Антология современной словацкой драматургии - Иван Буковчан

ТЕРЕЗА. Всем привет. Что это у вас такой заговорщический вид?

ДУШАН. Мы тут как раз готовим Третью мировую войну. Каждый против каждого.

ТАМАРА. Привет.

ТЕРЕЗА. А я только что встретила Эгона, он шел на радио. Мы с ним немного поболтали. Я рада, что нам все еще есть что сказать друг другу.

ДУШАН. И мы тут парой слов перекинулись. Но столько, сколько вам двоим, нам и сказать-то, наверно, нечего.

Обе подруги смотрят на него. ДУШАН смеется. На эту улыбку он, видимо, и ловит женщин. Темнота.

26

ЭГОН сидит в студии, он ведет свою новую программу «Исповеди», слышны последние звуки песни Тома Уэйтса или чего-то хорошего в этом роде. ЭГОН говорит в микрофон.

ЭГОН. Ну вот, друзья, это был Том Уэйтс, и с вами снова Эгон. Продолжим нашу ночную программу «Исповеди». Сегодня нашим гостем благодаря аудиозаписи будет популярный артист так называемого золотого поколения Ян Долина. Мы прослушаем его последнюю, пятую исповедь, которую я назвал «Третья эра». (Включает запись.)

В эфир льется низкий, отмеченный жизненными невзгодами голос ДОЛИНЫ.

ДОЛИНА (его голос). Развитие? Не знаю я, куда идет развитие. И не знаю, какое сейчас время. Ты задаешь мне сложные вопросы. Время… Ну, скажем, время эгоистов. Хотелось бы сказать, что это меня беспокоит, но не хочу обманывать. У меня такое чувство, будто этот мир куда-то несется… на бешеной скорости и без тормозов. Я не ощущаю себя его частью, слишком старым и глупым себе кажусь. Да, глупым.

Вид в студии. ЭГОН во время монолога ДОЛИНЫ сворачивает самокрутку и разговаривает с кем-то по телефону.

В моем сознании зафиксирован мир, где был еще свой Бог, свои законы, своя суть и правда. Были, конечно, и ошибки, да и сам я совершил множество промахов, но всегда существовала сила, которая могла указать верный путь и мне, и многим другим. Я всегда знал за собой способность прислушаться к голосу, доносившемуся откуда-то сверху, была ли то совесть или смирение, не знаю… Господи, какой же я старый высокопарный болван… вырежь это… Сегодня этого голоса не слышно, он пропал, Бог закрыл от нас свое лицо, как говорит мистер Фридман. Но, думаю, это скорее мы закрыли его лицо. На всякий случай. Из боязни. Потому что мы — всего лишь люди. Я вижу поколение с пустыми глазами, без веры, без стремлений. Я, конечно, ворчливый старикашка, знаю. Но мне не остается ничего другого, как быть ворчливым старикашкой и философствовать… Я чувствую, скоро настанет Третья эра. Закончится эра после рождества Христова, и придет новая… Третья эра.

ЭГОН слушает с открытым ртом, как и все остальные. Во время этого монолога в стране произойдет несколько автоаварий и самоубийств или хотя бы их попыток…

Мы не знаем, какая она будет, что принесет с собой, но предчувствуем, что случится нечто грандиозное. Может быть, ударят страшные морозы и все замерзнет, может быть, нас затопит водой или природа отомстит нам как-то по-другому, а может, мы перебьем друг друга сами… И потом начнет нарождаться новая жизнь, вырастет новая трава. Так и должно быть. Придет совсем другое, новое поколение, которое начнет все с самого начала, вернется к самой сути, поймет иные ценности… как само себя. Начнет созидаться новая эпоха, которая вернет к жизни высшие ценности. Но если Третья эра не наступит, то человечество будет ввергнуто в ужасающую пропасть нетерпимости, насилия, алчности и чудовищного порабощения. Человечество уже на пути к столкновению с планетой под названием Эгоизм. Единственное, что поддерживает меня сегодня… это надежда… Погоди. Это все глупости. Вырежь это, эту последнюю фразу… Знаешь что, вырежь-ка ты все это, я не хочу выглядеть под конец как сентиментальный и пафосный апокалиптический пророк…

ЭГОН. Надеюсь, маэстро простит меня за то, что я оставил его слова в изначальном звучании, я уверен, самое привлекательное, что отличает наши ночные исповеди, — это их аутентичность… А здесь, думаю, была настоящая бомба. Редко нам удается услышать нечто настолько пограничное. Нечто между жизнью и смертью, прямо на этой тоненькой струне… Ну, если это и есть Третья эра, я обеими руками за… Дорогие друзья, вся наша слушательская аудитория, если у вас хватило выдержки досидеть допоздна с радиостанцией «В13», желаю вам спокойной ночи и рад буду встретиться с вами снова через две недели, когда вы услышите исповедь забытого ныне композитора Арношта Шварца. А пока в качестве пригласительного билета предлагаем вам прослушать его музыкальный подарок, последнее сочинение маэстро для фортепьяно. Итак, мировая премьера на радио В13. А я, ваш ведущий у микрофона и микшера Эгон, прощаюсь с вами. Good night and have a nice dreams. (Включает музыкальный номер.)

