Сборник Наше отечество - Опыт политической истории (Часть 2) - неизвестен Автор

Среди прочих мифов нашего прошлого отечественная общественная наука, в том числе и историческая, должны развенчать идеологию сталинизма, заключавшую в себе под покровом марксистской фразеологии идеологию автаркии и тоталитаризма. Разоблачение иллюзии о тождестве сталинизма и марксизма обнаруживает и решает две взаимосвязанные проблемы: устанавливается историческая ограниченность учения Маркса, Энгельса, Ленина, преодолевается представление о нем как истине в конечной инстанции, не содержащей противоречий и годной на все времена; собственное содержание общественных наук освобождается от глубоко проникших в него сталинских догм и вульгаризаций, вырабатываются объективные, научные представления и оценки исторического пути нашей страны, пройденного после 1917 года. Эта очистительная работа -- одно из условий утверждения нового мышления, соответствующего требованиям современности и предполагающего отказ от узкоклассовых подходов к явлениям действительности, анализ их с позиций соотнесения истории СССР с процессом мирового развития, с позиций общечеловеческих ценностей и гуманизма.

Следует подчеркнуть, что сделав (еще в конце 50-х -

начале 60-х годов и уже в наши дни) большой шаг в разоблачении культа личности Сталина (а это один из важнейших элементов идеологии сталинизма), наша общественная наука лишь прикоснулась пока к комплексной критике сталинизма как идеологии, системы взглядов, господствовавшего мировоззрения целой исторической эпохи развития советского общества.

Нельзя не учитывать, что Сталин 30 лет стоял у руля партии и государства во главе созданной им командно-административной системы власти, 30 лет он авторитарно и деспотически направлял развитие общества по определенному им и официально одобренному партией пути, воздействуя соответствующим образом на сознание народных масс.

Сталин управлял народом с помощью команды, приказа, насилия, но никогда не упускал возможности "обосновать" свои действия теми или иными "теоретическими" выводами, положениями, ссылками на классиков. По крайней мере два поколения советских людей были воспитаны в духе преклонения перед "гением" Сталина, в духе безграничной веры в справедливость каждого его слова. И в духе страха перед малейшим отступлением от официальной оценки любого явления или события, в духе, наконец, безусловного конформизма.

Сталинизм существовал как цельная, исключительно жесткая, авторитарная идеология, охватывавшая собой все сферы духовной жизни общества. Другое дело, что сама по себе она не была ни логически последовательной, ибо сопрягалась с прагматической сталинской политикой, которая, в зависимости от обстоятельств, способна была поворачиваться на 180 градусов, ни научно обоснованной, хотя Сталин, как уже сказано, не упускал случая сконструировать ту или иную "теоретическую" базу для оправдания своих действий.

По этим же причинам идеология сталинизма была крайне эклектичной: она вбирала в себя элементы иногда несовместимых идей и представлений --- вплоть до выдвинутых теми, кто был объявлен "врагами народ!" и уничтожен в ходе массовых репрессий.

Наконец, разработанная недоучившимся семинаристом, так и не ставшим глубоким теоретиком, комментируемая и пропагандируемая безликими "придворными" идеологами, не поднимавшимися выше ординарной посредственности, эта идеология имела -- с точки зрения науки --схематичный, вульгарный и догматичный характер.

И все-таки это была идеология, официально существовавшая в партии и стране в течение нескольких десятилетий. Замаскированная под ортодоксальный марксизм-ленинизм, она фактически формировала в массах народа ложное, извращенное сознание, вела к разрыву слова и дела, теории и практики, способствовала появлению и распространению лицемерия и двоемыслия, и тем самым объективно оказывала самое отрицательное воздействие на идейно-политическое воспитание людей, превращая их в "рычаги" и "винтики" государственной машины. "Все винтики большие и маленькие, второстепенные и первостепенные, -- писал еще М. Н. Рютин в Платформе "Союза марксистов-ленинцев", -- хотят они или не хотят, "верят" они или не "верят", вынуждены вращаться вместе со всей машиной. Если же какой-либо винтик или целая группа отказываются вращаться вместе со всей машиной и "протестует", машина беспощадно их размалывает, и со скрипом, с треском и скрежетом до поры до времени продолжает свою "работу" дальше. Террор в условиях невиданной централизации и силы аппарата действует почти автоматически".

