Лео Бокерия: «Влюблен в сердце». Истории от первого лица - Лео Бокерия

ничего подобного пока еще никто не делал, а если осилим, то после многим людям можно будет спасти жизнь.

Слово свое Вася держал твердо и за все время работы ни разу даже грамма отравы не взял в рот. Тут мы в полной красоте увидели этого большого мастера, для которого не существовало, кажется, ничего неисполнимого. Ценные предложения у него появлялись постоянно. Разглядывая мой не очень-то умелый чертеж, Вася спросил: «А ведь тебе, наверное, нужно видеть, что происходит внутри?»

«Конечно, – согласился я, – но как это сделать, не представляю. Ведь надо, чтобы окна выдерживали большое давление. По сути это должны быть настоящие иллюминаторы, как на подводной лодке. Потом – мне нужно сделать такое приспособление, чтобы я, находясь снаружи, мог пережать полые вены. И еще мне необходимо брать кровь в начале и потом еще несколько раз по ходу эксперимента». Так вот, сидя с ним вдвоем, мы все это рисовали и я думал с тревогой, что сейчас он скажет, что в наших условиях такое сделать невозможно.

Сложнее всего было с иллюминаторами. Но тут Вася подошел к телефону, позвонил на свой номерной завод и вполне официально сказал знакомому мастеру, что нужно помочь советской медицинской науке. Тут, мол, у нас зреет дело мирового значения.

Мастер на заводе оказался человеком отзывчивым и проникся идеей. Уже через пару дней Вася привез много интересных и полезных вещей. И среди них были круглые окошки-иллюминаторы, которые могли выдержать давление до десяти атмосфер. Эти иллюминаторы мы установили на нашей камере с двух сторон. Вася приварил трубки для подачи обогащенного кислородом воздуха под давлением, провел внутрь приборы для пережатия полых вен и для забора крови. Невероятно тонкая работа: мой новый товарищ показал себя настоящим виртуозом. Он не только сумел с блеском выполнить исключительно сложное задание, но и предложил по ходу дела множество усовершенствований, которые значительно облегчали и упрощали уже мою работу. Настоящий Лесковский Левша.

Ташкент

В самый разгар работы над барокамерой мне пришлось переключиться на другие дела. В 1965 году, после окончания, института я отправился в Казахстан в составе студенческого строительного отряда МВТУ им. Баумана. Это был совершенно новый опыт, который впоследствии очень помог мне в жизни.

Отряд наш направили на целину и расквартировали в совхозе Сарыозен Коргалжынского района Акмолинской области. Это была совершенно дикая, бескрайняя, древняя кочевая степь, в которой очень легко было представить бесчисленные орды Чингисхана на маленьких, мохнатых, неутомимых конях.

Круг обязанностей врача студенческого отряда был весьма обширным. Прежде всего в отряде необходимо было создать нормальные санитарно-гигиенические условия (ведь там были совсем молодые, неопытные ребята первого-второго курса). Я должен был уберечь товарищей от желудочно-кишечных заболеваний и при необходимости быстро и успешно вылечить.

Больше всего, однако, работы было с местным населением. По неписаному правилу, врачи студенческих отрядов оказывали им первую медицинскую помощь и порой даже вывозили в районную больницу. Мне приходилось много работать, поскольку район по протяженности был огромным и не самым здоровым: там проживало немало заключенных и ссыльных, традиционно болевших туберкулезом и другими заболеваниями. А из всех медицинских учреждений имелся только фельдшерско-акушерский пункт (ФАП), да и тот – небольшое помещение на несколько коек, без оборудования и лекарств.

Директор совхоза, в котором мы работали, на первой же встрече предупредил меня, что заключенные, которые не желают трудиться, а их большинство, будут приходить к доктору и под любым предлогом добиваться освобождения от работы. На самом деле ничего подобного не происходило. Реально ко мне обратилось всего несколько человек, и после осмотра некоторые были направлены на лечение, а другие, поняв, что обмануть меня не удастся, отказались от своих просьб. Никто из них не обижался, потому что ясно видел: доктор ведет свои дела честно.

Помню, как однажды пришел ко мне на прием тощий мужичок небольшого роста, на вид 50 лет, в телогрейке (а был июль, на улице жарища за 40). Говорил он с трудом, щеки впалые с болезненным румянцем, глаза горящие – типичный больной чахоткой. Я направил его в стационар, не обращая внимания на недовольство совхозного начальства. После этого в течение нескольких дней ко мне приходили товарищи этого человека, благодарили и обещали любую защиту, если понадобится.

1960-е гг

И ведь понадобилось… Однажды я, возвращаясь затемно в расположение отряда, увидел возбужденную толпу заключенных, которые ругались, кричали и обещали поджечь барак, в котором проживал наш отряд, если к ним не выйдет и не извинится студентка, оскорбившая их товарища во время футбольной игры. Студенты во главе с командиром заняли круговую оборону, готовые защищать девушку и свое временное жилище.

Среди окруживших барак я увидел несколько человек из тех, что благодарили меня за лечение больного чахоткой товарища. Они сразу подошли ко мне и рассказали, из-за чего заварилась эта неприятная история. Я попросил их не делать ничего опрометчивого, пока не поговорю со студентами.

После длительных переговоров (мне пришлось настоять, чтобы командир отряда извинился за несдержанность девушки) осада барака была снята. Обиженные успокоились и разошлись. Все наконец отправились спать. Никто, к счастью, не пострадал: договорились даже о следующей игре.

На следующий год меня командировали в качестве начальника медицинской службы Всесоюзного студенческого строительного отряда «Дружба» на восстановление разрушенного землетрясением Ташкента. Командировали вопреки моему желанию и логике, так как я был аспирантом второго года, а это всегда важнейший год для подготовки диссертации. Как это обычно происходит? Вызвал меня секретарь комсомольской организации нашего Первого московского медицинского института – Костя Гадакчян. Я тогда был секретарем комсомольской организации трех кафедр, которые располагались в нашем здании в Абрикосовском переулке. Там были кафедры оперативной хирургии, судебной медицины и патологической анатомии. И так как народ у нас работал в основном солидный, взрослый, получалось, что в моей организации (на трех кафедрах!) числилось всего три комсомольца, остальные либо беспартийные, либо члены партии.

– Ты, конечно, знаешь, – говорит Костя, – что в Средней Азии произошло сильнейшее землетрясение, очень большие разрушения, много людей погибло. Сейчас формируется Всесоюзный студенческий строительный отряд «Дружба», нужен начальник медицинской службы. Ты уже поработал в Казахстане, хорошо себя показал, мы решили, что ты на эту работу лучше всего подходишь.

– Константин Армаисович, – говорю я, – вы же знаете, что я заканчиваю эксперимент. Мне нужно защищаться, я никак не могу сейчас бросить работу.

Но Костя сам был с кафедры судебной медицины и прекрасно знал, что любую работу можно отложить на какое-то время.

– Никаких отговорок, Лео!