Сборник Наше отечество - Опыт политической истории (Часть 2) - неизвестен Автор

Свои "теоретические" претензии Сталин прикрывал, однако, необходимостью защиты Ленина и ленинизма от

врагов партии, выступавших якобы под прикрытием фи-лософской науки. "Надо вот что понять, -- внушал Сталин слушателям ИКП, -- Ленин дал очень много нового во всех областях марксизма. Он сам был очень скромен. Он об этом не любил говорить. Нам же, ученикам Ленина, надо эту роль показать, обнаружить".

Беседа Сталина со слушателями-философами ИКП послужила началом широкой кампании по проработке видных философов, разгрому редколлегии журнала "Под знаменем марксизма", дальнейшей политизации общественных наук.

Сравнительно недавно был опубликован яркий документ -- копия письма А. М. Деборина Н. С. Хрущеву -- раскрывающий тайные пружины всей этой отнюдь не "философской" истории. В нем говорится, в частности, следующее: "В конце 1930 г. тогдашний заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК (Культпропотдел ЦК ВКП (б) в то время возглавлял А. И. Стецкий -- авт.) объявил мне, что отныне требуется утвердить один авторитет во всех областях, в том числе и в области философии. Этот авторитет -- наш вождь Сталин.

В связи с этим меня скоро посетили на квартире тт. Митин, Юдин и Ральцевич, которые предъявили мне ультиматум: на публичном собрании я должен разгромить своих учеников, объявив их врагами народа. Самого же Сталина провозгласить великим философом. Хорошо зная, чем я рискую, я все же категорически отказался от выполнения этого приказа. По-видимому, Сталину к тому времени нужно было "благословение" на его злодеяния.

После моего отказа последовала бешеная атака на меня и моих единомышленников -- преданных ленинцев, которых обвинили в терроризме. Особенно дико действовал М. Б. Митин, не останавливавшийся перед самой дикой клеветой".

Несколько позже единомышленники Деборина -- Карев, Стэн, Луппол и другие были репрессированы. Сам же Деборин, несмотря на то, что был объявлен "главой" школы "меньшевиствующих идеалистов", по счастливой иронии судьбы не был даже арестован, хотя и был устранен от дел, пережил Сталина и уже в 60-е годы опубликовал несколько своих трудов.

Разгромив несуществовавшую философскую "оппозицию", Сталин в 1938 году опубликовал весьма банальную и далеко не безупречную в теоретическом смысле работу

"О диалектическом и историческом материализме" (она вошла в "Краткий курс истории ВКП (б)" в качестве 2 главы IV) и с помощью того же Митина и других присяжных льстецов превратил себя в величайшего философа современности, гениального преемника и продолжателя философской мысли Маркса, Энгельса, Ленина. В этом произведении популярность выродилась в вульгаризацию положений философии, а научное знание обернулось схоластикой, набором догматических стереотипов. Сталинский 2 четвертой главы "Краткого курса" стал философским катехизисом, изучение которого было сведено к заучиванию поставленных вопросов и готовых кратких ответов, заменявшее глубокое проникновение в суть сложных философских проблем.

Казалось бы, для дискуссий в области философии необходимости, да и возможности больше не оставалось. Однако еще один раз при жизни Сталина, а именно в 1947 году, была организована философская дискуссия -- на этот раз по учебнику Г. Ф. Александрова "История западноевропейской философии". Сам Сталин в ней не участвовал, но лично ее инспирировал и направлял. Дискуссия вышла за рамки разбора одной книги Александрова и вылилась в критику общего состояния советской философской науки в первые послевоенные годы. "То обстоятельство, что книга (Александрова -- авт.) не вызвала сколько-нибудь значительных протестов, -- заявил секретарь ЦК ВКП (б) Жданов, выступивший в ходе дискуссии с большой речью (внимательно прочитанной до этого и одобренной Сталиным), -- что потребовалось вмешательство Центрального Комитета и лично товарища Сталина, чтобы вскрыть недостатки книги, означает, что на философском фронте отсутствует развернутая большевистская критика и самокритика".

Подоснова дискуссии -- это стремление Сталина, его ближайшего окружения усилить обстановку нетерпимости к инакомыслию, к "примиренчеству" по отношению к буржуазной науке и культуре, напомнить идеологическому и теоретическому активу о необходимости усиления классовой борьбы в области теории и идеологии.

