Лефорт - Николай Павленко

Такое решение Лефорта не устроило. 11 октября он подал новую челобитную, обвиняя уже стольника Данилу Чернцова в том, что тот вел дело, «норовя иноземцу Петру Сиверсу и не розыскав подлинно». Чем закончилось дело, неизвестно, так как документы отсутствуют. Но скорее всего — ничем, ибо Юшка Семенов, которого Лефорт считал разбойником, к ограблению его дома, по-видимому, не был причастен, а другие подозреваемые отсутствовали{28}.

Между тем крымский хан то и дело производил набеги на южные уезды России. За Крымом стояла Османская империя, и воевать с ханом Россия не отваживалась до тех пор, пока не будет заключен мир с Польшей. Двум государствам, одинаково страдавшим от набегов крымцев, никак не удавалось договориться друг с другом. Камнем преткновения был Киев — Польша не соглашалась отдать этот город России и к тому же настаивала еще и на возвращении Смоленска. В.В. Голицын, руководивший Посольским приказом, показал себя умелым дипломатом. В апреле 1686 года с Польшей был заключен «вечный мир» и установлены союзные отношения для борьбы с врагами христианства. По условиям «вечного мира» Смоленск и Киев остались за Россией.

Теперь можно было дать достойный отпор крымским татарам. В 1686 году началась подготовка к большому походу на Крым. К южным границам стягивались войска. Главнокомандующим войсками был назначен князь В.В. Голицын.

Невиль писал: «Голицын сделал все, что мог, чтоб отклонить от себя эту должность, так как он справедливо предполагал, что трудностей будет ему весьма много, и что вся ответственность за неудачу падет на него, какие бы меры предусмотрительности и предосторожности он ни предпринял, и что ему трудно будет сохранить свою славу, если поход окажется неудачным. Войско, вверяемое ему, было, правда, велико числом, но его составляли толпы грубых, беспорядочных крестьян, не закаленных в битвах, с которыми он не мог ни начать, ни совершить с честью никакого важного военного предприятия. Бывши более великим государственным мужем, нежели полководцем, он предвидел, что отсутствие его из Москвы причинит ему более вреда, нежели принесло бы славы самое завоевание Крыма, так как оно не поставило бы его выше, звание же начальника войск решительно ничего не прибавляло к его могуществу»{29}.

Лефорту хотелось принять участие в походе в чине полковника. Для этого он воспользовался весьма своеобразным приемом. Он решил прибегнуть к обходным путям и использовать Совет Женевской республики в качестве ходатая перед Голицыным об оказании «милости» их соотечественнику. 1 октября 1686 года Лефорт обратился к Совету Женевской республики с просьбой о присылке рекомендательного письма к князьям В.В. и Б.А. Голицыным: «Без сомнения, я достиг бы того (успехов в карьере. — Н.П.), ежели б имел довольно счастья милостью вашей и властью Республики получить письмо, рекомендующее меня двум первым министрам сего двора, князьям Голицыным: о том, государи мои, беру смелость просить с тем большим усердием и покорностью, что сие дело весьма нетрудное и не позволит укрепить мои дела и даже споспешествовать оным».

Хлопоты об отправке Советом грамоты взял на себя Ами Лефорт, ставший к тому времени одним из наиболее влиятельных членов Совета. Сохранился плохой перевод с грамоты Женевского совета князю Голицыну, в которой тяжеловесным языком перечислены успехи в службе не только Франца Лефорта, но и всех его предков. Совет «любезнейшего нашего гражданина вам похвалити разсудили есмы, дабы яко ево величайших и пресветлейших царей к службе охота растет, тако их жалованье к нему пространялось».

