Край света - Ольга Ворон

Чахлый кивнул мне и быстрым шагом добрался до машины. Нырнул в проём, обернулся, прежде чем захлопнуть дверь:

– Договорим! – и махнул водителю: – Давай!

Я проводил быстро удаляющийся «УАЗик» взглядом.

Собственно, Чахлый мне понравился. Тёртый мужик, но не утерявший романтизма в душе. Наверняка, войной не раз поддетый, до нутра взрезанный, и жизнью об асфальт не раз приложенный. А всё же что-то такое оставалось в нём живое, подвижное. И даже его маска угрюмости понравилась – выверенная, строгая, словно наросшая на лицо. Не то, что у меня! Про мою «физию» друзья постоянно шутили, что «Иванушки-дурачки на земле русской не перевелись».

От делать нечего, решил-таки прогуляться по территории, познакомиться поближе, уже без экскурсовода.

И направился к той стороне, где, недалеко от дороги бетонный забор приближался вплотную к лесу. Кроны многовековых вечнозелёных деревьев нависали, словно тучи цвета морской воды, зацепившиеся за стволы и оставшиеся тут. Тёмные, пушистые, ветви с огромными иголками просовывались через дыры в бетонных плитах лапами неведомых зверей. И хотелось подойти и поздороваться. Но, дойдя, я понял, что попросту не дотянусь – ветки висели выше моего роста – только пальцами и удалось погладить снизу щетинистое брюхо. Иглы оказались тонкими и длинными, как не бывает в моей родной местности. А запах, шедший от леса, одуряющее шибанул в ноздри. И, разнежившись от невероятных ощущений, я сел в тени на скудную травку, привалился к забору спиной и замер, закрыв глаза. Костян был прав – тут было хорошо.

Спокойно. Никто не бегает, не суетится. Не дёргают – надо туда, надо сюда. Нет ни докучливых фанатов, ни озверевших менеджеров и журналистов. А самое главное – нет пустоты. Как вспомнишь квартиру, в которую нужно возвращаться каждый вечер и подкатывает к горлу комок. Осиротевший домик из однушки переделанный в двухкомнатную, где и мне и маме хватало по маленькой коморке. Мать так хотела, чтобы у меня появилась девушка, и всё считала, что мешает мне в этом. Будто не было иных причин, чтобы не таскаться за юбками! Но всё же я её желание уважал и, как мои рабочие руки подросли, мы и замесили раствора и из набранных по стройкам досок соорудили перегородку. А когда матери не стало, я первым делом свалил её. Нет, не кувалдой. Руками. Просто вернулся с похорон и уткнулся взглядом в эту стену. В дешёвых розовых обоях и с картинками-вышивками с двух сторон от старого светильника. Упёрся лбом и начал колотить. Руки в кровь, а стену снесло. Я сидел посреди белого тумана, уперев кулаки в колени, и смотрел, как по брючинам стекает кровь. И мне было всё равно. Я знал, что не могу быть в доме, который каждой складкой штор, каждой тенью в углах, каждым вздрагиванием секундной стрелки на старых часах – напоминает её. И кажется в любой миг услышишь тихие шаги, в любой момент на плечи опустятся мягкие руки…

А здесь хорошо. Время идёт, как и должно ему двигаться – размерено, со скоростью черепахи, делая век жизни долгим, наполненным и утяжёлённым ощущениями и размышлениями.

И из этого состояния меня выдернул надвигающийся гул.

Машины приближалась сбоку, где проходила дорога и стоял контрольно-пропускной пункт из шлагбаума, двух решётчатых щитов, прислоняемых охраной к нему на ночь, и бойца с автоматом.

Я приоткрыл глаза и вгляделся. К зоне подъезжали бортовой грузовик с тяжёлой тупорылой кабиной и новенький «УАЗ» старой модели. Автомобили подкатили к КПП и их тут же пропустили – видимо, управление «Кастро» не особо нуждалось в формальностях, тут все друг друга знали в лицо. И доверяли.

Грузовик подъехал к площадке перед бараками, а вот «уазик» проехал дальше, к административному корпусу. Его встретил сам команданте, по такому случаю спустившись из своего кабинета, и Ворон. Из джипа выскочили двое парней в комуфляже с диковатыми внимательными взглядами, а за ними молодцеватый юноша в костюме, с дипломатом в руках. Юноша поручкался с «Кастро» и они живо скрылись в здании. А двое телохранителей открыли багажник и принялись выгружать ящики на землю. Ворон принимал их, передавая кому-то из своих людей.

Бухгалтерия и водка, – сообразил я. Больше ничто так трепетно и серьёзно не ожидают. Всё, что тут людям важно. Мне это было неинтересно, и я переключился на вторую машину.

Грузовик, вставший на площадке, не подавал признаков жизни. Водитель, открыв дверь, философски развалился на креслах в ожидании.

