Американские историки. Учебное пособие - Иван Цветков

Еще одним вопросом, связанным с американской революцией, но выходящим за ее пределы, является проблема оценки сущности федеральной конституции 1787 г. Первыми ее критиками стали историки антифедералисты рубежа XVIII – XIX вв., однако затем целое столетие в историографии доминировали позитивные и даже панегирические оценки. Кульминацией подобного отношения можно считать книгу Дж. Фиске «Критический период американской истории», вышедшую в 1888 г.30 Согласно Фиске, США были просто спасены в результате разработки и принятия конституции. Если бы не она, кризис 1780-х гг. мог привести к дезинтеграции страны и коллапсу государственности.

Для историков-прогрессистов конституция стала одним из важнейших объектов критики. А. Шлезингер-ст. уподобил ее принятие контрреволюционному «термидорианскому перевороту», приведшему к власти финансовую олигархию31. Ч. Бирд уличил инициаторов и разработчиков конституции в стремлении к личному обогащению и игнорировании интересов простого народа. Для Бирда куда более привлекательной выглядела первая американская конституция, Статьи Конфедерации, действовавшая с 1781 г. и отражавшая чаяния широких масс (прежде всего, в силу обеспечения более комфортных условий жизни не кредиторам, а должникам, мелким, а не крупным собственникам). Аргументация в пользу Статей конфедерации стала одной из основных тем творчества историка-прогрессиста М. Дженсена32.

Практически во всем не согласные с прогрессистами, историки консенсусного направления подвергли сомнению и их интерпретацию конституции. Такие авторы, как Роберт Э. Браун доказывали, что в ходе ратификации конституции широкие слои американского общества имели возможность высказаться, и отдали свои голоса за новое федеративное устройство33. Г. Вуд в книге 1969 г. «Создание американской республики» попытался обосновать тезис о том, что авторы конституции 1787 г. действовали не из корыстных интересов, а как раз наоборот, рассчитывали, что сильная центральная власть поможет взять эти интересы под общественный контроль34.

Историки-ревизионисты снова начали конституцию критиковать, но никаких особенно оригинальных аргументов при этом не выдвинули, оставаясь в рамках прогрессистского дискурса.

Проблемы межрасовых отношений

Дискуссии о взаимоотношениях черной и белой рас, белых и индейцев, также можно отнести к числу наиболее важных сюжетов американской историографии. Как могло случиться, что именно в США, где со времен обретения независимости свобода всегда признавалась высшей ценностью, сформировалась развитая система рабовладения, ликвидированная позже, чем в любой другой стране Запада? Американские историки уже более века пытаются найти ответ на этот вопрос, и каждое продвижение вперед в его разрешении открывает перед исследователями серию новых проблем и противоречий.

Первые анти– и прорабовладельческие концепции были сформулированы в США перед Гражданской войной. Одна из них, вышедшая из недр аболиционистского движения, провозглашала рабство абсолютным злом, рабовладельцев – аморальными, скверными людьми, однако, что любопытно, многие аболиционисты были одновременно и откровенными расистами, и не желали жить в одной стране с чернокожими после их гипотетического освобождения. В связи с этим разрабатывались различные варианты избавления от освобожденных рабов, в том числе вариант переселения афроамериканцев обратно на историческую родину. В ответ на критику аболиционистов, южные плантаторы разработали свою интерпретацию рабовладения в США, в которой отрицательные оценки были заменены на положительные, а рабство объявлялось позитивным социальным феноменом, единственной разумной альтернативой бесчеловечному капитализму, с его «каменными джунглями» городов, нищим, доведенным до отчаяния и поэтому воинственным пролетариатом.

Победа Севера в Гражданской войне, вроде бы, показала «историческую правоту» аболиционистов, но довольно быстро выяснилось, что проблема взаимоотношений черных и белых американцев вовсе не разрешилась с отменой рабства, а лишь вступила в свою новую фазу. Соответственно, и вопросу о происхождении и сущности системы рабовладения в США не суждено было уйти в прошлое.

