Проект 2012 - Дэн Юлин

– Когда забастовку проводить будем? Парламентёр.

Рассеянно скользнув по парню взглядом, Аспирин отвернулся:

– Почему парламентёр?

– Ну… как же? Ты ж у нас… это… коллектив подначиваешь… условия давишь.

– Понятно, – Михаил потёр подбородок, его глаза смеялись из-под тонких бровей, и посмотрел на Кострова. – Тогда, скорее, депутат.

Теряя к приставале интерес, отвернулся, разглядывая ржавые остовы брошенной во дворе техники, зелёные островки мятых сорняков и сваленный в кучу мусор. Вдохнув полной грудью свежего воздуха, почувствовал запах разогретого битума и мазута.

– Да? – подыграл Костёр, совершенно не понимая, о чём идёт речь, и чем парламентёр отличается от депутата. – Мозгов-то нет. – Точно печатью, пригвоздил тупость задиристого коллеги, усмехнувшись, посмотрел новенькому прямо в глаза.

Шёл бы ты отсюда…

Парень на секунду замер, в его глазах отразилось сомнение: пропустить обидное замечание или нет. Стрельнув глазами в комнату, где за столом сидели друзья, бросил на Димку оценивающий взгляд: да – крепкий, да – кулаками, слыхал, махать умеет, и давно в шараге работает, только если каждому козлу хамить позволять, за человека скоро считать не будут, быстро зачмырят, даже такие, как ботаник тощий.

Но что-то в глазах Дмитрия, вроде беззаботно улыбающегося, быстро заставило передумать. Ну его к чёрту, придурка небритого, пускай скалится, придёт время.

– Хрен с вами, – парнишка потёр кончик чумазого носа. – В другой раз побазарим.

И повернулся, собираясь уйти.

– Настроение не то, – не думая о последствиях, наивно поделился Михаил. – Спали мы плохо.

«Прыщавый» остановился, враз забывая о собственных мыслях, глумливо ухмыльнулся, и его палец грязным ногтем ткнулся Кострову в грудь:

– Спали вместе? – Спросил и тут же заткнулся, понимая, какую непростительную ошибку совершил. Успел заметить, как на его слова, услышав непозволительное оскорбление, обернулись несколько рабочих. Только это и успел, потому что в следующий миг небо резко наклонилось, и он оказался в углу балкона. Кулак приставала прозевал.

Игра за столом вмиг прекратилась, крики стихли.

– Ты… ты… – «Прыщавый» попытался подняться, но Костров ударил снова, вдавливая в пол.

– Лёжа-ать…

– Костёр! – Мишка схватил друга за руку. – Хватит! Кончай!

Диман попытался вырваться.

– Вот, падла. – На секунду расслабился, пытаясь притупить бдительность Спирина, а затем резко дёрнулся, стараясь дотянуться до обидчика ногой. – Иди! Сюда…

Сзади подбежали рабочие. Помогли Мишке оттащить Костра от отбивающегося ногами, прижавшегося спиной к ограждению паренька. Поставили недотёпу на ноги и оттеснили, недовольно качая головами и громко ругаясь, но, не вставая ни на чью сторону, прекрасно зная, что с Костровым лучше не связываться.

Вперёд протиснулись приятели «Прыщавого». О чём-то громко зашептались. Мишка разобрал только: «Семён, ты как?» и «давай ему наваляем». Диман тоже на слух не жаловался, и среагировал соответствующе: снова вперёд рванулся. И если бы не стоявшие рядом рабочие, наверняка набросился на помощничков, а так его вовремя перехватили и вытолкали с балкона.

– Хорош! Сдурели, что ли? – Начал ругаться один из бригадиров, пожилой седой котельщик. – Нравится в морды кулаками тыкать, мотайте на улицу. Нечего здесь… – А когда Диман снова попытался вырваться, добавил. – Я кому говорю, псих патлатый. Слышишь? Вот бесовская порода, весь в отца…

Упоминание родителя сработало.

Димка замер, удивлённо уставившись на мужчину. И хотя кулаки ещё сжимались, а глаза лихорадочно блестели, на лице появилось осмысленное выражение:

– Чего? Чего сказал? – облизал Костёр пересохшие губы. Подбородок торчал далеко вперёд.

– Хватит, говорю. – Котельщик в упор посмотрел на парня. – Понял?

– Угу. – Диман посмотрел на державших его мужчин. – Понял… всё. Отпустите!

Иваныч несколько секунд испытующе глядел на парня, а затем махнул рабочим рукой, разрешая отпустить. Здоровые мужики нехотя отступили, а один из них, ни к кому конкретно не обращаясь, тихо проговорил:

– Довели людей.

Возражений не последовало.

Встретившись с Мишкой взглядом, Дмитрий тяжело опустился на длинную, сколоченную из грубо обработанных половых досок деревянную лавку, громко вздохнув, привалился спиной к прохладной стене. Рядом присел Спирин, озабоченно поглядывая то на продолжавших толпиться на балконе слесарей, то на Кострова, и гадая, не связано ли агрессивное поведение друга с субботним приключением.

