Когда расцветает опал (СИ) - Янушкина Вероника

Перешагнув через плоский корень, Глебова остановилась около овальной двери из обожжённой глины и тихо приоткрыла. В комнате разгорался спор.

— Не хочу я больше спать! Не хочу! — повторял детский голос, — я выспался! И хочу рисовать! Я придумал для нас высокий дом!

— За ужином будешь носом клевать, — терпеливо отвечал взрослый, — да и кто днём не спит, тот плохо растёт.

— Но ты не спишь! Почему?

— Так я не маленький, двести лет живу и многим кровь порчу, — послышался раскатистый хохот, — хочешь остаться маленьким?

— Нет! — испуганно ответил ребёнок, — нет! Я обязан вырасти и… и наказать всех, кто обижает маму!

Собеседник вздохнул:

— К великому сожалению, это не выход. Насилие порождает насилие. Сделаешь больно кому-то, получишь умноженную боль в ответ.

— Не понимаю.

— Корран, для этого надо вырасти. А, чтобы вырасти, днём надо спать.

— Без мамы грустно, — едва слышно прозвучал голос.

Дальше отмеченная Авитой слушать не стала. Толкнула створку и вошла в спальню. В раскладном кресле сидел черноволосый мальчик и теребил одеяло из лоскутов; рядом на табурете устроился Ильхан тен Хемсворт.

Так решили беглецы. Ни при каких обстоятельствах не оставлять мальчика в одиночестве. Планировать день так, чтобы кто-то постоянно наблюдал за Корраном. Он родился под стихией Моры и вселил в орден ещё больший страх, чем отец. Когда каорри узнали про маленького ворона, вломились в лекарские палаты и едва не растерзали кроху. Чудом Стеллан вырвал младенца, а кайхал раскидал взбешённую толпу. Бой прервало появление послушников и мудрейшего, который под страхом смертной казни запретил прикасаться к ребёнку.

Все эти ужасные минуты Саша лежала на полу, в горячке, из последних сил хватая врагов за ноги и не чувствуя ударов…

Журавлица взъерошила обрезанные до плеч белокурые локоны. Прочь! Прочь дурные мысли. Та ночь осталась в прошлом.

— Я вернулась! — улыбалась дерья, — соскучились?

— Да! — подскочил малыш, — очень!

— Тут кое-кто спать не хочет.

— Интересно, кто же? — деланно удивилась Глебова, — кто этот смельчак?

«Смельчак» мгновенно поник и спрятался под одеяло.

— Кори, я не сержусь, — Саша опустилась на край кресла, — когда я была маленькой, тоже не любила отдыхать. Крутилась с боку на бок, тайком вставала и в куклы играла. Или попугая разговаривать учила. Мама улыбалась и укладывала меня обратно, читала сказки, пока не усну. Иногда она разрешала делать, что хочу.

— Правда? — мальчик выбрался из-под лоскутного укрытия.

— Правда. Пусть у тебя сегодня будет именно такой день, — подмигнула журавлица, — что желает чернокрылый повелитель круглой спальни?

— Быть с тобой! До вечера!

— Что ж, хорошо. Остаток дня проведём в саду. Согласен?

— Согласен! Согласен!

Тен Хемсворт криво ухмылялся:

— Однако, бурная радость. Эту энергию да в широкое русло… — он встал с табурета, — моя помощь нужна?

— Нет, — Саша покачала головой.

— Встретимся вечером, на тренировке, — маг оправил пиджак, тиснённый лентами цвета василька, — да, в корзинке кое-что для птенца, его любимые. Последние забрал.

— Спасибо.

Кивнув, кайхал вышел в коридор.

Дерья заправила за ухо короткий локон. Без Ильхана журавлица и ворон бы не выжили в крепи. Точнее, отмеченная Авитой бы сгинула в отсутствие Стеллана. Каорри бы подкараулили в подземных лабиринтах и устроили «несчастный случай». Авторитет верховного и приказ мудрейшего удерживали недовольных от безумных поступков.

Когда Глебова убирала в лекарских палатах или работала в саду, тен Хемсворт присматривал за Корраном. Вечером, он, прямо в спальне, опускал полог тишины и обучал дочь искусству покорения стихий. Как сказал буревестник: «Ты — кайхалла, всё остальное неважно».

Садовница открыла шкаф.

— Итак, что наденем на прогулку?

— Мой любимый!

— Как скажешь.

