Новая эра. Часть вторая - Наум Вайман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вообще обстановка предвоенная, все это понимают, но воспринимают с равнодушием истинных фаталистов. В Рабочей партии хаос. Из-за этого никак не сформируют правительство, Шарон не спешит, мне кажется, что ему нравится быть в тени. С американцами только Биби держал себя с достоинством, остальные, и Шарон в том числе, выглядят крестьянами на балу (бывшие кибуцники): застенчиво переминаются с ноги на ногу, не знают куда девать руки, смущенно, а то и заискивающе улыбаются.
Всегда твой
Наум
28.2. Жена совсем замоталась, решила не пойти на работу, «поедем с утра к морю, погуляем, да?». Утром, воспользовавшись, что ей лень было вставать, пошел погулять с собакой и позвонил Л. Значит сегодня не получится, завтра у нее дела с мамой, может во второй половине дня, ненадолго, а нет, так во вторник… «А чего в воскресенье, ты ж в воскресенье не работаешь?» Конечно, я не сказал, что в воскресенье я с Р, сослался на проверки. Перешли на «cердечные дела», у нее, оказывается, тоже это было, тахикардия, «ну ты ведь знаешь, почему это случилось? Перетрудился, да. Это тебе первый звоночек». Ну, а потом «целую» и все такое. Нет, мне хочется ее обнять, она близка мне, ближе некуда…
А домой пришел, стал воровато прятать мобильник и записную книжку. Жена готовит щи, потом поедем «в город», может в кино, может к морю. Позвонил в Москву Мише.
– Да, Наум, я тебе звонил. Во-первых, потому что очень грустно было. А во-вторых, проверял новый код… Так плохо, что даже забыл, как твою маму зовут… Нет, почти не выхожу из дома, только с собакой и купить поесть… сгорели книги, которые собирал всю жизнь, пластинки, рукописи, только сейчас постепенно доходит… вступил в ассоциацию литераторов Михайловской, как Союз писателей, туда Ваня хотел вступить, но его не взяли, а Сашу Макарова взяли…
– Да, вот Саша пишет мало, зато человек светский…
– Да, вот именно, это Стелла наверное заставляет его, пить и все такое, продвигаться по лестнице…
– Ну, это такая тусовочная лестница.
– Не только, вообще.
Рассказал ему о сердце.
– А на какой почве, Наум?
– Да все на той же, на датской, – отшучиваюсь.
– Ну ты соберись, напиши все-таки.
И я тоже что-то загрустил после разговора, взял гитару, замурлыкал «Печально я гляжу на наше поколенье…», половину забыл, достал красного Лермонтова, спел всю «Думу», сдерживая спазматические слезы, а в конце не сдержался, прорвались. Вот кто слова находил…
«Толпой угрюмою и скоро позабытой… потомок оскорбит… насмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом…» Каждое слово – гвоздь. А слезы – от ужаса и восторга…
Погуляли с женой по магазинам. В мебельном на Ибн Габироль жовиальный мужичок (черная рубашка в белый горошек), уговаривал купить шкафчик. Такие любят с моей женой разводить тары-бары.
– Мне уже семьдесят!
– Ну, вы прекрасно выглядите.
– Так я прекрасно живу!
– А что это значит «прекрасно живете»?
– Хорошо одеваюсь, хорошо ем, и много секса!
– Аа.
– И учтите, если ваш муж не может, вы сами виноваты.
4.3. Перечитываю Вайнингера. И его допекли евреи. Только непонятно, почему христианство – альтернатива? А Ницше? Почему мимо него прошел?
Чтобы «видеть», надо ненавидеть.
Утром теракт в Натанье. Уже сыпятся, как град.
Позвонил Л. Нет, не получится сегодня, сослался на медицину.
В среду ездили с ней в «Шореш». По дороге почувствовал себя неважно. У Латруна посидели, воды попил. Отошел. Все-таки поехал. На мужской подвиг. Хорошо прошло, сладко. На следующий день вытащила меня в Музей, на ту же коллекцию Артуро Шварца. Посидели в «Джакометти», дернули по бокальчику, языки чуток развязались… Невольно понес про Р. Тема ей не понравилась. Обозвала ее «нимфоманкой». А хучь и нимфоманка. «Да, – сказала в конце, – весело живете».
А потом позвонила Р.
– Очень хотелось тебя услышать, но ты, как всегда, не догадался.
Поехали с Р в отель. Просто больше некуда.
– Я почему-то думала, что ты вообще не приедешь.
Когда пошел на второй заход, жена позвонила – проклятье сотовых телефонов. Отвечать не стал, но все равно все «упало». Пошли, говорю, погуляем вдоль моря. Дул сильный ветер. Зашли в кафе на берегу, неудачное, ушли. Вообще все было как-то неудачно, неловко, плохое выходило свидание. Набрели на китайский ресторан. Зашли. Так себе ресторан, ложки грязные. Но бокальчик и тут подействовал.