Когда из барака охраны выкатил Чахлый, стало ясно – что он ждал. За Чахлым тянулось четверо охранников с дубинками в руках, все они, как младшие братья, копировали походку своего командира. Шли вразвалочку, бросая угрюмые взгляды. Чахлый кивнул подскочившему водителю и прошёл к закрытому кузову. Сдёрнул замок, отворил борт и, по-молодецки легко взлетев наверх, распахнул тент. И, оглядев содержимое, брезгливо показал на землю. Но люди, сидящие в кузове – несколько десятков грязных, неопрятных тел, слежавшихся за время пути в единую массу – только теснее вжались друг в друга.

Чахлый сплюнул и пригрозил.

Но люди только крепче стискивали сцепленные руки.

Начсмены пожал плечами и спрыгнул. Закурил, привычно щурясь на огонёк, и кивнул своим бойцам на машину. Мужики рванули внутрь. И там, в тени кузова, началась потеха. Бойцы били дубинками по спинам и плечам, расцепляя руки и выталкивая прибывших из машины. Вышвыривали на землю, а там их уже принимали их товарищи, сгоняя сброд в один строй – нечёткий, мохнатый от изобилия драных лохмотьев и всклокоченных волос, и шатающийся от усталости и долгой дороги. Через несколько минут возле машины уже стоял строй. И я удивлённо приподнялся, пытаясь пересчитать людей. Получалось много. Как в том анекдоте про «запорожец», пьяных мужиков и гармошку. Как же столько смогли забить в кузов?

Но Чахлого это не интересовало – не впервой. И проходя перед строем и хмуро раскуривая уже вторую сигарету, явно, чтобы перебить запах от немытых месяцами тел, он только осматривал прибывших. Иногда командовал – кого-либо выгоняли из строя и он самолично оглядывал, осматривая со всех сторон, словно раба или диковинку. Оно и понятно – тут не всякий выдержит на стройке, а надо было решить – кого и куда направить. Кому камни таскать, кому раствором заниматься, а кого проще на кухню отправить кашеварить. Чахлый с этой задачей и справлялся.

Потом махнул рукой и грузовик, живо заведясь, рванул с территории, оставляя пыльный след над дорогой. А людей погнали к площадке сбоку от бараков. Там, вкопанными в землю, стояли бочки.

Чахлый скомандовал что-то, показывая на бочки, и отошёл.

Толпа застыла, недоверчиво скукожившись. Бойцы подождали пару мгновений, пока начсмены уйдёт, присядет на капот джипа, да и людям дали время самим решиться на купание, но, поскольку никто не захотел проходить санитарной обработки по своей воле – опять взмахнули дубинками и погнали сброд в бочки.

Люди вопили, суетились, пытаясь и избежать вынужденного купания и ударов дубинки, но постепенно приближались к бочкам. В конце концов, бойцы загнали их и принудили обливаться. Как были, в одежде, мужчины – от подростков до стариков – махали на себя пригоршнями воды и стояли грязные, мокрые, вздрагивающие от нервозности и оглядывающиеся на охрану.

Чахлый, сплюнув сигарету, закинул в рот следующую и кивнул бойцам. На площадь вынесли брезентовые мешки, кинули под ноги сброду. И приказали переодеваться. Открыли мешки, вывалили одежду: в одном лежали штаны, в другом рубашки, в третьем ватники, шапки, шарфы. И недомерки, поверив, наконец, что ничего дурного не случится, начали суетливо стягивать с себя мокрые шмотки, обтираться ими, словно мочалками, а закончив это неожиданное умывание, бросились переодеваться. Одежда липла на влажное тело, окомковывалась тяжёлыми складками, а охрана подгоняла, торопя.

Вскоре всех переодевшихся уже гнали в барак.

Вот так, оказывается, тут принимают на работу.

Я хмыкнул и почесал ухо о плечо. Чувствуется, что у них технология уже отработанная. Странно только, что после недомерки снова становятся такими грязными. Раз в месяц, что ли, у них тут «купание красного коня»? А надо бы почаще.

На крыльцо вышел Брынза – суетливый, нервный – и я стал наблюдать за ним. Уж больно он оглядывался много. А тот подступил к «уазику» и заглянул в окно к водителю. О чём уж они там говорили – не знаю, только вскоре Брынза отступил. И в руках его кирпичиком в мешковине лежал свёрток. И, всё также воровато оглядываясь, он живо сунул его за спину, скрывая от Чахлого, и тут же ретировался в административный корпус.

Жратва какая-нибудь эксклюзивная, – понял я. – Пончики какие или балычок. А то и буженинка. То, чего здесь недостаёт. Чего ещё толстяку для счастья нужно? Только залезть под одеяло и хомячить в одиночку.