Водоворот жизни - Эрин Пайзи

– Вот так всегда. Ты защищаешь ее. Должна сказать, что я была в тот раз очень обижена. Во всяком случае, и речи не может быть о том, чтобы жить в вашем доме. Ее неряшливость сведет меня с ума.

– Со следующей недели у нас появится прислуга.

– Прислуга? Ты имеешь в виду этих легкомысленных молоденьких иностранок?

– Она не легкомысленная девица. Она – француженка, и зовут ее Мари-Клэр. Она всем понравилась с первого взгляда. – Увидев выражение глаз Юлии, Чарльз рассмеялся. – Мама, у тебя извращенное представление. Конечно, не ради того, о чем ты подумала.

«Ну, по крайней мере, я так надеюсь», – подумал он, лежа вечером в своей маленькой односпальной кровати. Он давным-давно отказался давать себе какие бы то ни было обещания. Слава богу, Элизабет будет здесь завтра. Он не видел ее с тех пор, как она уехала из дома.

Элизабет прибыла нежданно-негаданно со своим мужем.

– Ты не сообщала нам, что вышла замуж, – взвилась Юлия, не успела ее дочь переступить порог родного дома.

– Какой смысл, мама? Ты бы стала возражать. Я же здесь не для тебя, а для отца. Я любила его.

– Это ты растерзала его сердце, – Юлия была вне себя от ярости.

– Госпожа Хантер, пожалуйста, не принимайте так близко к сердцу. Вполне понимаю ваше состояние, – сказал муж Элизабет. – Мои старики тоже не пришли в восторг, услышав, что я женился на белой девушке. В моей стране считается большим позором выбрать невесту не из племени.

Юлии даже смотреть на него было противно. Когда он протянул ей для приветствия руку, она брезгливо взяла ее и, как только улучила момент, тут же тщательно вымыла руки с мылом. Этот человек был для нее воплощением всего того, перед чем она испытывала панический страх: исполинский рост, курчавые волосы, приплюснутый нос и толстые губы. – «Как дочь могла, – думала Юлия. – Как только ее собственная дочь могла пойти на это? Связаться с черномазым!» – Первым ее инстинктом было запретить им выходить из дома. Все соседи узнают, что их дочь вышла замуж за черного.

– Мы с Элизабет и Томом пойдем где-нибудь выпьем, пока ты справишься с шоком и переживешь все это, мама. – Чарльз повернулся в сторону кухонной двери. – Он – милый парень, поэтому возьми себя в руки и успокойся. Им удобнее будет занять мою комнату, а я лягу в комнате Лиз, или… – он ухмыльнулся. – Ты смогла бы сделать широкий жест доброй воли и освободить им свою двуспальную кровать.

– Мне что-то нехорошо, Чарльз.

– Понятное дело. Забери свой тазик и иди приляг. Мы вернемся в десять. – Хлопнула входная дверь.

Именно в этот момент Юлия искренне загоревала об утрате Уильяма. У всех детей идет чередом своя собственная жизнь. Они не хотят моего вмешательства в нее. Даже Доминик больше не хочет здесь оставаться. Дорогой Уильям! Нежный, преданный, любящий Уильям! Его место в кровати оставалось пустым. Юлия уткнулась в подушку.

Чарльз рассказал Рейчел о том, что Элизабет приезжала со своим мужем.

– Мать испугалась до смерти. Надо было видеть ее лицо!

– Бедная Юлия, – сказала Рейчел в телефонную трубку. – Как ты думаешь, на месте Элизабет, стоило бы проявить милосердие и предупредить мать заранее?

– Нет, не согласен. По-моему, это своего рода месть… Не замужество. Нет. Кажется, они очень счастливы. Я имею в виду то, что все получилось именно так, как поступила Элизабет. На мой взгляд, она вряд ли когда-нибудь сможет простить Юлию за то, что та отказалась позволить ей стать миссионеркой.

– Пожалуй, но это только усугубило всю ситуацию и подлило масла в огонь. Юлия и так места себе не находит. Ненавижу похороны. Приеду завтра. Дети очень расстроены, но они достаточно взрослые, чтобы понять происходящее. Где мы все разместимся?

– Мать договорилась с Руфью, что Элизабет с Томом пойдут к ней. Муня сейчас дома, но у них есть свободная комната. Сара ляжет с нами в комнате, а Доминик пойдет в комнату к Юлии.

– Ладно. До завтра. Спокойной ночи, дорогой. Чарльз положил телефонную трубку и пошел на кухню к Элизабет.

– Где Том?

– Пошел спать. Перелет был таким утомительным, что измучил его вконец.

– Мать его не расстроила?

– Кажется, не особо. Он привык к предрассудкам. Мы оба привыкли к этому, но мать – такая старая греховодница.

– Как ты можешь, Элизабет? Это противоречит твоим религиозным нормам.

– Я – не святоша, и мне есть за что сердиться на нее. Мне много лет потребовалось на постижение истины: мать – мерзкое, гнилое создание! Смердящее исчадие ада!

– Ты что, в самом деле так думаешь? – Чарльз был поражен.

– Да. Именно так. Она испортила тебя и растоптала мою жизнь. Мне ненавистно находиться с ней рядом, потому что я чувствую, как меня снова затягивает в водоворот этого страшного, безумного мира, который уничтожает вокруг нее все живое и чистое. Вот почему я не хочу даже оставаться в ее доме.

– Но ведь таких людей, как она, миллионы.

– Нет, Чарльз. Эти миллионы людей – не такие, как она. Точных ее копий – единицы, но они составляют свой круг и все отличаются властностью, алчностью, стремлением все подмять под себя. Они очень опасны. Они калечат своих детей. Не физически, а нравственно, поэтому лишены способности установить с кем бы то ни было теплые доверительные отношения, – она посмотрела на Чарльза. – Скажи мне, Чарльз, ты счастлив с Рейчел?

– Абсолютно. Она всегда была честной, на нее всегда можно положиться. У нас двое замечательных ребятишек и чудесный дом. В августе мы на две недели отправляемся на отдых в Камаргу. Для Рейчел это будет первая заграничная поездка. Вот, посмотри на эти фотографии. Видишь, Доминик – вылитая моя копия. А Сара больше похожа на Рейчел. Вы собираетесь заводить детей?

Элизабет покачала головой.

– Нет. Нам все время приходится работать в джунглях. Там слишком опасно для детей. Возможно, когда мы решим обосноваться в городе и будем работать в миссии, у меня и появится поздний ребенок. Но я сомневаюсь в этом. Мы и так счастливы. Довольно странно, что мне пришлось уехать за тридевять земель, в Африку, чтобы отыскать человека, который бы разделял мою веру в Бога, и мы вместе обрели счастье, – она воздела руки к небу. – И именно в тот период, когда я была на грани того, чтобы на всю жизнь отказаться от мужчин.

– Это здорово, Элизабет! Жаль, что я не разделяю твоего оптимизма о вечности бытия. Для меня смерть – это все, конец всему.

– Я помолюсь за тебя, милый, – Элизабет обвила руками его шею и крепко поцеловала.

– А мне это надо?

В ту ночь ему снилась Антея с устричной раковиной, покоившейся в мягком треугольном гнездышке. Устрица вдруг многозначительно подмигнула Чарльзу, словно была его тайной союзницей. Он проснулся в холодном поту. – «Я никогда больше не буду есть устриц», – поклялся он.