– Помнишь, я тебе говорила, что миллион заработаю? Так вот десять процентов уже есть. Часть разлетелось, часть закрыла.
– Каким же образом?
– Не скажу (хитро улыбается).
– Неужто телом?
– Да кому я уже нужна.
– Ну, нет такой книги, которая не нашла бы своего читателя.
– Я любительница, а не профессионалка. Неужели ты думаешь, что я на это способна? (Пожимаю плечами.) А ты бы себя продал? Свое тело? (Пожимаю плечами.) А где клиентов взять? На панели?
– Ну, клиентов я тебе сколько хочешь найду.
– Какой процент возьмешь?
Помолчали.
– Скажи, я тебя хоть раз обижала?
– Нет.
– А почему ты меня обижаешь? И не раз. Ты злой. И вообще… Я больше с тобой в гостиницу не пойду.
– Ладно, будем в музеи ходить.
– Знаешь, все-таки в тебе есть что-то кондовое. Кондовый ты.
Заели это дело китайским говном. Вернулись к теме миллиона.
– Да просто я Мики предложила один способ.., ну, суть в укрывании от налогов. У меня давно была эта мысль. Я ее еще зятю предложила, но он не понял. Сама? Для этого деньги нужны, да и не хочу, грязное дело. И возни много, бумаги, куча бумаг.
– Ну что ж, молодец. Не многие могут предложить идею, которая приносит деньги, молодец.
– Знаю, что я молодец. Только поздно приехала.
Наум, привет!
Твоя схема происхождения христианства вполне приемлема. Рассмотреть ее более подробно сейчас не могу, в последнее время не удается даже читать: жизнь так подорожала, что я только и успеваю «зарабатывать деньги», притом, что никаких денег не вижу, и даже стиральная машина остается недостижимой мечтой. Если же поставить вопрос иначе: что я хотел бы почитать и над чем подумать, то я сказал бы, что о первых ответвлениях гуссерлианства. Прежде всего Мерло-Понти («Феноменология восприятия») и Сартр («Воображаемое», «Бытие и ничто»). То, как они трактуют «интенциональность», очень похоже на мою «установку на Рампу», при этом степень логической проработки местами восхитительная (особенно у Мерло-Понти, упомянутая книга которого представляется мне – по крайней мере, сейчас – настоящей «классикой ХХ века»).
Всегда твой
Матвей
P.S. Заезжал вчера к Мише, зрелище безотрадное. Больше всего жалуется на одиночество: никто не звонит, никому не нужен. Так что если бы ты ему позванивал, то сделал бы доброе дело.
Матвей, привет!
Мише я позвоню, тем более, что завтра у меня деньрожденье…
Что касается «философии», то поскольку я (человек темный) не вижу никакой связи между «интенциональностью» (как я ее понял нагло-бегло полистав Гуссерля) и «установкой на Рампу» (которую, как мне казалось, я понял), «поддержать разговор» на эту тему пока не могу.
Перечитывал тут Вайнингера в связи со своей «Морфологией цивилизаций». Антисемит, конечно, отчаянный, хотя и меня тут такое зло иногда берет, что еще и не то запоешь… Теракты зачастили, как град, а граждан призывают к сдержанности.
Правительство еще не сформировано, может, на неделе сподобятся, но вряд ли оно что-то «сделает», потому что все говорят: «а что можно сделать?»
5.3.2001. Наум, привет!
Поздравляю с днем рождения. Позволь пожелать тебе здоровья (конкретно, чтобы «дела сердечные» остались случайным эпизодом), творческих успехов, как на художественной, так и на «культурологической» ниве. А также чтобы тебя радовали близкие – в частности, чтобы все утряслось с «младшеньким».
Сейчас у меня Миша, мы с ним чуть ли не весь день вместе разносили газеты («для компании»); так он добавляет:
Первое, поздравь и Марию Наумовну тоже, т.к. она тебя родила. Второе. Дай бог, чтобы твои опасения по поводу судьбы Израиля оказались напрасными. Надеюсь, что с сердцем будет все в порядке.
Матвей, Миша
6.3. Гулял утром с собакой и мучался: надо позвонить Л, поскольку вечером мы идем с ней в «Гешер», на «Сатана в Москве», но она, конечно, захочет встретиться и утром, а я не хочу. И надоело делать то, что не хочешь. Вот чем Р хороша: будет ей больно, или не будет (да не будет, не тешь себя), но она без меня обойдется. И поэтому она меня не тяготит. Если и «виснет», то только по телефону («Ну подожди! Скажи мне еще что-нибудь!»). И из постели не выгонишь. Вспомнил наше последнее отравленное свидание, загрустил, позвонил. Записал на автоответчик: хотел поговорить, скучаю, целую. Потом позвонил Л.