Первым из историков-профессионалов к теме рабства обратился У. Филлипс, опубликовавший в 1918 г. книгу «Рабство американских негров»35. Считается, что на его взгляды огромное влияние оказала волна романтизации довоенного Юга, которая прокатилась по США в начале XX в. Поколение ветеранов войны ушло, взаимное ожесточение сменилось осознанием национальной общности, и американский Юг часто стали представлять как жертву алчных северных капиталистов, использовавших антирабовладельческие настроения простых северян для расширения сферы своего экономического господства. Филлипс доказывал в своей книге, что черная раса в силу естественных причин стоит ниже белой, что чернокожие рабы не страдали от своего приниженного статуса, так как в большинстве были грубыми, инфантильными созданиями, способными лишь на выполнение грубой физической работы. Система рабства сохранялась в США так долго лишь в силу благородных патерналистских усилий белых хозяев, которые поддерживали мир и социальную гармонию на юге, часто в ущерб собственным экономическим интересам. Филлипс был уверен, что южное рабовладение было экономически неэффективно, неприбыльно и поэтому обречено на естественное умирание. Гражданская война и ее жертвы были совершенно напрасными.

Книга Филлипса представляла собой обстоятельное исследование различных аспектов жизни довоенного южного общества, и на несколько десятилетий заняла в историографии доминирующее место. Опровержения базового тезиса Филлипса о естественном неравенстве рас появлялись в трудах различных историков, в основном чернокожих, но академическое сообщество не принимало их всерьез. Историков-прогрессистов такое положение дел, в целом, вполне устраивало, т. к. им импонировала идея Филлипса об экономических причинах Гражданской войны, об использовании антирабовладельческих настроений элитой Севера в качестве прикрытия своих корыстных замыслов в отношении Юга.

Новые глубокие исследования и интерпретации проблемы рабства стали появляться лишь после Второй мировой войны. Расизм из доминирующего представления стал стремительно превращаться в маргинальную и повсеместно осуждаемую концепцию (по крайней мере, в интеллектуально-университетской среде). Наиболее заметную роль в этом процессе сыграли такие исследователи как К. Стамп, С. Элкинс, Дж. Франклин36. Но, отвергнув расизм, историки оказывались в сложном положении: им предстояло объяснить, откуда же взялись неравенство и рабство, если они не были предопределены самой природой. В статьях и монографиях стали появляться различные версии. Э. Морган заметил, что вплоть до конца XVII в. черные и белые работники трудились на южных плантациях рука об руку, и никто не делал особых различий по цвету кожи (хотя белые, в отличие от черных, работали по контракту и по истечении его срока обретали полную свободу). По мнению Моргана, южная элита приняла решение полностью перейти на использование рабского труда чернокожих лишь после череды серьезных социальных конфликтов, таких как восстание Бэкона 1676 г., которые были спровоцированы освобожденными контрактниками, не знающими, что и как им делать со своей свободой. Пока бывшие контрактники бунтовали, черные рабы продолжали работать, и тем самым показали (на свою голову), что их использование в качестве рабочей силы является более эффективным и безопасным37.

Другие историки усматривали момент перехода к расизму в иных событиях, от революции до аболиционистского движения. Согласно последней интерпретации, классический южный расизм, представления о черных как низшей категории людей, сформировались лишь в ответ на аболиционистскую пропаганду. До возникновения движения за отмену рабства (сначала в Европе, затем в США) у обитателей южных плантаций просто не было повода всерьез задуматься о статусе своих рабов и причинах существующего положения дел.

Так или иначе, в послевоенной американской историографии закрепилось представление о расе как социальном конструкте, идеологическом штампе, никак не связанном с биологическими особенностями людей с разным цветом кожи, а лишь отражающим историческое понимание их взаимного статуса и социальных ролей.

Однако конструктивистский тезис не давал прямого ответа на вопрос, почему же эта искусственная система рабства и расового неравноправия была настолько стабильна и потребовала кровопролитнейшей войны для своей ликвидации?