Лефорт - Николай Павленко

Из писем Лефорта явствует, что в молодости он был повесой и пользовался успехом у прекрасного пола благодаря привлекательной внешности, высокому росту и веселому нраву. Помогли ему и связи с влиятельными в Немецкой слободе людьми. Добавим к этому, что в выборе спутницы жизни он руководствовался не только внешностью избранницы, но и ее достатком.

Брак с Елизаветой Суэ существенно отразился на судьбе Лефорта и положил начало его карьере в России. Через этот брак он породнился с опытным и умелым военачальником полковником Патриком Гордоном, который был женат на двоюродной сестре Елизаветы Суэ, дочери генерал-майора русской службы Бокговена. К тому времени Гордон был комендантом крепости Чигирин, а вскоре за отличия в войне с турками его произвели в чин генерал-майора.

Как сложилась семейная жизнь Лефорта, был ли он счастлив в браке с Елизаветой Суэ, соблюдали ли они супружескую верность, доподлинно мы не знаем — ни в одном из сохранившихся писем сведений на этот счет нет. Известно лишь, что у супругов родились одиннадцать детей, из которых выжил лишь сын Анри (Андрей), появившийся на свет в 1685 году.

Незадолго до смерти Франца Лефорта, во время его полуторагодичного пребывания в Великом посольстве, супруга отправила ему несколько писем, из которых можно сделать некоторые выводы относительно характера их взаимоотношений. Бросается в глаза, что письма эти не содержат ничего личного, интимного, не выражено в них ни горечи по поводу продолжительной разлуки, ни желания поскорее встретиться, — все они носят деловой характер и характеризуют Елизавету как рачительную хозяйку. В отличие от своего легкомысленного супруга, она проявляла заботу и о домашнем очаге, и о хозяйстве семьи.

Первое письмо супруга отправила в Амстердам 1 июня 1698 года. Она извещала мужа о сложившейся в Москве напряженной обстановке в результате вспыхнувшего стрелецкого бунта. Елизавета сетовала на отсутствие писем от супруга, сообщала о тревоге, охватившей жителей Немецкой слободы. «Здесь ничего нового не происходит за тем исключением, что каждый день мы в ожидании смерти из-за угроз со стороны нечестных людей, которые хотели всех нас перебить. Но до Божьей милости некоторые из них были наказаны, и я надеюсь, что Бог окажет нам милость, чтобы замыслы остальных были разоблачены до того, как они приведут их в исполнение. Вы сможете представить себе, как мы желаем возвращения Его величества, так же как и вашего и всех, кто от него зависит для того, чтобы несколько успокоить нас, оказавшихся в большой опасности. Нам еще неизвестно, что с нами произойдет. Вышедшая вперед наша армия еще не вернулась, и мы не знаем, когда она вернется». Супруга жаловалась на отсутствие писем от сына, учившегося в Швейцарии: «…он мне не пишет более одного года»{16}.

Три недели спустя Елизавета извещает супруга о получении письма от сына: «Сын здоров, так же, как и госпожа ваша мать». Но более, кажется, супруга была озабочена вопросом: каким материалом покрыть крышу строившегося по повелению царя дворца для Лефорта в Немецкой слободе, «из дерева или железа»? Она предупреждает, что вряд ли супруг сможет сразу поселиться во дворце, «поскольку в нем будет еще сыро». Чтобы можно было где-нибудь временно разместиться, супруга распорядилась построить деревянный дом в три комнаты, где можно будет проживать «до того, как во дворце будет сухо», и извещала об этом супруга. В завершение напоминание: «Так как сегодня (22 июля 1698 года. — Н.П.) исполняется двадцатилетие со дня, когда мы поженились, я непременно выпью за ваше здоровье»{17}.

Заботы Елизаветы Лефорт простирались не только на строившийся дворец, но и на вотчину, пожалованную Петром в награду за участие мужа в Азовских походах.

В письме от 29 июля она извещает мужа, что в доме «достроили стены и что остается только сделать кровлю и стропилить дом изнутри», и повторяет вопрос о крыше, какой ей быть: из железа или дерева? «Я хотела бы, — продолжала Елизавета, — съездить в село, но опасаюсь встречи на дороге с нечестными людьми и поэтому до сих пор не могла туда съездить». Она напоминает супругу: «Я прошу вас не забывать привести несколько кобыл, когда вы будете возвращаться, так как наше село мало заселено скотом. Было бы необходимо истратить тысячу или полторы тысячи рублей на покупку всего того, чего там не хватает»{18}.

Последнее письмо мужу Елизавета отправила 5 августа 1698 года после того, как все же отважилась навестить вотчину. Но в центре ее внимания был дворец: «Дворец ныне достроен, работают над внутренними стропилами и кровлей, как можно больше. Я уже написала вам относительно стекла для окон. Было бы необходимо купить там, поскольку здесь оно ничего не стоит. Дворец достоин красивого стекла. Я не могу написать вам касательно всего того, что требует обстановка дворца, ибо я хорошо знаю, что вы знаете лучше моего и все о том, что нужно.

Относительно нашего села я вам скажу, что если придет табун, я хочу приобрести пять-десять лошадей к селу, ибо там их совсем не хватает, там очень мало скота. Нет более пригодного места, чтобы держать там имеющийся фураж.

Я прошу вас не забывать о кобылах, так как очень необходимо иметь несколько, если можно найти их того же цвета, как мои каретные лошади. Сделайте мне одолжение, купите несколько. Я прошу вас также милостиво написать архангельскому воеводе, чтобы он дал мне знать, есть ли возможность купить там десять коров, поскольку их невозможно найти здесь. Те, которые я имею, сдохли этой весной.

Я хочу также писать в Батурин, чтобы купить молодых быков, потому что я приобрела лес, расположенный недалеко от нашего села, где и будет достаточно дерева лет на десять. Я отдала за него пятнадцать рублей и подумала устроить там место для скота и построить домик, где гнать водку.

В селе я построила церковь, которая почти построена, я также вырыла новый пруд, поскольку тот, что был, полностью протух. Однажды вы написали мне, что господин Тихон Никитич (Стрешнев. — Н. П.) дает средства для строения домика и церкви, но об том он ничего не хочет знать. Поэтому я сделала это сама. Для дома я купила немного бревен и то, что будет нужно».

Хозяйственная жилка супруги Франца Яковлевича заслуживает всяческих похвал. Ее внимание простирается до мелочей, чуждых главе семьи и относящихся как к строительству дворца, так и к рационализации вотчинного хозяйства: закупки лошадей, холмогорских коров, сооружения винокурни и т. д. Кроме того, она обнаружила осведомленность о рыночной конъюнктуре в стране и знала, что и где можно выгодно купить{19}.