Дерья взяла с полки аккуратно сложенные рубаху, пояс и брюки оттенка грозовых туч. Вышивка мерцающими перьями украшала ворот и рукава. Соколиные, вороньи, лебединые — Саша придумала и воплотила затейливый орнамент.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Подопечных Авиты и Моры в крепи не любили. Когда Глебова попросила одежду для малыша, каорри отказали. Сослались на вековое правило — соблюдать цвет и элемент покровителя. А, поскольку отмеченных опалом в ордене никогда не было, то и нарядов тоже. Отдали обрезы старого полотна, набор для рукоделия и сказали «сотворить что-нибудь самой».

Так Саша и поступила. Не стала затевать бессмысленные ссоры, а приняла суровые условия игры. Решила, что сделает для сына лучшие вещи. Такие, что послушники будут завидовать и кусать локти от досады. По готовой одежде Глебова кроила лекала и училась шить на грубом тряпье. Распарывала и переделывала, распарывала и переделывала, пока не освоила азы.

Стеллан помогал возлюбленной. Возвращаясь из «командировок», он приносил хорошие ткани, шкатулки с нитками, тесьмой, пуговицами и прочими полезными мелочами. Иной раз среди гостинцев оказывалась обувь, которую старательно берегли.

Правило монохромности Саша отвергла. Шила для отмеченных Морой (старшего и младшего) в чёрных, серых, фиолетовых, синих, зелёных тонах и украшала бусинами, перьями, плетением из лент, затейливой вышивкой. На недовольство каорри отвечала просто: «Не нравится облик, принесите другое. То, что подходит, по вашим законам». Те мгновенно замолкали.

— Пойдём? — спросила Саша, когда застегнула на сыне пиджачок, завязала пояс с кисточками из бахромы.

— Да!

Глебова взяла со стола корзинку, выпустила мальчика в коридор и закрыла дверь на магический замок. Если кто-то посторонний попытается отпереть створку, то обожжёт пальцы, оставив чёткий смолянистый отпечаток. Взглядом дерья скользнула по трём отметинам. Все чужаки, остановленные защитой Моры, были известны. Стражник, послушник и кухарка, уже знакомая шпионка Юлия, под повязками прятали тёмные ладони. И поделом.

В послеобеденное время каорри отдыхали. Саша вела Коррана по извилистым коридорам и радовалась тишине. Встреться кто по пути, обязательно бы отпустил колкость или криво посмотрел. Глебова привыкла к подобной «доброте» и не обращала внимания, но ребёнок… Как объяснить причину ненависти? Какие слова найти для трудной беседы? Чтобы он понял и не озлобился? Журавлица не нашла ответа.

Позавчера началась семерика Левента, начало осени, по убеждениям Саши. Тёплые ветра реже навещали долину, солнце чаще скрывали облака, земля остывала. Благоприятные дни для посева «прохладных культур» и сбора урожая. Каорри трудились на грядах и в теплицах, час-два отдыхали в шатре, возведённом на пригорке перед подземным городом. Пили кофе, наслаждались горячим вином и пахлавой.

В полдень солнце кренилось к скалистым уступам, обрамляющим орден на западе. Касаясь укутанных снежным покрывалом пиков далёкое светило будто остывало, на плато опускались хищные тени. Священная долина процветала на восточном крае, где чередовались овраги и уступы, на южных землях мятежники устроили огород и пастбище для сальфов. Северную сторону занимало убежище. Холодное, сдавливающее грудь каменными обручами и вселяющее одну-единственную мысль — уйти, куда угодно. Так бы Саша и Стеллан и поступили, но не рискнули жизнью Коррана. Скитаться по враждебному Карвахену вместе с ребёнком — верх глупости.

Дрожал на резком ветру купол, сквозь выцветшую зелёную ткань просматривались силуэты. Журавлица свернула с укатанной дороги на едва заметную тропу, по кромке оврага. Идти придётся дольше, зато семья не услышит мерзких высказываний.

Крепь осталась позади. Глебова поднималась на холм, помогая сыну шагать по каменным ступеням и обходить трещины. Воздух теплел, до слуха доносились птичьи трели и мягкий звон воды.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Смотри, — произнесла Саша, когда они добрались до вершины, — самое красивое место на земле.

— Ух ты!

Корран восторженно взирал на долину цветного ветра. В зелёном перламутре неба солнце обретало густоту каштанового мёда. Десятки хрустальных ручьёв переплетались в косы и обрывались круглым водопадом, который наполнял радужное озеро. Сколько дерья ни вглядывалась в переливчатые глубины, не видела дна. Брошенный камень исчезал в одно мгновение, опущенная ладонь теряла очертания, вместо человеческого лица отражался жемчужный журавль.