Философская дискуссия имела также целью "погасить" то глухое стремление к общественным переменам, которое принесли с собой вернувшиеся с фронта солдаты и офицеры, гордые своей ролью победителей над самой реакционной силой -- гитлеровской Германией и освободителей

Европы от коричневой чумы, стремление, которое не осталось незамеченным сталинским руководством.

"Видимо, Сталин, имевший достаточную и притом присылаемую с разных направлений и перекрывающую друг друга информацию, -- писал в изданной посмертно книге "Глазами человека моего поколения" К. М. Симонов, --почувствовал в воздухе нечто, потребовавшее... немедленного закручивания гаек и пресечения несостоятельных надежд на будущее".

Начав с дискуссии вокруг вопросов истории западноевропейской философии, казалось бы таких далеких от актуальных проблем жизни разоренной войной страны, с великим трудом залечивавшей нанесенные ей раны, Сталин продолжил этот процесс "закручивания гаек", развернув чуть позже кампанию борьбы против "низкопоклонства перед Западом" и "безыдейности" в области литературы и искусства.

Основное содержание и задачи дискуссии по поводу книги Александрова были сформулированы Сталиным в продолжавшемся 1 час 15 минут телефонном разговоре с секретарем ЦК и главным редактором "Правды" П. Н. Поспеловым. Уже одна продолжительность разговора говорит о значении дискуссии, которую он предложил провести.

Сталин отметил в книге Александрова прежде всего оторванность от политической борьбы, аполитичность, недостаток боевого политического духа. "Нет, -- сказал он, -- того боевого партийного духа, образцом которого являются ленинские работы по философии". Второе, что не устроило "вождя" --это неверное, с его точки зрения, освещение немецкой классической философии, особенно философии Гегеля, которую автор книги оценил как консервативную, а Сталин -- как реакционную, вызванную страхом перед Французской революцией и направленную против французских материалистов. И, наконец, третье -- это недостаточно сильная, по его мнению, характеристика марксизма как системы взглядов, ниспровергающей всю буржуазную науку, а появления марксизма -- как революции в философии. И в подтверждение последнего сослался на свою статью "Анархизм или социализм" (написано в 27 лет, подчеркнул Сталин), где говорилось, что "Маркс и Энгельс являются не просто родоначальниками какой-либо философской "школы" -- они живые вожди живого пролетарского движения, которое растет и крепнет с каждым днем".

Именно эти указания "вождя и учителя" советского народа легли в основу критики учебника по истории западноевропейской философии, выступления на ней А. А. Жданова и общих выводов дискуссии. Запрограммированная с самого начала как разгромная по отношению к объекту дискуссии (несмотря даже на то, что в 1946 г. Александрову за эту книгу была присуждена Сталинская премия), она разыгрывалась будто по нотам, и не случайно журнал "Большевик" определил ее позднее как "замечательный образец большевистской критики и самокритики".

Главное обвинение, предъявленное Александрову, -- это "буржуазный объективизм" и, следовательно, отход от "марксистско-ленинской партийности" в ее сталинском понимании. В ходе дискуссии было выдвинуто утверждение о недопустимости якобы выявления каких-либо "рациональных зерен" и объективных достижений в трудах домарксистских буржуазных философов. "Изложение философских взглядов (буржуазных философов -- авт.) в учебнике, -- сказано, например, в выступлении Жданова, -- ведется абстрактно, объективистски, нейтрально... Остается непонятным, зачем понадобилось т. Александрову отдать дань академическим научным традициям старых буржуазных школ и забыть основное положение материализма, требующее непримиримости в борьбе со своими противниками". Более того, история идеалистических учений совсем исключалась из истории философии, согласно, как говорится, определению. Действительно, в предложенном Ждановым (и одобренном Сталиным) определении предмета истории философии говорится: "Научная история философии... является историей зарождения, возникновения и развития научного материалистического мировоззрения и его законов. Поскольку материализм вырос и развился в борьбе с идеалистическими течениями, история философии есть также история борьбы материализма с идеализмом".

В ходе дискуссии настойчиво проводилась идея о, будто бы, полном разрыве основоположников марксизма с предшествовавшей им немецкой классической философией (что отрицало утверждение Ленина, который рассматривал немецкую классическую философию в качестве одного из трех источников марксизма), о "скачке", в результате которого появился марксистский диалектический и исторический материализм.