Кобра под подушкой - Роман Ким

Война отразилась и на некоторых профессорах. И в частности, на профессоре-историке Джошуа Шаттлбюри. Он занимался теперь делами, имевшими очень отдаленное отношение к наукам. В его уютной холостяцкой квартирке при колледже, на втором этаже увитого плющом дома, теперь помещался филиал одного учреждения.

Штат филиала состоял из нескольких бывших учеников профессора. Они были призваны на военную службу, но не носили военной формы. В числе их были Эймз и Пимброк, недавно прибывшие из Испании.

Чины филиала выполняли довольно оригинальную работу — выискивали из истории разных стран такие факты, которые могли быть использованы для придумывания различных хитростей. И так как люди с древнейших времен следили друг за другом и надували друг друга, в истории всех стран можно было найти много фактов, подходящих для филиала, возглавляемого профессором Джошуа Шаттлбюри.

В квартире профессора функционировал филиал учреждения, именуемого Администрацией Особых Операций.

II

Профессору было за шестьдесят, но он выглядел отлично — худощавый, с маленькой остренькой физиономией, с полуседой гривой, похожей на парик. Ему больше подошли бы муаровый сюртук, галстук в виде шарфа и белые чулки до колен, чем пиджак и брюки XX века.

Он изящным жестом показал Эймзу и Пимброку на диван в углу кабинета и продолжал слушать подчиненных. Молодой, но уже совсем лысый сотрудник филиала докладывал о том, как английская разведка в XVI веке уговорила генуэзских банкиров не давать денег испанцам и задержала выход Армады в море. Эту комбинацию придумал сам руководитель секретной службы сэр Уолсингэм.

Профессор взял со стола гусиное перо и почесал им подбородок.

— Запишите эту историю и вложите в папку справочных материалов о действиях Антони Стандэна в Тоскане. А выписки из досье о Чезаре Борджиа просмотрели?

— Еще не кончил. Мне кажется, что у Борджиа приемы были довольно примитивные. Там, где можно было построить тонкую интригу, он действовал как обычный головорез.

— Чепуха. Чезаре шел к цели кратчайшим путем. — Профессор ткнул пером в воображаемого врага. — Самая лучшая комбинация — обходиться без всякой комбинации.

Эймз толкнул локтем Пимброка и шепнул:

— Последнее увлечение профессора — Борджиа.

Второй сотрудник, судя по выправке, морской офицер, с черной повязкой на глазу, стал докладывать о разведывательных мероприятиях монгольского военачальника Субудая против волжских болгар. Профессор прервал его:

— Это нам ничего не даст. А как с китайским досье?

— Из эпохи Троецарствия можно взять историю о том, как Чжоу Юй инсценировал ссору с Хуан Гаем. Тот бежал к Цао Цао и заманил его в ловушку.

— Примерно в таком же духе построена комбинация князя Ди Сюна с заброской Пу Тая в княжество Цзинь, — сказал лысый. — Между прочим, в архивных материалах английской миссии в Иране говорится о том, как в конце прошлого века наша разведка провела комбинацию против шаха Насер-эддина подсунула ему высокопоставленного беглеца из Афганистана, чтобы передать через него шаху фальшивые данные о деятельности русского учетно-ссудного банка в Иране. Имелось в виду поссорить шаха с русскими.

— В старинных японских трактатах по разведке этот метод заброски назывался «ямабико», — пояснил профессор. — Внезапная опала видного человека, его бегство в другой лагерь, там он выдает секреты, советует немедленно напасть, те нападают и оказываются в ловушке — такова схема. Детали варьируются. В общем, нам следует внимательно изучать азиатские хитрости и соединять их с европейскими методами, например венецианскими. Венеция имела очень искусную, изобретательную разведку.

— «План Нокаут», в основу которого положен один венецианский трюк, уже готов с тремя вариантами, — доложил лысый. — Все наши замечания учтены.

— Дайте мне завтра этот план, я перешлю его дальше. Его можно пустить в ход по линии греков.

Отпустив лысого и моряка, профессор заглянул в календарик на столе.

— Война войной, а у меня через полчаса партия бриджа. Придется поехать. Как у вас дела?

Эймз усмехнулся.

— У нас тихие, бескровные дела. Не в вашем духе.

Профессор пошел в спальню переодеваться. Он крикнул оттуда:

— Все возитесь с этой американкой?

Эймз ответил:

— Я сделал так, как будто случайно наткнулся на нее у галереи Тэйта. Ее начальник Поуэл сейчас в Иране, приедет скоро в Лондон. И Мухин тоже здесь, она виделась с ним.

— А как она объяснила их встречу здесь?

