Девушка с ромашками - Елизавета Боровских

Елизавета Боровских

Девушка с ромашками

– Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора!

С этой фразой моё бессознательное прекратилось. Я будто очнулся ото сна привычных будней.

Мой телефон разрядился, поэтому теперь я испепелял всё, что видел вокруг. Останавливался то на одной точке, то на другой.

Даже не помню, что сегодня за день недели. Может, понедельник или вторник… А нет, сегодня четверг, но это не имеет никакого значения, ведь я совершенно потерял понимание всего происходящего: толпы людей в любое время, там наверху даже некуда ступить, все врезаются друг в друга; женщина с коляской и ещё одним ребёнком, по громкой связи снова:

– Держите детей за руку!

Она взяла за плечо маленького мальчика и сжала его ручку в кулаке, а я, тем временем, уже отвёл взгляд.

Столько разных лиц, в основном, опустошённых, унылых, напряжённых. Одна женщина сдвинула брови, мужчина протяжно зевнул, остальные не отрывались от телефонов.

Среди всех обыденных простых людей я заметил только светлую куртку, заправленные внутрь русые, немного вьющиеся волосы и какую-то бежевую тряпочную сумку с ромашками. Всё это в единой фигуре стояло на соседнем эскалаторе и слегка пританцовывало. На голове виднелись белые большие наушники, которые смотрелись достаточно лаконично и утончённо.

По сторонам косые взгляды. Неудивительно, что и моё внимание привлекла, кажется, единственная в этой бесчисленной толпе жизнерадостная фигура. Теперь я смотрел только на неё.

Обычно мне не приходится наблюдать за людьми, всматриваться в их лица и одежду, разглядывать детали. Но в этот раз мне повезло увидеть что-то, казалось бы, обычное, но совершенно непривычное. Фигура совершенно не задумывалась о том, что находится в центре людского внимания. Эти косые взгляды врезались в неё и отстранялись обратно. Чувствовалась какая-то внутренняя сила. Может, сила безразличия к тем, кто позволяет себе осуждать других?

Такая «лёгкая» атмосфера создавалась вокруг неё. Кажется, в наушниках играла динамичная музыка, возможно, даже её любимая. С приближением к концу парящей лестницы струя воздуха посетила нас всех, тогда волосы моего предмета наблюдения немного отстранились назад, кажется, в этот момент я услышал её аромат. Это был аромат тонкой свежести. Будто бы она придавала свежесть своим появлением всем этим старым станциям.

Время на эскалаторе хотя и казалось бесконечным, но и оно исчерпало себя. Мы вместе с бежевой курточкой свернули направо к поезду, только она вошла в двери с другого конца вагона.

Недолго думая, я решил сесть напротив, чтобы рассмотреть её.

Она сразу залезла в телефон, потом посмотрела на ленту станций и закивала головой; скрестила ноги.

Кто она такая? Что любит делать в свободное время? Почему ромашки на сумке осенью? Какая музыка играет в этих огромных наушниках, что заставляет её танцевать?

Сегодня было достаточно прохладно, вот и она была одета по погоде. Воротник куртки был немного расстёгнут и приспущен так, что в треугольнике виднелась кофточка в полоску. На шее висел медальон или кулон круглой формы, но мне не удалось найти его примечательным. Руки держали тёмный прямоугольник с горящим экраном, а пальцы имели слегка красный цвет, видимо, из-за холода. Она что-то печатала, перебирая руками. Периодически отводила глаза, затем возвращала их к экрану телефона.

Признаюсь, я не отводил от неё взгляд. Естественно, совсем скоро она это заметила.

Так пронзительно посмотрела на меня, не улыбнулась, а только провела глазами сверху вниз и принялась печатать дальше. Такой взгляд взрослый не по годам, медленно растворился передо мной.

Запомнил глаза, такие медово-зелёные, с бурой окантовкой. Только их, всё остальное скрывала маска. Чёрные ресницы поднялись, потом снова опустились. Лицо выглядело расслабленным. Бежевая курточка снова взглянула на меня, а потом что-то озадаченно начала набирать в телефоне. Щёки сделались румяными.

Мы так много упускали раньше, когда видели чужие лица в полной мере, когда их ничего не прикрывало. Видели полноту эмоций, красивые улыбки, без трудности распознавали просьбы и слова, а теперь должны присматриваться и прислушиваться, быть внимательнее друг к другу. Мы становимся всё таинственнее.

Временами она покачивалась и кивала головой, думаю, в такт музыке, играющей в наушниках. Выключила телефон и некоторое время смотрела на какую-то одну точку на полу, а потом медленно и осторожно подняла взгляд на меня. Я успел подумать, что она выходит на следующей станции и что наблюдениям успел прийти конец. Но нет, она вновь отвела медовые глаза и осветила их искусственным сиянием смартфона. Печатала. Задумалась. Снова что-то набирала. Вздохнула. Закрыла глаза. Долго читала, полагаю, что получилось. Снова подняла на меня глаза.

Я хотел запомнить её такой непринуждённой и свободной, чтобы перенести изображение этого очарования на холст. И я запоминал. И больше не видел ничего, кроме тех зелёных глаз.

Следующая станция.

Двери скоро закроются, а я с надеждой смотрю в эти глаза, чтобы они не пропали на платформе. Она всё ещё здесь передо мной.

Прядь упала на лоб из-за потока воздуха, тогда одна рука поднялась, чтобы поправить её, а вторая оставалась во власти телефона. Кажется, то, над чем она трудилась всё это время, было успешно завершено. Теперь она далеко запрятала тёмный прямоугольник на дно кармана куртки и продолжала покачивать головой. Поезд вновь остановился, а мои надежды заполнили всё пространство вокруг. Но я даже не успел опомниться, как перед моими глазами промелькнули только ромашки, за которыми закрылась дверь. Она вышла на платформу, повернулась вполоборота и в последний раз одарила меня сиянием своих медово-зелёных глаз.

В вагоне полно людей, но для меня теперь он стал пустым.

Я вскочил за ней, хотя и знал, что не успею.

– Уважаемые пассажиры! В вагонах поезда держитесь за поручни!

Спасибо, что предупредили, однако я не успел схватиться и удержать равновесие. Только аромат её остался со мной. Немного потоптавшись из стороны в сторону, я всё же взялся за поручень и занял место, откуда смотрел на неё, на её медовые глаза.

Не похожа на остальных.

Так случается, что почти всех этих подвижных или вкопанных мы видим в первый и последний раз во всей жизни. Ваш взгляд пропадёт из их памяти уже через мгновенье, на половину прохожих вы даже не посмотрите. Кто-то взглянет осуждающе, а для кого-то вы покажитесь привлекательным. Но только сейчас, в одном взгляде. Пару метров и вы станете уже незаметным. Таким же прохожим, как и все остальные.

Здесь такие все разные. Возможно, среди них есть музыканты, писатели, инженеры, повара, строители, туристы, впервые оказавшиеся в столице.

А кто она?

Я бы сумел бы запомнить её, если бы, как и всегда, был прикован к телефону?

Случайная, как и тысячи людей, которые встречаются в метро. Они все незнакомцы, задумчивые или бодрые, весёлые или сонные, с музыкой или книгой.

Каждый день случайные.

Я не знаю их имён, и её имени не знал. Лишь глаза, будто