Таким же тарабарским языком были переведены и комплименты в адрес В.В. Голицына: «…ты преславным прародителем родословием и пресовершенным в поведении дел благоразумием и всяким вещей во время мира и войны действуемых, превысоким искусством и целомудренною к пресветлейшим императором верою вся от них одержати возможешь. Того ради молим тя елико можем рачением, да милость твою к тому гражданину нашему явити не отречишися, и дать по случаем бываемым на вящую честь возведен был, порадети не пренебрежеши, чтоб императорскому пресветлейших царей величеству полезнейшее и вящши явное тщение показал»{30}.

Обращение Женевского совета возымело действие. Польщенный Голицын не отказывался ходатайствовать перед правительницей Софьей о произведении Франца Яковлевича в чин полковника. Однако сделать это он мог только после возвращения армии в Москву.

Весной 1687 года армия во главе с В.В. Голицыным выступила в первый Крымский поход. В распоряжении историков имеется письмо Франца Лефорта брату Ами от 1 октября 1687 года с подробным описанием этого похода. Приведем его полностью, поскольку оно содержит сведения не только о том, как проходил поход, но и о роли и участии в нем Лефорта:

«…Мне предстояло много хлопот привести Ахтырку[3] в хорошее состояние, ибо Змеев (в то время возглавлявший Иноземский, Рейтарский и Пушкарский приказы. — Н.П.) приказал устроить все по моему личному усмотрению. Мой полковой командир был на весьма дурном счету, да и сам ни во что не вмешивался. Когда 400 человек полка пришли в Ахтырку, генерал послал полковника в Колонтаев, и я остался один, пока не собрались прочие части полка. По надлежащем снаряжении всей армии, меня отправили с 1500 человеками вперед, чтобы пройти по наведенному через Мерл мосту и овладеть им. Это было исполнено, после чего армия могла переправиться беспрепятственно. Неприятель нигде не показывался. На следующий день (2 или 3 мая) переправа совершилась, и армия простояла здесь несколько дней в ожидании прибытия всего необходимого для столь важного похода. Действительно, никогда подобного похода предпринимаемо не было; но могу уверить вас, что никогда ни одна армия не страдала столько, как эта здесь.

От реки Мерля пошли мы к реке Коломаку, где трава пошла в изобилии, равно как и близ рек Орчики и Липянки. Спустя несколько дней достигли мы прекраснейшей реки, какую только можно видеть; она называется Орель; оба берега ее покрыты великолепными лесами, где во множестве водятся всякого рода звери: олени, вепри, медведи, дикие бараны и другие. Здесь мы простояли некоторое время, затем приблизились к реке Кильчену и, наконец, к весьма красивой реке Самаре, с не совсем, впрочем, здоровою водою. Пройдя еще несколько речек, добрались до реки Конская Вода, скрывавшей в себе сильный яд, что обнаружилось тотчас же, как из нее стали пить. Эта вода для многих была пагубна, смерть произвела большие опустошения. Ничего не могло быть ужаснее мною здесь виденного. Целые толпы несчастных ратников, истомленные маршем при палящем жаре, не могли удержаться, чтобы не глотать этого яда, ибо смерть была для них только утешением. Некоторые пили из вонючих луж или болот; другие снимали наполненные сухарями шапки и прощались с товарищами; они оставались там, где лежали, не имея сил идти от чрезмерного волнения крови, К довершению несчастия, наш великодушный князь, боярин В.В. Голицын, не позволял сворачивать с дороги, хотя мы уже не имели травы, потому что все степи были выжжены. Мы достигли реки Ольбы, но и ее вода оказалась ядовитою, а все кругом было уничтожено: мы видели только черную землю, да пыль и едва могли рассмотреть друг друга. К тому же вихри свирепствовали постоянно. Все Лошади были изнурены и падали во множестве. Мы потеряли голову. Искали повсюду неприятеля или самого хана, чтобы дать ему сражение. Захвачено было несколько татар и сто двадцать из них и более были истреблены. Пленные показали, что хан идет на нас с 80 000 татарами. Однако и его полчище жестоко пострадало, потому что до Перекопа было все выжжено.