The Мечты. Минор для мажора - Марина Светлая

Вот только жена, сидевшая напротив него, привычная и обыкновенная за столько лет, все же тревожила. Она не вписывалась ни в какие форматы, а Димка терпеть не мог, когда что-то идет не по плану. Потому сейчас приходилось вникать, что там у нее... в ее богатом внутреннем мире происходит. Ничего не оставалось, кроме как рассмеяться и без тени подозрений в голосе спросить:

- Давай-ка признавайся, что ты им сделала?

- Им сделаешь, как же... – усмехнулась и она, отодвинула в сторону чашку и словно бы решилась. Подняла взгляд на мужа. Сейчас этот взгляд ничем не выдавал того, что внутри нее тихонько подрагивало. Но это было в пределах нормы. Зашкаливало на чертовой вечеринке, а сейчас – в пределах. И, поймав себя на мысли, что это все, в конце концов, очень глупо, пожала плечами, легко продолжив:

- Ладно, так уж и быть, расскажу тебе страшную тайну. Мы с Богданом Моджеевским в выпускном классе встречались. Еще до того, как Жека и Роман Романович сошлись. Тот еще анекдот.

- Ну и деревня у нас, - удивленно присвистнул Дима. – Где ж он тебя подцепил?

- А может, это я его подцепила! Или ты сомневаешься в моих способностях? – фыркнула Юлька.

- Я знаю Богдана.

- О да. Знатный сердцеед в семнадцать лет! Ладно. Мы встретились на городской олимпиаде по английскому. Он занял первое место, а я второе. Обменялись телефонами. Потом несколько месяцев погуляли.

- А потом?

- Да ничего особенного. Когда он узнал, что у его отца с моей сестрой роман, повел себя безобразно, заявил мне, что она с ним из-за денег спит. Так что исходя из его логики, может быть, это все-таки я его подцепила примерно по тем же соображениям. Мы поругались и больше не общались. Потом он уехал. Детский сад, в общем.

- Интересно… - покивал головой Ярославцев, словно пытался утрясти полученную информацию.

- Очень интересно? – улыбнулась ему Юлька самой спокойной из своих улыбок. Эдакое спокойствие совершенно не было ей свойственно в юности, но сейчас самой себе она казалась просто на удивление сдержанной, и это ее несказанно радовало. Еще больше ее радовало то, что вся их с Богданом Моджеевским история уложилась в несколько предложений. Сильно облегченный и упрощенный вариант звучал правдоподобно, будто бы и правда – не было ничего.

- Конечно очень! – заявил хозяйским тоном Ярославцев. – У меня куча вопросов. Как сильно вы там гуляли, стоит ли мне ревновать. Да и вообще.

- Ревнуй, естественно. У нас все было просто чрезвычайно серьезно. Мы ходили за ручку, пару раз поцеловались и еще он тягал меня... в кино на фильмы про супергероев. В общем, это была любовь.

- Это ты сейчас точно про Моджеевского? – уточнил Дима.

- А есть сомнения?

- Да нет. Просто тогда понятно, почему он тебя лесом отправил. Надеюсь, по ночам о нем в подушку не вздыхаешь?

- Еще чего! Вообще-то это я его бросила!

- Молодец, – довольно констатировал благоверный и глянул на часы. – Черт! Кофе давай, а то опоздаю я с твоими заурядными воспоминаниями.

Юлька подхватилась со стула, крутанулась вокруг своей оси к кофемашине, и еще через пару минут перед Димкиным стулом оказалась чашка с ароматным напитком. Самого Ярославцева на месте уже не было. Ломанулся одеваться. Примерно одновременно с этим в своей комнате проснулся Царевич и огласил квартиру развеселым щебетом, сообщая, что хочет есть, на горшок и играть. Как Димка допивал свой кофе, Юлька уже не видела. Его ухода тоже не застала. Лишь услышала хлопок двери напоследок – поцеловать на прощанье ее и сына он не зашел. И это, наверное, не нравилось ей сильнее всего. То, что он к ней относится как к вещи в доме, вроде стиральной машины или пылесоса, плевать, она даже привыкла, что он такой и его не перекроишь под себя. А вот наплевательское отношение к Андрюшке – реально тревожило. Детей надо любить. Ее вот любили, обожали просто. И это всегда оставалось с ней.

Они с Димкой познакомились четыре с лишним года назад. В июне. Она очень точно помнила, что в июне, потому что приезжала на день рождения Лизы в Солнечногорск. И заодно у отца побыть. Она привыкла возвращаться в родной городок без опасений быть застигнутой врасплох в те моменты, которые должны были стать счастливыми. Она научилась контролировать все сферы своей жизни и не допускать эмоциональных вспышек, от которых могло бы стать слишком больно. Но и слишком хорошо – тоже. Вообще сильные чувства ей были в ту пору совершенно ни к чему и только мешали.

Июнь был жарким и душным. Солнце палило во всю силу, а проливные дожди, которыми оно сменялось, ни капельки не облегчали жизнь. И солнцу, и дождям было совершенно наплевать на то, что у нее куча работы, количество которой не менялось от ее географического местоположения, но менялось структурно.

Юльке повезло. Еще учась на пятом курсе, она прошла собеседование в международную аудиторскую компанию с одним из офисов в столичном городе и стажировалась там до самого окончания универа. А потом туда же пришла в качестве сотрудника безымянного низшего звена, принявшись карабкаться с первого дня работы в штате. Ее способности отмечало начальство, и ее тягу к саморазвитию поощряли. Ее дни были расписаны до минуты и включали непосредственную работу с частыми командировками иногда и заграницу, разнообразные курсы и тренинги, постоянные экзаменовки. И еще магазин, на который оставались лишь ночи. Вздыхать о Богдане Моджеевском в подушку? Когда?

Она даже в отпуске умудрилась взяться за немецкий язык, потому что ей прочили длительную командировку в берлинский офис компании. С поездкой впоследствии не срослось, зато немецкие винтажные аукционы были окучены. Отец лишь поджимал губы, наблюдая за тем, что из-под двери в ее комнату струится свет настольной лампы. Да по утрам незлобиво подтрунивал, что лучше б она с мужиками пропадала, чем с ноутбуком.

Хуже было с Жекой. Да и со Стешей. Эти две красавицы, успешные и в личной, и в профессиональной жизни, будто бы спелись и регулярно пеняли ей на то, что так проводить свою молодость категорически нельзя. Женька даже пару раз заявила ей, что она-де и правда превратилась в синий чулок, над чем они вместе шутили во времена Юлькиной учебы.

А однажды буквально взашей вытолкали на море, потому что