтобы отдать в его руки и свою судьбу, и судьбу моего великого «Ремэмбера»?

— Если бы вы захотели, то я мог бы быть этим человеком, — хотел было воскликнуть Иванович, но воздержался, сознавая, что капитан никогда не доверится человеку, в котором заподозрит желание стать его заместителем.

— Человек, которого вы изберете, — заметил он, — будет нести тяжкую ответственность; но главное, этот человек должен быть вам безгранично предан, должен любить вас больше, чем себя!

При этом Джонатан Спайерс взглянул на него своим проницательным, испытующим взглядом, но не сказал ни слова.

На этом разговор окончился и с тех пор больше не возобновлялся. Капитан прощупывал почву под своими ногами и если, с одной стороны, чувство признательности говорило в пользу Ивановича то, с другой, чувство недоверия и какого-то инстинктивного отвращения к этому человеку решительно говорило против него.

Таким образом, положение было натянутым, и можно было с каждым днем ожидать драматической развязки.