Вождь и призрак - Колин Форбс

— Я звоню для того, чтобы вы передали фюреру: мы загнали в угол партизанский отряд, в котором скрывается Линдсей. Недавно они в очередной раз ускользнули от нас после кровопролитного сражения, в котором мы понесли колоссальные потери. Теперь я намерен атаковать их с воздуха и высадить парашютный десант. В этом будет элемент неожиданности, которого нам раньше недоставало. Свяжите меня с фюрером, и я доложу ему обстановку.

— Пока что и я вас прекрасно понимаю…

— Пока что… Господи, но я ведь максимально точно описал вам сложившуюся ситуацию! Больше мне нечего добавить.

— А когда начнется операция?

— Мы еще не решили. Все будет зависеть от погодных условий.

— А Линдсей точно находится в этом партизанском отряде?

— Вы меня что, не слушали? Или у вас с памятью плохо? Я же сказал: «Партизанский отряд, в котором скрывается Линдсей».

Ягер окончательно потерял самообладание. Стоявший рядом Шмидт не на шутку переполошился и погрозил ему пальцем. Полковник замахнулся на него трубкой, словно дубиной, но тут же улыбнулся и подмигнул.

— Что вы сказали? — рявкнул он в трубку.

— Когда ждать от вас новостей? — повторил Борман.

— Когда они будут.

Ягер швырнул трубку и подошел к окну; комната располагалась на первом этаже старинного каменного особняка в окрестностях Загреба. Шел негустой снег, белые хлопья тихо кружились в воздухе.

— Что на сей раз предсказывают наши великие метеорологи?

— В ближайшие сутки погода резко улучшится. Завтра будет безоблачный день. Никаких снегопадов не предвидится. Интересно, что метеорологи предсказывают это совершенно определенно, — ответил Шмидт.

— Я вижу, вы их скрутили. Давно бы так! Парашютисты Штернера готовы?

— Да, и люди, и самолеты — все готово. Мы ждем только вашего приказа…

— Что бы я без вас делал, мой дорогой Шмидт?

— Без меня у вас был бы нервный срыв…

Ягер запрокинул голову и расхохотался. Они со Шмидтом не один пуд соли съели: вместе участвовали в великом походе на Францию, вместе хлебнули лиха на Восточном фронте… Полковник вновь посерьезнел.

— Нам предстоят бешеные гонки. Вы отдаете себе в этом отчет?

— Я не совсем вас понимаю, герр полковник…

— Если завтра действительно будет хорошая погода, как обещают, то создадутся идеальные условия не только для нашего десанта, но и для англичан. Их самолет может приземлиться на плато и подхватить Линдсея. Мы уже Бог знает сколько времени слышим об этом самолете. К нам поступили донесения и из штаба Фицроя Маклина, и из других источников. Короче, я решил сам отправиться с парашютистами. Давненько мне не доводилось прыгать с парашютом.

— О Господи, герр полковник! После Курска вас же собирались признать непригодным к действительной военной службе! Помните, что вам сказал тот мюнхенский доктор?

— Что я должен заниматься только тем, что мне по душе. А мне по душе свалиться на Линдсея как снег на голову. Скажите Штернеру, что понадобится еще один парашют.

— Нет, два. Еще в Ландгейме наши с вами пути сошлись.

— Послушайте меня, Шмидт, — серьезно проговорил Ягер. — У меня недоброе предчувствие… А ведь у вас жена, двое ребятишек…

— У вас тоже. Я всегда исполнял все ваши приказания. Не заставляйте меня сейчас вас ослушаться.

— Ладно, черт с вами! Поступайте как знаете! — проворчал Ягер.

Шмидт пошел звонить Штернеру, а Ягер сел за стол и вынул из ящика лист бумаги. Он сочинял письмо жене довольно долго. Полковник терпеть не мог писать письма.

«Дорогая Магда!

Мы прожили с тобой чудесную жизнь. Я очень благодарен тебе за безграничную доброту и заботу. Пишу тебе перед началом очень трудной операции. Мне не хотелось бы, чтобы ты пережила шок, получив казенную похоронку…»

— Только что я получил радиодепешу, — сказал Ридер Линдсею. — Все готово. Самолет приземлится завтра в одиннадцать, если, конечно, проклятая погода опять не переменится…

— О Господи! Но ведь идет снег! Они что, с ума сошли?

— Завтра предсказывают безоблачный день. Погода приходит сюда через Адриатическое море, из Италии, так что им там виднее. — Ридер излучал оптимизм. — Боже мой, не пройдет и суток, как мы навсегда покинем эти вонючие Балканы. Я дал зарок никогда больше не возвращаться в этот ад кромешный.

Ридер поднял глаза и увидел, что к ним приближается Пако. На ней была маскировочная куртка, толстая шерстяная юбка и сапоги до колен. Волосы были аккуратно причесаны. В правой руке Пако держала автомат Ридера. Он сам научил девушку, как с ним обращаться.