— Сказала, что, приехав в Лондон, сейчас же обратилась в советское посольство и там ей дали телефон Мухина. Я сделал вид, что поверил ей, мы вместе заехали к Мухину в отель «Дорчестер», я пригласил их к себе. Приедут завтра.

— Хотите использовать их отлучку?

— Да. Пока русский будет у меня…

Профессор высунул голову из спальни.

— Лучше убейте их. Только чистенько.

Эймз усмехнулся.

— Пимброк ни за что не решится поднять на нее руку, она очень нравится ему. Не как шпионка, а как женщина.

— Насчет Лилиан у меня еще остаются сомнения — агент она или нет. — Пимброк покрутил головой. — Если агент, то неизвестно — нацистский или советский.

— А кто был тот немец в Эскориале? — спросил профессор. — Узнали?

— Нет, — ответил Эймз. — Я спрашивал у Синей бороды и у Си Джи Пи, оба ответили одинаково: никого там не было, мне это почудилось и обо всем этом нужно забыть навсегда.

Профессор промычал.

— Понятно. А этот призрак, случайно, не виделся с американкой?

— Нет, мы не спускали с него глаз. Если они и виделись, то, может быть, в Мадриде. Я надеюсь, что через некоторое время Пимброку удастся выведать все у Лилиан… между поцелуями.

— Должен сказать, что Лилиан, несмотря на все мои ухаживания, больше интересуется Эймзом, все время спрашивает о нем. Очевидно, пришла к выводу, что он более уязвим.

— Дело не в выводе, — сказал Эймз. — Просто у нее хороший вкус.

Профессор вышел из спальни в визитке, держа в руке пальто. Он подошел к окну.

— Машина уже здесь. Принимайте все звонки и записывайте. Вернусь к десяти. — Он надел котелок и стал натягивать перчатку. — А все-таки советую вам, Пимброк, не разводить канитель. Мухин и Лилиан — русские агенты, это бесспорно.

— Арестовывать их неудобно, — заметил Эймз. — Как-никак союзники.

— Угостите их, — профессор грациозно взмахнул рукой, — коктейлем с отравой, и как только удостоверитесь, что они готовые, поезжайте к ним и переройте вещи. Ручаюсь — найдете интересные бумаги. И вам ничего не будет, потому что победителей не судят. А насчет яда… — он повернулся к Пимброку, — не мне учить вас, профессионального детективного романиста. Какой яд самый удобный?

Пимброк улыбнулся:

— Мышьяковистая кислота. Без запаха, цвета и вкуса.

III

Лилиан была в восторге от холостяцкой квартирки Пимброка рядом с трапезной колледжа. Ей все нравилось — и типично монастырские дворики с часовнями и гравийными дорожками, и кованые ворота колледжей, особенно колледжа Бэйлиол, и безмолвный слуга в черной ливрее, и узкие улицы Оксфорда, в которых еще сохранились запахи средневековья.

— Здесь такая благоговейная атмосфера, — произнесла Лилиан, нарезая ломтики лимона. — Поневоле настроишься на молитвенный лад…

Мухин осматривал книжную полку.

— Вы верующий? — спросил он у Пимброка.

Тот взбивал коктейль в шейкере. Перед ним на столе стояли графин, бутылки джина и вермута и содовый сифон.

— Вся эта церковная обстановка так действует, — Пимброк мотнул головой, — что хочется зарезать или отравить кого-нибудь.

Лилиан засмеялась.

— Теперь понятно, почему вы любите убивать людей на бумаге. Это правда, что из вашего университета вышла целая плеяда знаменитых детективных романистов?

— Да, Оксфорд дал миру Джорджа Коула, автора «Смерти миллионера», его преосвященство Рональда Нокса, составившего десять заповедей детективной литературы. Майкла Иннеса, Николаса Блэйка и еще автора «Тайного агента» Грэма Грина, который учился в колледже Бэйлиол.

Мухин стал разглядывать книги на самой нижней полке. Он сел на пол, подобрав под себя ноги. Промычав, он произнес:

— Писание детективных книг становится одной из традиций Оксфорда.

Лилиан стала загибать пальцы.

— Перечисляю английские традиции: дымные, неудобные камины — раз, судьи в комических париках — два, дворцовые часовые с их потешными притопываниями — три, котелки, украшающие до сих пор головы джентльменов, четыре, допотопный счет денег, с нелепыми, никому ненужными гинеями. В магазинах на них не считают…

— Они очень нужны, — возразил Пимброк. — Стоимость драгоценных камней и гонорары писателей принято считать на гинеи. И не смейтесь над нашими традициями. Мы так привыкли к ним, что если они в одно прекрасное утро исчезнут, Англия тоже перестанет существовать.