Проект 2012 - Дэн Юлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среднего роста крупный мужчина достал пачку сигарет и осторожно постучал по ребру ладони, дожидаясь, когда из мятого окошка фольги появится рыжий цилиндрик фильтра. Аккуратно подцепил двумя пальцами. Привычным движением сунул сигарету в рот и сильно прикусил зубами фильтр. Так же не спеша вернул пачку в нагрудный карман бежевой рубашки и достал зажигалку. Вроде бы равнодушно покосившись на проехавший мимо автомобиль, с силой крутанул колёсико кремния и ткнулся кончиком сигареты в маленькое жёлтое пламя. С удовольствием глубоко затянувшись, на секунду задержал в лёгких едкий дым и медленно выдохнул, сразу затягиваясь ещё раз.
В воздухе повисло молочное облако.
Тихо кашлянув, мужчина опустил глаза и посмотрел себе под ноги, сравнивая почти высохшую на площади грязь с угловатыми чешуйками, слегка загибающимися кверху.
Рыбы, выброшенной на берег…
Мужчина лет сорока, фигурой и лицом похожий на жившего в двадцать первом веке артиста Михаила Пореченкова, разве подбородок сильнее выдавался вперёд, взъерошил короткий ёжик рыжеватых волос. Пожёвывая нижнюю губу, носком ботинка пнул неровный край грязевой чешуйки, задумчиво стряхнул с сигареты пепел. От удара часть чешуйки отлетела, а часть раскрошилась, покрывая дерматиновые летние туфли толстым слоем пыли. Но мужчина этого не заметил, с интересом разглядывая светло-розовую, как лепестки роз, поверхность псевдоасфальтового покрытия. Почему-то тяжело вздохнул, и снова огляделся, останавливая взгляд на большом памятнике в центре площади, возле которого прогуливался уже полчаса.
«В. И. Ленин», – прочитал он известную с детства надпись на бронзовой, когда-то отливающей золотом, а теперь почерневшей от времени табличке.
– Вождь всех времён и народов. – Произнёс вслух, глядя на здание администрации города, фасадом напирающее на улицы в сотне метров от памятника, и снова думая о более чем странном выборе места для встречи, на виду у всех, впрочем… улыбнулся, рассекая высокий лоб и синяки под глазами сеткой морщин и скидывая несколько лет: «Где, как не в самом логове врага, ты можешь считать себя в безопасности».
Не смешно…
Если честно, Вадим Костров, отец Дмитрия Кострова, так не считал, или думал, что не считает. Да, ему многое не нравилось в своей жизни и ещё больше в жизни родного города. Да, после того, как стала известна история соотечественников, и родины, занимавшей две сотни лет назад огромную территорию, а теперь превратившуюся в колонии-поселения – пропали последние иллюзии. И, да – именно это, в конечном счёте, привело к тому, кем он стал, чем занимался и чего хотел добиться.
Если бы всё было так просто…
Именно правда, пусть и не полная, отчего пугающая ещё больше, заставила принять такое сложное решение. А город? Город он на самом деле любил. Любил его дождь, грязь, и даже жирную копоть заводских труб… А как иначе? Даже зная о существовании иной, пусть и совсем другой жизни, Вадим оставался до мозга костей заключённым. И не только потому, что город являлся местом, где вырос он, его отец, и, насколько он знал, все поколения Костровых. Он просто боялся… За двести лет существования крепости на свет появилось восемь поколений людей, никогда не покидавших резервации. Не знающих понятия «свобода», и не мыслящих себя «вне городских стен». Именно поэтому Вадим не видел особых причин считать горожан врагами. Точнее – не всех горожан, а ещё точнее, только тех, кто не находился у власти. Но в принципе, если разобраться, редко когда простой российский обыватель испытывал к власти симпатию.
Мимо проехал ещё один автомобиль: окутанный клубами пыли рубленый прямоугольник.
Интересно, – возникла у Кострова-старшего мысль. – Как выглядели машины раньше, когда люди могли свободно передвигаться по земле?
Массивный подбородок выдвинулся вперёд.
Так же. – Возник ответ. – Оборудование, где собирали эти самые автомобили, существенных изменений не претерпело.
Грустно.