– Нервы не в дугу, – угадав его мысли, произнёс Дмитрий. – Из-за какого-то придурка сорвался.

«Довели людей», – вспомнилась Мишке фраза, брошенная державшим Кострова слесарем, и парень подумал, что понимает, о чём хотел сказать простой работяга.

– Ты чего? – присел рядом Денис. – Дома беда?

– Да нет, – в голосе чувствовалось больше удивления, чем недовольства. – Заклинило просто. В глазах потемнело.

– Заклинило? – оторвавшись от тяжёлых мыслей, Михаил удивлённо посмотрел на друга. – Опять?

Диман нахмурился:

– Да ладно… – С надеждой взглянул на товарища. – Может, от «колёс»? – Не дожидаясь ответа, выдумал возможную причину. – Наверняка от таблеток. Слишком много вчера выпил.

Мишка не поверил, прекрасно зная, как действует снотворное. Если только Костров (не обязательно нарочно, могли ошибиться) купил другое лекарство. Но, насколько он знал, никто из знакомых, торгующих дурью, не стал бы кидать друга. По той же причине, по какой никто не вступился за новенького Семёна. Себе дороже. Когда из средств убеждения оставались кулаки, Дмитрий, не раздумывая, пускал их в дело; знал, гадёныш, что получается. Но и тогда сначала пусть немного, но думал, а уж потом бросался в драку. И то, что сорвался так резко и неожиданно, да ещё на работе, и в смену Мягкого – выглядело странно. Единственное объяснение, которое приходило в голову – вчерашнее приключение; нервов они там оставили предостаточно.

Мишка нахмурился, не подозревая, насколько близко подошёл к разгадке.

В открытую дверь ворвался ветер. Разбавил напряжение и вонь потных тел сырой прохладой. Спутал мысли.

– Снотворного? – снова влез в разговор Денис. – Вы чего? Опять подсели? – Переспросил:

– Нет, серьёзно?

Спирин раздражённо взглянул на напарника.

– Да иди ты. – Даже в «лучшие» времена они ничем, кроме «травы», не баловались. – Спим хреново, не слышал… – Отвлёкся, когда мимо провели Семёна, рукой прикрывающего разбитый нос. Заметил на пальцах кровь. – А? – Снова посмотрел на Дениса, вспоминая, о чём говорил. – В субботу почудили маленько… вот и не спится.

– Да мне без разницы, – парень осклабился, – чем вы занимались. – Отпрянул, когда Мишка угрожающе махнул рукой. – Всё, всё. Видел, что бывает, когда с расспросами лезешь.

– Ты ещё… – прошипел Костёр, провожая избитого парня взглядом, на лице не то сожаление, не то разочарование. – Ну, сорвался, бывает.

Действительно…

Денис рассмеялся. Улыбнулся Костёр. Не улыбался Спирин, оставаясь при своём мнении. В двери показался Круглый и Мягкий: лицо голодного человека, акульи глазки лизнули помещение.

– Костров. – Взгляд не сулил ничего хорошего. – Ну-ка пойдём со мной.

– Чего ещё? – Дмитрий отлип от стены, но остался сидеть. Если выгонят, зачем унижаться?

В раздевалке снова наступила тишина. Все, кто оставался в комнате, ждали развязки. Половина с недоумением: неужели новенький решил стукануть; другие с испугом: на столе остались карты и валялась мелочь, а у кого-то в шкафу стояла початая бутылка водки. Один Костёр смотрел с неприязнью, пытаясь скрыть истинные чувства. Теперь, когда злость испарилась, он искренне стыдился несдержанности, но боялся прослыть трусом.

– Пойдём, говорю! – старший мастер повысил голос. – Пришли к тебе.

И неприязнь мгновенно сменилась апатией: похоже, его всё-таки нашли таинственные владельцы пустыря.

На игре…

Одним игроком меньше…

Дмитрий непроизвольно посмотрел в сторону ножниц, страшась и в то же время (неужели правда?) желая увидеть кровь. Много крови, целые лужи. По правилам шоу никто не мог прийти на помощь проигравшему в течение тридцати секунд. Всего полминуты, но для зрителей это время растягивалось втрое; сколько длилась пытка для изуродованного паренька – не знал никто.

Кровь вытерли. На полу, и на узкой полированной плите, куда клали руки. Лишь эластичные кожаные ремни, для тех (по статистике, пятьдесят четыре процента), кто отказывался положить руки добровольно, назойливо лезли в глаза бурыми пятнами. Такой пустяк в сравнении с творившимся минуту назад. После, наверное, литра густой тёмно-вишнёвой крови, толчками хлещущей из обрубленных предплечий и не похожей (может, глаза отказывались верить?) на настоящую.