Жаворонки ночью не поют - Идиллия Дедусенко

«Вот у него настоящее дело», — подумала Зойка, но тут же и сникла: яснее ясного, на фронт её не возьмут. А может, сходить в горком комсомола?

Побывав утром у врача и получив, наконец, разрешение посещать школу, Зойка прямо оттуда направилась в горком комсомола. У входа одна за другой стояли три полуторки. На первой из них по правому борту — лозунг на красном полотнище: «Все на трудфронт!» Около грузовиков стояли парни и девушки с лопатами, ломами, кирками и весело переговаривались, как будто собрались на праздник, а не на работу.

Из горкома комсомола вышел высокий паренёк с бумагами в руках и, отмечая что-то в них, начал выкликать:

— Стройбаза!

— Здесь! — раздался басовитый голос.

— Давай в первую! На окопы поедете!

Стройбазовцы шумно повалили в первую машину.

— Разнобыткомбинат!

— Здесь мы! Здесь! Вот они! — раздалось сразу несколько девичьих голосов.

Паренёк критически оглядел девушек, вздохнул:

— Работнички… Валяй во вторую!

Зойка не стала дальше слушать, вошла в коридор. К кому же обратиться? Наверное, к первому секретарю? Увидев табличку, осторожно постучала в дверь: её вдруг охватила робость. Постучала ещё, громче — никто не отзывался. Остальные двери то и дело хлопали, кого-то впуская и выпуская. Одна из девушек, чем-то похожая на любимую Зойкину киноактрису Любовь Орлову, приостановилась:

— Тебе чего, девочка?

— Мне к первому секретарю.

— Так его нет. И сегодня не будет. Он добровольцев на фронт провожает. А тебе что, срочно нужно?

— Очень срочно! — с жаром сказала Зойка.

— Ну, так зайди сюда, ко второму, пока он к трудстроевцам с речью не вышел. А может, я помогу?

— Нет, нет!

Зойке не понравилось, что эта «киноактриса» назвала её девочкой. И вообще, смотрит хотя и дружелюбно, но говорит снисходительно, как с маленькой. Скажи ей про завод — небось, только посмеётся. Да и кто она такая? Когда их в октябре сорок первого принимали в комсомол, Зойка её здесь не видела.

За дверью слышались голоса: мужской и женский. Зойка постучала, но опять, наверное, недостаточно громко — ей никто не ответил. «Тут стучи — не стучи, — с досадой подумала Зойка. — Всем некогда». И она открыла дверь без стука.

На пороге большой комнаты, сплошь увешанной плакатами и лозунгами, робко остановилась. На другом конце за длинным столом сидел над бумагами парень, которого она тоже здесь прежде не видела. Около него, чуть наклонившись, стояла красивая, но суровая с виду шатенка, тоже незнакомая. «Поменялись они тут все, что ли? — с тоской подумала Зойка. — К кому обратишься, если все новые?»

Парень вскинул на Зойку синие, почти фиалковые глаза, как будто пронизывающие взглядом насквозь, и Зойка только хотела открыть рот, но поднявшая голову девушка пригвоздила её к месту строгим взглядом.

— Фамилия? — спросила она. — Затолокина?

— Н-нет, Колчанова, — ответила Зойка, заикаясь и стыдясь своей внезапной робости.

Девушка глянула в списки:

— Нет у нас такой. Ты из общепита?

— Из школы.

— А разве мы посылаем школы на трудфронт? — удивился парень и перевёл свои пронзительные глаза на стоявшую рядом девушку.

— Ни в коем случае! — твёрдо ответила та. — Это же дети. Не положено.

— Так чего же ты пришла, Колчанова? — парень снова повернулся к Зойке, которая смущённо топталась на месте, не зная, с чего начать.

— А-а-а! — догадался парень и весело засмеялся. — На фронт хочешь! Хочешь, да?

Зойка быстро кивнула.

— Все на фронт хотят! А в тылу, между прочим, тоже работы хватает. Это сколько же тебе?

— Ш-шестнадцать, — неуверенно произнесла Зойка, но, испугавшись неправды (тут же надо начистоту!), поспешно добавила: — В июле исполнится.

— Э-э-э, до июля ещё сколько! Иди, девочка, учись. Грамотные люди — это тоже большая помощь государству.

— Я на завод хочу! — упрямо заявила Зойка, уворачиваясь от строгого взгляда шатенки.

— Через три года приходи, — весело предложил парень. — Сама понимаешь, литейное производство, там с восемнадцати лет. Иди, Колчанова, учись. Некогда тут с тобой.

Шатенка проводила Зойку за дверь суровым и нетерпеливым взглядом. «Всем некогда, — с досадой подумала Зойка. — У них одно: учись да учись». Она медленно шла по коридору, который как-то внезапно опустел. Её затея не удалась. Ну что ж, не берут на серьёзное дело — придётся идти в театр. По крайней мере, матери помощь будет.