В эфире звучит Чайковский. ЭГОН сначала огорошен, потом улыбается и начинает громко хохотать, его искренний смех перекрывают мощные звуки фортепьяно.

27

На железнодорожном вокзале. ОТЕЦ сидит на лавке перрона, в руках держит сумку. К нему подсаживается МАТЬ.

МАТЬ. У вас тут свободно?

ОТЕЦ. Можете говорить мне «ты».

МАТЬ. Я — Гана.

ОТЕЦ. Михал.

МАТЬ. Куда едешь?

ОТЕЦ. В Берлин.

МАТЬ. Там бы мне хотелось побывать.

ОТЕЦ. У меня как раз есть лишний билет.

МАТЬ. А что мы там будем делать?

ОТЕЦ. Описаем руины социализма, погуляем и поедем домой…

МАТЬ. Не слишком ли поздно?

ОТЕЦ. Лучше поздно, чем никогда.

МАТЬ. Это правда. Это ты хорошо сказал. Как когда-то. (Становится сентиментальной.)

ОТЕЦ. Не будь сентиментальной.

МАТЬ. Да. Извини. А что, если нас за писанье в общественном месте оштрафуют?

ОТЕЦ. Мы можем себе это позволить. (Показывает на сумку.) Главный приз.

МАТЬ. Я знала, что ты когда-нибудь выиграешь. А почему с тобой не едет Она?

ОТЕЦ. Кто — Она?

МАТЬ. Та, к которой ты ходишь все время и называешь ее «брокерская компания» или «центральный вокзал». Загадочная незнакомка, которую я никогда не видела…

ОТЕЦ (выглядит озадаченным). Погоди, погоди… ты имеешь в виду — любовница?

МАТЬ. Если любовница — от слова «любить», то не любовница, потому что ты уже любить не можешь… по крайней мере, меня… поэтому я и зову ее так загадочно: та, к которой ты ходишь, когда покидаешь меня…

ОТЕЦ (смеется добрым искренним смехом старого человека, который мы слышим от него впервые). Ну это ты пальцем в небо попала, милая…

МАТЬ. Милая… ты давно меня так не называл.

ОТЕЦ. Ты серьезно? Как это тебе в голову пришло?

МАТЬ. Я же тебя знаю…

ОТЕЦ. Любовница. Моя тайная любовница… Что я, Бетховен?

МАТЬ. Ты лучше, чем Бетховен…

ОТЕЦ. Погоди, погоди… И ты серьезно все эти годы думала, что у меня есть любовница?

МАТЬ. Я надеялась, что нет.

Молчание.

ОТЕЦ. Да, вот это действительно неожиданность.

МАТЬ. А ты меня ни о чем не спросишь? Мы две недели не виделись… почти три. Ничего тебя не интересует?

ОТЕЦ. Интересует… У тебя краски с собой?

МАТЬ. Краски? Разумеется. В поезде я буду рисовать акулу мако, синюю акулу и лимонную акулу.

ОТЕЦ. Так доставай их, и возьмемся за дело. Не будем терять время.

МАТЬ. За что возьмемся?

ОТЕЦ. Ты говорила, что, если я выиграю в спортлото, ты нарисуешь у себя на лице флаг Уганды, пойдешь в «Теско» и будешь кричать «Уганда, вперед!»… «Теско» я тебе прощаю… иначе опоздаем на поезд…

МАТЬ. Но я не смогу без большого зеркала.

ОТЕЦ. Я смогу. Давай краски.

МАТЬ подает ему краски.

Только я боюсь спутать Уганду с Уругваем. Нужны твои инструкции.

МАТЬ описывает флан Уганды, ОТЕЦ рисует его на ее лице. Они разговаривают и смеются.

МАТЬ. Но это требует сноровки… раздели пространство на шесть полос, то есть лент… начинай сверху… черная, желтая, красная, черная, желтая, красная…

ОТЕЦ. А посередине белый круг, а в нем галльский петух…

МАТЬ. Ты знаешь флаг Уганды?

ОТЕЦ. Я тебя умоляю, флаг Уганды знает каждый ребенок… Можешь ты мне наконец объяснить, почему у тебя именно такое хобби, почему ты рисуешь флажки на стекле?