Сталинизм как идеология отличался крайним догматизмом, абсолютной непримиримостью к любым отклонениям от единственной, официально выраженной и утвержденной точки зрения. Это касается толкования различных вопросов теории, решений партийных съездов и инстанций, высказываний основоположников марксизма-ленинизма и, конечно, выступлений и заявлений самого Сталина. Всякое инакомыслие в партии и обществе жестоко преследовалось и практически исключалось. Не только члены партии (для них это было требованием партийной дисциплины в ее сталинской интерпретации), но и беспартийные трудящиеся обязаны были, под страхом приобщения к категории "врагов народа" со всеми вытекающими из этого последствиями, проявлять полный конформизм и согласие с общеустановленными суждениями.

Созданная Сталиным система цензуры решительно и беспощадно пресекала любую оригинальную мысль в области теории обществоведения (и не только обществоведения), тем более мысль, вытекающую из критического суждения о реальной действительности. В этом смысле интересно откровенное и (по тем временам -- 1948 г.) смелое письмо академика С. Г. Струмилина секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Жданову, в котором автор сетует на трудности работы в области изучения реальных проблем

социализма, где сонм цензоров, редакторов и рецензентов стремится "во избежание неприятностей" не пропустить "никаких работ, выходящих за рамки испытанных уже шаблонов и трафаретов"... "И среди них, -- продолжал Струмилин, -- всегда найдется достаточно ретивый, чтобы в ваших попытках сказать новое слово, открыть новую ересь и придать вас за нее публичной анафеме... В таких условиях немеют подчас уста и опускаются руки в бесплодных усилиях даже у весьма смелых и оригинальных в своих исканиях потенциальных новаторов в области теории социалистического общества".

Именно страх быть без причины обвиненным в "ереси", что неизбежно сопровождалось всякого рода проработками, увольнением с работы, исключением из партии, а то и арестом, порождал конформизм среди научной интеллигенции. Однако сказать, что сталинизм держался только и исключительно на страхе, было бы, конечно, неверно. Иначе он рухнул бы вместе с крушением сталинщины и не дотянул бы до наших дней.

Рассчитанная на восприятие ее теоретически неразвитым сознанием "широких масс трудящихся", идеология сталинизма характеризовалась заданной элементарностью и схематичностью.

Сталин, возможно, благодаря своему богословскому образованию в духовной семинарии, нашел весьма популярную форму изложения своих идей. Короткие, нередко афористичные фразы, легко укладывающиеся в память, четкие, не допускающие двусмысленности, формулировки, систематизация аргументов или характеристик явлений через ограниченное число пронумерованных пунктов, и, что, может быть, самое важное, односторонняя прямолинейность оценок, не позволяющая сознанию блуждать в дебрях диалектических противоречий или софистических хитросплетений, были типичны для его устной и письменной речи.

Элементарность содержания пропаганды неизбежно вела к схоластике и тому же догматизму, которые стали со временем главным свойством партийной идеологии.

Это соответствовало и характеру мышления самого Сталина. Не случайно, рекомендованный Сталину в качестве консультанта по философским вопросам, известный в 20-е годы (и впоследствии расстрелянный) философ Я. Э. Стэн был неприятно поражен пренебрежительным отношением Сталина к Философской культуре, прямолинейностью и схематизмом сталинской логики, его

откровенной неприязнью к диалектическому стилю мышления. И именно этот "стиль", помноженный на нетерпимость к инакомыслию, Сталин вносил во все общественные пауки, которые он "развивал" и "обогащал" на правах "гения всех времен и народов", единственного продолжателя дела Ленина.

Нельзя также не отметить, что и ближайшее окружение Сталина -- Молотов, Каганович, Ежов, Берия, Ворошилов, Маленков, Хрущев и другие -- не обладали, как правило, законченным образованием и сколько-нибудь высокой культурой. Сталин избегал приближать к себе интеллигентных, высокообразованных людей, которые, в его представлении, легко "становились пищей для иностранных разведок". Известно, что он уничтожил не только сотни тысяч "старых", "буржуазных" интеллигентов, но и весь интеллектуальный цвет ленинской гвардии большевистской партии. Замещавшая их место "новая" интеллигенция (также, впрочем, не избежавшая репрессий) в своем большинстве отличалась низкой образованностью и ограниченным кругозором.