Узкие улочки жизни - Вероника Иванова

— У вас ещё есть вопросы ко мне?

— Возможно, не один и не два, но я сформулирую их в процессе, если вы не против... А пока поясните вот что. Вы сказали, что если человек касался предмета, который способен как бы записать в себе внешнее электромагнитное излучение, можно прочитать эту запись?

— Да, вполне.

— Какие предметы для этого подходят?

— В состав которых входят диэлектрики.

— Например?

Я задумался, вспоминая курс университетской физики.

— Стекло, пластик, резина... В принципе, любые материалы, не проводящие или плохо проводящие электрический ток.

— А почему же тогда при осмотре места преступления обязательно использование перчаток и пластиковых чехлов для обуви? Разве они не могут повредить следы мыслей?

— Практическим путём установлено, что не могут. Видимо, всё дело в том, что заряд, в отличие от проводников, здесь не сосредоточен на поверхности материала, а слабо поляризованный диэлектрик сам по себе не является источником электромагнитного поля, способным изменить поляризацию...

Эрика зажмурилась, изображая на лице крайнее утомление:

— Не продолжайте. Пожалуйста. Подробным объяснением пусть занимаются учёные.

— Как скажете.

— А в обычной обстановке, уличной или квартирной, много находится предметов, сохраняющих мысли людей?

— Достаточно много. Но с течением времени поляризация ощутимо слабеет, поэтому при расследовании в основном обращают внимание на те предметы, которых жертва могла касаться непосредственно перед смертью. И, разумеется, пробуют прочитать мысли, которые задержались на теле. Обычно они довольно бессвязны, но и из хаоса сведений чаще всего удаётся выудить полезную информацию.

— Если хаос вообще есть, — подытожила федеральный инспектор.

Он есть всегда, фрау Шофф. Даже переходящие в ровный однонотный гул мысли тоже о многом могут рассказать. Например, о том, что человек был эмоционально потрясён, телесно возбуждён и всякое другое, а такие, казалось бы, мелочи, часто оказываются тропинками, ведущими к успешному финалу расследования.

— Да, кстати. Вы не могли бы ознакомить меня с результатами работы моих коллег? Или это строжайше запрещено?

Эрика качнула головой:

— Нет. Было бы что запрещать... Впрочем, увидите сами. Инспектор, вы позволите воспользоваться вашим терминалом?

Берг покосился на монитор, кажущийся слишком большим для углового стола.

— Без проблем.

— Благодарю.

Инспектор Шофф привычно расположилась перед клавиатурой и ловко настучала по клавишам замысловатый код входа в федеральную сеть. Если бы я был действующим сьюпом, мне тоже был бы выписан доступ, правда, с совсем другими возможностями, а заодно с кучей утомительных обязанностей. Нет, всё-таки хорошо быть свободным от системы! Хотя бы и такой ценой, которую заплатил я.

— Вас интересует единый отчёт?

— Нет, желательно по каждому случаю отдельно.

Эрика усмехнулась. Да-да, фрау, я уже понял, что все они похожи друг на друга, как капли воды. По крайней мере, для вашего карего взгляда. А я буду смотреть на них совсем с другой точки зрения, можно сказать, изнутри.

— Первая жертва. Моника Хертиг, двадцать три года.

Чёрноволосая курносая девчушка, хрупкая, как типичный медиум, но за счёт этого выглядящая не на свой возраст, а от силы лет на семнадцать. Можно было бы заподозрить тягу маньяка к несовершеннолетним, если не брать в расчёт внешнеий облик других жертв. К примеру, той же До, уж никак не похожей на малолетнюю девочку.

Отчёт сьюпа: «Следы мысленной активности отсутствуют. Показания близки к коматозным.»

— Вторая жертва. Наташа Горовски, тридцать лет.

Невыразительное лицо, слегка оживлённое россыпью веснушек.

Отчёт сьюпа: «Полное рассредоточение мыслей на отдельные слоги и переход в единый ровный фон. Чтение невозможно.»

— Третья жертва. Элиза Новиц, двадцать семь лет.

Строгие, как будто вырезанные из дерева черты, упрямый взгляд.

Отчёт сьюпа: «Обнаружены следы обрывочных мыслей, указывающие на беспокойство, но судя по времени фиксации, отстоят от момента убийства на промежуток времени от пяти до пятнадцати минут.»

Строгая, строгая, строгая-резная... Стоп. Резная? Этого не может быть. Но это есть и никуда не исчезает.

Я знаю эту женщину. Именно её лицо смотрело на меня с деревянного медальона.

— Четвёртая жертва...

Продолжать не хочется, потому что всё внутри скручивается колючим клубком нетерпения, но процедура должна быть исполнена до конца. Порядок может бесить и вызывать жутчайшую ненависть, это верно. И всё же, польза, которую он способен принести, во сто крат значительнее всех неудобств.

Вечером пришлось насильно влить в себя чай с мёдом и прочими народными средствами, обещающими крепкий и здоровый сон, но утром я едва дождался девяти часов, чтобы набрать номер Роберто.

— Привет, Бобби.

— Бонджорно, синьоре Джек. Вы звоните так рано... Что-то срочное?

— По поводу нашего вчерашнего разговора. Я хочу встретиться с этим мастером.

— Домине понравилась работа? — С некоторым недоверием переспросил Аньяри, но сомнения не помешали ему тут же переключиться на обычный репертуар: — Я просто счастлив, синьоре, что смог своими скромными усилиями...

— Да-да, Бобби, понравилась! — Прервал я ещё в зародыше словоизвержение хозяина лавки. — И мы хотели бы сделать заказ на изготовление некоторых вещиц. Но сначала мне нужно посмотреть на самого человека.

— Думаю, никаких проблем не возникнет, синьоре. Он говорил, что пару дней ещё будет в городе.

— Ты можешь с ним связаться?

— Он не оставил контактных номеров, но обещал зайти в лавку сегодня, часам к одиннадцати.

— Когда придёт, скажи ему, что на его талант есть покупатель. Я буду ждать с часа до половины второго в сквере на Шлаушпиле. Пусть ищет молодого человека в очках и коротком пальто в крупную клетку.

— Ой, синьоре Джек, вы задумали какую-то игру? — не мог не догадаться Роберто, поскольку однажды видел меня в упомянутом пальто и прекрасно знал, насколько нелепо смотрится на мне эта одежда, а уж в сочетании с очками...

— Да. Но о её причинах расскажу позже, когда всё завершится. Договорились?

— Я запомню ваши слова, синьоре!

В общении с Аньяри, к сожалению, не имело ни малейшего смысла применять что-то, похожее на запугивание, поскольку парень и в силу ещё не дотянувшихся до средних лет, и в силу восторженно-детского склада психики бояться пока не научился. Вот громкий плач, похожий на завывания призрака, мог заставить Роберто насторожиться, а обещание больно стукнуть по голове или другой части тела привело бы к совершенно противоположному эффекту. Зато предложение стать участником некой авантюры всегда воспринималось итальянцем на ура, и теперь я мог быть совершенно уверен, что ни одна живая душа не узнает о моём намерении встретиться с... Будем считать, с убийцей.