Вечер сюрпризов

Зойка подходила к школе со смешанным чувством радости и тревоги. За три недели она отстала от класса и теперь снова «умирала», вспоминая не об одной физике.

Ей казалось, что она целую вечность не видела ребят, исцарапанные, но такие родные парты, чёрную доску, косо исписанную чьей-нибудь небрежной рукой, не слышала дробных переливов школьного звонка, не вдыхала неповторимый запах класса, исходивший от недавно протёртых полов и кусочка мела, лежавшего на доске. Скоро она снова всё это увидит, ощутит, почувствует, снова встретится с таким дорогим и близким миром школы. Как она могла подумать, что сможет с ней расстаться? И то, что вчера казалось вполне вероятным, сегодня уже было невозможно.

Зойка ещё только вошла в коридор, как её увидел Генка. Он высоко вскинул руку и провозгласил:

— Сеньоры и сеньориты! К нам приближается прекрасная Незнакомка!

Группка ребят, в которой стоял Генка, мгновенно развернулась, и Зойка увидела Риту, Пашу, Таню и…Лёню.

— О-ой, не-е-норма-а-альный! Да это же Зоя! — Рита уже повисла на шее у подруги.

— Когда вы видели у Зойки такие глазищи? — настаивал на своем Генка. — В пол-лица! А сквозь эту прозрачную кожу можно даже мысли прочитать.

— Умолкни, метафизик, — не зло обругала его Таня.

Паша молчал и улыбался. Молчал и Лёня, наблюдая за возней девчонок.

— Ну, хватит её тискать, — сказал Генка. — Не для того она выжила, чтобы вы замучили её своими нежностями.

— Что ты понима-а-ешь! — накинулась на него Рита. — Мальчишки все бесчувственные!

— Не скажи! — отпарировал Генка. — Когда Зойка помирала, кое-кто почти всю ночь у неё под окнами простоял. Нас мать рано поднимает. Я на улицу глянул — стоит. Вышел, смотрю: человек чуть начисто не замерз!

Все разом умолкли. Лёня напряжённо смотрел на Генку, и было не понять, ждёт ли он продолжения или боится его. Паша сначала застыл с улыбкой на лице, но, справившись с замешательством, тихонько закашлял. У девчонок в глазах стоял вопрос: кто же это?

Генка сообразил, что сморозил глупость, обнажив перед всеми личную тайну, и попытался обратить всё в шутку:

— Да ничего такого не было, я всё придумал! Ну, она же, как та старуха из анекдота: и помереть не померла, только время провела. Кланяйся, несчастная, человеку в ножки, если бы он не принес лекарство, мир уже забыл бы о твоем существовании!

Генка подтолкнул Зойку к Лёне.

— Спасибо, — смущённо пролепетала Зойка.

— Я рад, что сумел помочь, — просто и естественно сказал Лёня.

— Ой, у меня идея! — с подчеркнутым воодушевлением воскликнула Рита. — Давайте отметим Зоино выздоровление. Сегодня вечером — у меня. Слышите?

Дверь открыл Паша. Он помог Зойке снять пальто и с нескрываемой жалостью констатировал:

— Ну и худющая стала. Сейчас получишь самый большой кусок пирога…

— С вареньем, абрикосовым! — весело поддержала заглянувшая в переднюю Рита.

Генка тоже выставил свои колючие вихры из комнаты, великодушно пообещал:

— Зой, слышь? Свою добавку тебе отдам.

Притягательный запах пирога, казалось, пропитал всё вокруг. Зойка втянула в себя его поглубже и с несвойственным ей азартом сказала:

— Давайте!

— Что вы там топчетесь? Сажай её скорее за стол! — скомандовала Рита.

Она опять «летала» в каком-то причудливо-пышном платье и была неотразимо красива. Зойка даже запнулась на пороге комнаты, глядя на подругу. В её глазах было столько открытого и радостного восхищения, что Генка засмеялся:

— Остолбенела? Вот и мы тоже. Вошли — еле на ногах удержались. Артистка!

— А я буду артисткой! — весело пообещала Рита. — Вот кончится война…

— Кончится война — замуж выскочишь, — прервал её Генка.

— За кого это-о? — пренебрежительно пропела Рита.

— А хоть за того! Зой, помнишь солдата на новогоднем вечере? Так он пять дней к школе приходил, всё с Ритулей прощался. Как считаешь, за пять дней можно до чего-нибудь договориться?

Зойке вдруг представился лейтенант, уходивший на фронт, его твердый и решительный шаг и беззащитное в своей отрешённости лицо. А с каким чувством уходил на фронт тот солдат, ещё не видевший боя? Уцелеет ли? Такой молодой, тоненький. Жалко будет, если…

— Приду-у-маешь! — услышала она голос Риты. — Может, я человека морально поддержала!