Скользнув по изъеденному ржавчиной кузову взглядом, мужчина не спеша отвернулся. Со стороны могло показаться, Вадим просто прогуливается, и ему ни до чего нет дела, но на самом деле Димкин отец пришёл на назначенную встречу и замечал всё происходящее на площади. И пускай профессиональным шпионом он так и не стал, кое-какие навыки приобрёл.
Два автомобиля за пять минут до назначенного срока. Подозрительно…
Возможно, но внешне мысль никак на Кострове-старшем не отразилась. Он только достал ещё одну сигарету и снова закурил. По-прежнему спокойно и с виду абсолютно рассеянно. Так же не спеша убрал пачку и зажигалку, посмотрел по сторонам, словно решая, ждать воображаемого друга или подругу – а именно такой имидж он себе выбрал – ещё, или уже хватит, демонстративно посмотрел на часы, и решительно, но так же медленно, двинулся дальше.
До встречи оставалось три минуты.
В том, что мимо за это время проехали два автомобиля, а на лавочке между клумбами, разбитыми вокруг памятника, развалился парень, Вадим не видел ничего страшного. Странного – да, но не страшного. Такие меры предосторожности могли означать одно: его предложение приняли, и человек из правительства достал нужную информацию. И это не слежка, а элементарная подстраховка. Потому как есть чего бояться, и не руководителя доморощенного подполья (мало чем отличающегося от бандитской шайки), пускай и решившегося на отчаянный шаг, а службы внутренней безопасности.
Грустно.
Розовый цвет асфальта напоминал кровь. Первую, когда впервые порезал палец. Вторую, когда упал с забора и разодрал гвоздём руку, и… из огнестрельной раны, когда ранили жену.
Вику…
Костров-старший затянулся сильнее. Обжигая горло. Пытаясь отвлечься. И не смог. Перед глазами, как тысячу раз до этого, уже прокручивались события рокового вечера. Воспоминания получались неправдоподобно яркими и оттого ещё более болезненными.
Крик сына. Страх и непонимание в глазах жены. Её кровь… на руках, прижатых к ране. И он, молодой, но подающий надежды начальник производства, скрученный в собственной квартире. И молодой капитан Сергеев с перстнем, рассёкшим Вадиму бровь, и два тупых головореза…
Яркие, слишком яркие воспоминания, словно всё случилось только вчера, а не много лет назад.
Рука непроизвольно коснулась виска, мозолистые пальцы нащупали чёрточку незаметного шрама. Рана на коже давно затянулась, а рана на сердце продолжала кровоточить.
Длинный столбик пепла от порыва ветра (а может, и дрожи) сорвался с кончика сигареты и упал на рубашку. Послеполуденное солнце, лужа цинковую крышу, зацепилось за конёк четырёхэтажки.
Началось всё со знакомства с директором школы, где предстояло учиться сыну. Учреждение находилось на балансе предприятия, и Вадиму частенько приходилось бывать в директорском кабинете. Общаясь на субботниках и отмечая вместе семейные праздники, зелёный, полный иллюзий молодой руководитель, и умудрённый опытом пожилой педагог очень быстро прониклись взаимной симпатией. Рано лишившись отца, Вадим тянулся к старому учителю, пытаясь восполнить потерю, получая вместе с другом – наставника и пример для подражания.
Мужчина, недавно разменявший пятый десяток, успел поведать много интересного, и не только рассказать. Много лет назад он наткнулся в школьном хранилище на объёмные полиэтиленовые пакеты, хранившие в себе запрещённую на территории города литературу. О ней следовало немедленно сообщить и сразу уничтожить, но так же, как и кто-то в далёкие времена, когда всё только начиналось, новый директор школы не посмел этого сделать. Вот и получилось, что книги и газеты столетней давности, пожелтевшие и едва не разваливающиеся от прикосновения, нашли своего читателя. Тот неизвестный, спрятавший их среди учебников и пособий, позаботился о сохранности, но прочесть удавалось лишь первые страницы. Но и этого хватало с избытком. Учитель, а потом и несколько преданных друзей узнали, как обманом и силой сгоняли людей в города-тюрьмы, как лишали возможности жить с родными. Как издевались, заставляя работать, и превращали в чудовищ.
Конец ознакомительного фрагмента.