Адъютант его превосходительства - И. Болгарин

– Я попытаюсь, Павел, – поджала губы Наташа, обиженная суховато-дело­вым тоном Кольцова. – Попытаюсь разыскать машиниста Кособродова, ты его знаешь – он у нас на запасной эстафете. Поговори с ним, но не думаю, что это возможно!..

Они расстались. К вечеру Наташа привела на квартиру большого, по-мед­вежьи нескладного, с покатой сутулой спиной и узловатыми, темными, как сухие корни, руками машиниста Кособродова.

Кольцов уже ждал. Обстоятельно рассказал ему суть дела. После чего, помедлив немного, Кособродов прогудел:

– Такую задачу и в неделю решить невозможно. А ты хочешь в один день. Они сидели в маленькой комнатке, примыкавшей к кабинету Ивана Плато-

новича Старцева. И эта комнатка, как и кабинет, также была завалена и заставлена разной исторической рухлядью… Медлительный и степенный Ко­собродов, казалось тоже был одной из достопримечательностей этой комна­ты. Живые, промицательные глаза, выглядывающие из-под густых бровей, свидетельствовали о том, что мысли его работают напряженно.

– Но это нужно? – сказал Кольцов. – Осипов сегодня в девять выезжа­ет… Завтра или уж, во всяком случае, послезавтра он будет у Петлюры. И тогда – все! Совместными усилиями они разгромят Южную группу…

– Понимаю… – Кособродов неторопливо вынул кисет, свернул цигарку, закурил. Морщась от едкого дыма, думал и рассуждал вслух: – Сейчас шесть. В девять поезд тронется. А взрывчатки еще нет, за ней надо ехать на Белокаменский разъезд, и неизвестно, будет ли туда попутный поезд… Да и не все поезда на разъезде останавливаются… А если пешком до разъезда добираться – два часа уйдет… – И Кособродов снова твердо пов­торил: – Нет, не получается!

– Ну что ж… – Павел резко поднялся. – Буду сам что-то предприни­мать…

– Погоди малость, – устало сказал Кособродов. – Горячиться, говорю, погоди. Голова дадена для чего?.. Чтобы думать! Вот и давай посидим да подумаем. Глядишь, мелькнет что-нибудь путное…

Кольцов послушно сел, положил руки на колени и в такой позе стал чем-то похож на провалившегося на экзамене гимназиста.

Кособродов молча курил. Пристально, с прищуром, глядел на тусклый огонек дотлевающей между пальцев цигарки. Затем

Опять поднял глаза на Кольцова.

– Для меня, парень, Южная группа – это не просто понятие. – У меня там в сорок пятой дивизии дружков полно… Во-от!.. – И снова протяжная тишина. И снова Кособродов что-то обдумывал, прикидывал, взвешивал… Долго тер большими грубыми руками лицо. И, наконец вздохнув, сказал: – Вообще-то можно попытаться… Есть одна мысля… Но рисковая…

Кольцов поднял на Кособродова вопросительный взгляд. В синих тягу­че-медленных августовских сумерках Кольцов к Наташа пустырями прошли к товарной станции, откуда должен был уходить спецпоезд. Постояли за пак­гаузами. Перекликались в отсыревшем воздухе маневровые паровозы. Падучей звездой, как бы остановленной возле самой земли чьей-то властной силой, повис невдалеке зеленый огонек семафора.

– Похоже, ждут! – сказала Наташа и снова зашагала вдоль кирпичных стен пакгаузов.

Следом за ней шел Кольцов. Был он в пиджаке и фуражке железнодорожни­ка, она, в простеньком жакете и косынке, походила на жительницу пред­местья.

Возле семафора, в тени, не очень таясь, стояли двое железнодорожников с сундучками в руках. Одного из них Кольцов еще издали узнал по грузной фигуре – это был Кособродов.

– Дим Димыч? – негромко окликнула Наташа.

– Мы, – неторопливо отозвался Кособродов, и его размытая зыбким све­том семафора тень закачалась по насыпи.

Девушка на мгновение прижалась к Кольцову, обожгла его горячим дыха­нием.

– Дай бог тебе счастья! – И, встав на носки, неуклюже поцеловала его в щеку.

Кольцов подошел к железнодорожникам, и они вместе двинулись вдоль пу­тей. Впереди – машинист Кособродов, за ним – его «помощник», Кольцов, и молоденький кочегар. Шли не спеша, посвечивая впереди себя фонарем. Прошли мимо стрелок. Свернули. Направились к паровозу.

Невысокий старик в тулупе ходил неподалеку от складского строения. Завидев Кособродова, снял шапку, бодро поздоровался, с любопытством всматриваясь в Кольцова – силился угадать, кто же это такой. Кольцов за­метил это и на всякий случай отвернулся в сторону.

Первым в будку легко забрался Кособродов. Несмотря на возраст и сло­жение, он сделался вдруг быстрым, пружинистым. Куда девалась его медли­тельность и степенность! Следом за ним по железным ступеням полез коче­гар.

Кольцов неловко подпрыгнул, зацепился за железную скобу сундучком и едва не уронил его, но кочегар тут же подал руку, помог забраться Кольцову в будку паровоза.

Окутываясь липким паром, черная чугунная туша сразу же тронулась, постукивая колесами и скрипя тормозами, нехотя поползла к ветхому стан­ционному домику. Здесь стоял усиленно охраняемый вагон.

Подошли полковник Щукин, Осипов и Волин. Полковник вполголоса давал последние наставления Осипову.

– Разрешите отправлять, ваше высокоблагородие?! – вытянувшись перед Щукиным, спросил начальник охраны.

– С богом, – покровительственно кивнул тот.

Осипов поднялся в вагон, за ним вошли двое солдат. Захлопнулась дверь. Послышался щелчок замка.

Лязгнули буфера, и паровоз тронул вагон с места. Осипов сел у откры­того окна, облегченно расстегнул верхние пуговицы кителя. Он втайне гор­дился своей миссией – она казалась ему значительной и важной, едва ли не влияющей на ход летне-осенней военной кампании.

Гулко прогрохотав по мосту, паровоз с вагоном набирал скорость.

У паровозного окошка стоял Кособродов и внимательно смотрел вперед. Какие-то бесформенные темные предметы мелькали на обочине. Рука Кособро­дова спокойно лежала на реверсе. Наконец машинист повернулся и, кивнув головой, сказал:

– Можно!

И тотчас паренек-кочегар и Кольцов полезли на тендер и зачтем по угольной куче пробрались к водяному баку.

– Значит, четвертое окно? – уточнил Кольцов.

– Четвертое, точно, – запинаясь, сказал кочегар. Его бил легкий оз­ноб.

По железным скобам водяного бака Кольцов спустился к сцеплению. Гро­хот колес на миг, оглушил его. Навстречу летела душная ночь, и звезды тоже летели, словно пришитые к этому поезду…

Кочегар остался на тендере и оттуда внимательно наблюдал за Кольцо­вым.

А Кольцов перебрался со сцепления на открытую площадку вагона, с пло­щадки полез на крышу, пополз по ней, заглядывая вниз и отсчитывая ок­на… Вот оно, четвертое окно! Прижимаясь к крыше, Кольцов какое-то вре­мя лежал, справляясь с гулким и учащенным биением сердца. Затем взмахнул рукой и ухватился за грибок вентилятора.

Тем временем Осипов, готовясь в своем купе ко сну, стаскивал с ноги сапог. Внезапно послышались тревожные гудки паровоза, и вагон стал толч­ками замедлять бег. Это означало экстренное торможение.