— Не желаете ли прогуляться, леди? — весело предложил Ридер. — Чтобы разогреть старую кровь…

— Пошли! Как ты себя сегодня чувствуешь, Линдсей?

— Нормально.

Линдсей смотрел, как Пако идет по плато рядом с Ридером. Они шагали так близко, почти вплотную… На лице Линдсея отразились уныние и горечь. Он стоял, опираясь на палку. К тому времени Линдсей уже ходил, температура у него упала. Доктору Мачеку удалось победить лихорадку.

Их взаимоотношения с партизанами коренным образом изменились за те месяцы, что они сражались бок о бок с бойцами отряда, постоянно убегая от немцев и оставляя с носом Ягера, который пытался загнать их в ловушку. Нередко им удавалось спастись лишь каким-то чудом.

Во многом эта перемена произошла благодаря Ридеру, который по-прежнему утверждал, что он сержант, говорил на кокни и предусмотрительно скрывал свой чин и место работы. Ридер больше не прятал свой радиопередатчик, а открыто таскал его за собой. Несколько раз Ридер вступал в словесный поединок с агрессивным Хеличем и неизменно выходил победителем.

— Хочешь получить оружие и боеприпасы? — упорно твердил Ридер. — Значит, тебе придется сотрудничать с моими людьми. Линдсей, я и Пако — если она пожелает — должны улететь отсюда. Гартман тоже! В самолете, который нас заберет, будет оружие для твоего отряда.

Шли недели и месяцы, Ридер уже потерял им счет, а споры все велись. Торговля, сплошная торговля… Так уж устроена жизнь на Балканах. Ридер включил Гартмана в список пассажиров на всякий случай, намереваясь в нужный момент пожертвовать немцем. Однако из-за Гартмана у него развернулась ожесточенная борьба с Линдсеем и Пако.

— Гартман был очень добр ко мне, — сказала Ридеру Пако. — Ему должно найтись место в самолете.

— Он — фриц! — заявил Ридер. — И Хелич не допустит, чтобы он спасся… И вообще, я не понимаю, из-за чего у нас весь сыр-бор…

— Густав Гартман поедет с нами, — вмешался Линдсей. — Это приказ! Не забывайте, я старше вас по званию, майор…

— А кто тут все организовывает? Кто лезет из кожи вон? — взорвался Ридер. — Да я свое здоровье гроблю, споря с этим бандитом! Знаете, что он теперь требует? Минометы, снаряды, вот что! Черта с два он их получит…

— Гартман — офицер абвера, — спокойно сказал Линдсей. — Ваши коллеги с удовольствием с ним побеседуют.

— И все равно — нет! В мои инструкции это не входит!

— А в мои входит! — отрезал Линдсей. — И я не обязан сообщать вам, почему. Просто считайте, что он антифашист. Я с ним побеседовал на эту тему…

— Антифашист! — хмыкнул Ридер. — Все эти мерзавцы запишутся в антифашисты, когда жареный петух клюнет их в одно место.:.

— Хватит! Я вам приказываю. Включите Гартмана в условия договора. А договариваться с партизанами — ваша обязанность. Для этого вас сюда и прислали. Заставьте Хелича согласиться. Или я сам буду вести переговоры!

— Ну, если вы приказываете, ПОДПОЛКОВНИК…

Линдсей нарочно скрыл от Ридера, что Гартман, помимо всего прочего, был бесценным свидетелем невероятных событий, случившихся в Волчьем Логове. Утром, накануне прибытия самолета, когда Пако отправилась с Ридером прогуляться, Гартман подошел к Линдсею.

— Похоже, у них ОТНОШЕНИЯ, — заметил Гартман, усаживаясь на камень рядом с Линдсеем.

— Вижу, не слепой…

— Вычеркните ее из своей жизни, — посоветовал немец. — Женщины — существа непредсказуемые. А влюбиться в ту, что вас никогда не полюбит, хуже гестаповских пыток. Это длится дольше…

— Она запала мне в душу…

— Тогда мне вас очень жаль…

Гартман достал из кисета табак, набил трубку и с превеликим удовольствием закурил.

Теперь он ограничивался одной трубкой в день. Пако принесла ему немного табака: партизаны нашли его в кармане убитого немца.

«На что только не идут люди, — думал порой Гартман, — чтобы удовлетворить свои желания!»

— Самолет будет завтра, — внезапно вымолвил Линдсей.

— Так я и думал. Я видел, как они тут таскали камни, расчищали посадочную полосу. Просто не верится! В такую погоду?!..

Линдсей стряхнул с плеча хлопья снега. Снежинки тихо падали на землю, устилая полосу, расчищенную для посадки самолета. Было холодно, но влажный хлесткий ветер, дувший в последние дни, утих.