Лоскутное одеяло - Алла Осипова

Действительно, все было так, как я сказала. Игорь крепко держал меня за руку и долго рассказывал о всей своей жизни, о детстве, любимых женщинах, о своих сбывшихся и неосуществленных мечтах. Потом голос его стал слабеть и сбиваться. Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и, еле-еле улыбнувшись уголками губ, прошептал: «Ангелы, ангелы вокруг, правда, совсем не страшно, красиво, хорошо, значит, все правда, есть жизнь вечная…» Игорь умер, и я почувствовала дуновение легкого ветра на своем лице, как будто его душа попрощалась со мной. «Передай, пожалуйста, привет моей мамочке и бабушке», — прошептала я и накрыла его спокойное лицо.

Таких случаев у меня было очень много. Я не могла отказать тем несчастным, которые просили меня побыть с ними в последние минуты. Из-за этого на работе у меня случались всякие неприятности. Например, я не успевала вымыть полы в коридоре или перестелить белье, так что очень часто меня отчитывали на пятиминутках и лишали премий. Заведующий отделением хорошо ко мне относился, но старшая сестра невзлюбила и изо всех сил старалась придраться. Почему-то всем очень нравилось давать мне разные прозвища, и кроме Ангела Смерти потом прицепились Тормозная, Нежная Сиротка, Мороженая Курица и некоторые другие, поэтому со временем я уже не знала, на какое прозвище откликаться.

На одном из ночных дежурств хирург Алексей Смирницкий сделал меня женщиной. Он вызвал меня в ординаторскую и закрыл дверь на ключ. Деваться мне было некуда. Я ничего не почувствовала, мне было все равно, и надо было поскорее освободиться, чтобы побыстрее поставить капельницу Романовой из пятой палаты. Лишение чести для меня напоминало обычное медицинское вмешательство, причем не очень приятное, что-то вроде укола шприцем. Алексей долго возмущался, обозвал меня ледяной бабой и изумился, когда понял, что лишил меня девственности.

— Что ж ты ничего не сказала? Я теперь буду чувствовать себя виноватым, ночь спать не буду! — сказал он, натягивая брюки.

— А вам и не положено на дежурстве спать. Отпустите меня побыстрее, а то Романовой совсем станет плохо без капельницы, — буднично произнесла я.

— Ну и странная же ты, Аня. Не как все. — Он удивленно покачал головой и наконец открыл дверь. — Но что-то в тебе есть… Только не пойму — что…

Однажды заведующий отделением попросил меня сделать укол какому-то очень блатному пациенту. Он вызвал меня в кабинет и предупредил, что я должна быть с этим пациентом предельно мила и вежлива, что это один из братков крупной группировки. Сам Олег Петрович уже поставил ему иголки для снятия гипертонического криза, и нужно еще сделать внутримышечный укол.

— Ань, сделаешь своей легкой рукой укольчик, чтоб комар носа не подточил, а? Он очень нервный, а мы от него сильно зависим. Он наш спонсор, в определенном смысле, — таинственно шепнул он мне.

Я вошла в кабинет и увидела классическую фигуру нового русского, толстого, с бодро торчащим плотным животом, с толстенной золотой цепью на бычьей шее. Глаза у него были сердитые, но умные. Почему-то я совсем его не боялась.

Мне пришлось самой расстегнуть ему ширинку и стянуть брюки, потому что в его толстых пальцах торчали иголки. Я быстро сделала укол, а когда стала натягивать брюки обратно, случайно почувствовала его убедительное возбуждение. Он с изумлением и растерянностью посмотрел на меня и вдруг стал беззащитным, как подросток. Браток вдруг промычал:

— Ну и руки у тебя, детка, зае…сь!

Я покраснела и выбежала из палаты. Он вдогонку мне крикнул:

— Ты, типа, типа, это…

В конце рабочего дня меня снова вызвал к себе в кабинет Олег Петрович. Он удивленно посмотрел на меня и спросил:

— Скажи, Лебедева, чем ты так возбудила Юрия Михайловича? Стриптиз ему показывала вместо укола?

Я недоуменно пожала плечами и почувствовала, что предательская краска смущения заливает мое лицо.

— Он пришлет за тобой машину с водителем через час. Ань, прошу тебя, поезжай! Не выкобенивайся, делай все, что скажет! Вся больница, блин, от него зависит, мне уже главный звонил, чтобы я тебя уговорил. Мы тебе отгулы дадим, премию… Считай, что просто едешь к нему проводить массаж… Ну, ты поняла…

Я молчала, потупившись. Вечером я планировала сходить с девчонками в кино на «Криминальное чтиво» и сварить обед.

— Ань, считай, что это — приказ. Ты военнообязанная, если помнишь. Считай, я тебя забрасываю десантником на важную операцию. Лады? Да и вообще, считай, что тебе повезло. Это такой богатый и влиятельный мужик, что мало не покажется… Только ты его ничем не раздражай…

Я чувствовала себя агнцем на заклании, но мне ничего иного не оставалось делать. Почему-то этот мужик не был мне противен. У него очень красивые глаза. Я согласилась.

За мной приехал огромный джип «субурбан-шевроле» с прожекторами на крыше. Водитель Коля оказался деревенским, розовощеким, разговорчивым парнем, он безостановочно рассказывал анекдоты про новых русских и смешил больше сам себя. Он успокоил меня, сказав, что шеф у него — отличный мужик и мне совершенно нечего его бояться.

Квартира Юрия Михайловича располагалась на Тверской. Я вошла и остолбенела от красоты и роскоши. Казалось, это был какой-то другой, волшебный мир, с необыкновенными запахами, светом и красками. Хозяин вышел мне навстречу в длинном шелковом халате, расшитом драконами. Он улыбался и приветливо смотрел на меня.

— Привет, Анютка, — сказал он ласково.

— Откуда вы знаете, как меня зовут? — удивилась я.

— Да я уже все о тебе знаю. Может быть, даже больше, чем ты о себе знаешь.

Он говорил совершенно нормально, без мата и выпендрежа. Такое впечатление, что он просто в больнице играл роль этакого крутого бандикоста, а на самом деле совсем таким не был.

— Ну, проходи, проходи. Покажу тебе мою холостяцкую нору, — самодовольно сказал он и сделал приглашающий жест рукой. — Это гостиная, там спальня. Мой кабинет. Кухня — столовая. А это — балкончик.

Юрий Михайлович распахивал передо мною двери, как будто я пришла к нему в квартиру с инспекцией.

Квартира была просто царской. Мне показалось, что я вошла во дворец сказочного падишаха. Все вокруг было так красиво, с таким вкусом, — наверное, над квартирой работали самые изысканные дизайнеры. Несмотря на то что стены, полы и мебель во всех комнатах были выдержаны в строгой гамме белого, черного и золотого, яркие пятна огромных напольных ваз, наполненных прекрасными свежими розами, множество ярких, подсвеченных картин на стенах создавали гармонию и выглядели благородно и солидно. Высокие окна были полностью задернуты тяжелыми черными драпировками, перевитыми золотыми шнурами. В гостиной стоял огромный, размером с целую стену, плоский телевизор. Я думала, что такие бывают только в научно-фантастических фильмах, никогда таких не видела, даже в рекламе. Перед телевизором круглился кожаный диван с десятком шелковых подушек, а в глубине комнаты поблескивал настоящий бар со стойкой, густо заставленный яркими бутылками. Над барной стойкой висели вниз головой разного вида рюмки.