Лепестки розы мира - Владислав Николаевич Дебрский

заглядывал друзьям прямо в глаза и улыбался, словно не понимая, всерьёз ли его об этом спрашивают. Как, если бы ему вдруг задали вопрос: «А дважды два – не четыре ли?». И у старика были на то причины. Сейчас объясню.

Николай Иванович Тихонов жил на этой улице с самого её основания в 1952году. На этой улице стоят два дома, в строительстве которых, Николай Иванович принимал активное участие. Это его собственный дом и дом Дмитрия Алексеевича Амосова, которого он считал самым близким человеком.

Николай Иванович и Ольгин дед познакомились на Курском вокзале Москвы в июне 1945года. Дмитрий Алексеевич, сидя на чемодане на перроне, ожидал поезд до Владимира. В тот день вокзальная милиция отлавливала беспризорников. Одного такого, это был Колька Тихонов, мимо Дмитрия Алексеевича, вёл молодой сержант.

– Что, не хочешь в детприёмник? – спросил Дмитрий Алексеевич насупившегося парнишку.

– А кому охота с волей расставаться, – пробурчал Николай и добавил, чтобы слышал, держащий его за шиворот, милиционер, – всё равно, ведь, сбегу. Как Монте-Кристо.

Дмитрий Алексеевич засмеялся и обратился к милиционеру:

– Сержант, отпусти парнишку.

Просьба сержанту не понравилась, и он собирался ответить грубостью, но после того, как Дмитрий Алексеевич поднялся, и стали видны его награды и сидевшие рядом на своих узлах фронтовики тоже привстали, он козырнул, отпустил Николая и удалился с перрона. Дмитрий Алексеевич накормил Николая и расспросил его о родителях и дальнейших планах Николая на жизнь. Отец и мать Николая погибли вместе в первые месяцы войны, а о других своих родственниках он ничего не знал. Дмитрий Алексеевич сам в 20-х годах остался без родителей, бродяжничал, и едва остался жив. Дмитрий Алексеевич предложил Николаю поехать с ним во Владимир. На тот момент, у Николая были другие планы на свою жизнь, но что-то заставило его довериться этому офицеру. К тому же, он медик, как и его погибшие родители. Скоро Николай понял, что эта встреча – подарок судьбы, а подарки надо ценить. Дмитрий Алексеевич стал ему и отцом, и старшим братом, и учителем, а чуть позже, даже свояком.

Во Владимире им приходилось жить, то при госпитале, то в съёмных комнатах. К учёбе в школе Николай не проявил ни малейшего интереса. Пытался убедить Дмитрия Алексеевича, что его нежелание ходить в школу, это последствие глубокой психической травмы. Дмитрий Алексеевич согласился, что лень – это действительно глубокая психическая травма. Единственно, к чему пристрастился Николай – это к чтению. Дмитрий Алексеевич сам был заядлым книгочеем, и все положенные ему наградные тратил на покупку книг. В шестнадцать лет Николай официально начал свою трудовую деятельность в госпитале, на должности медбрата. Но большую часть рабочего времени, он проводил в госпитальном гараже, увлечённо потроша внутренности различным механизмам.

В 1952году Николай и Дмитрий Алексеевич в один день женятся на сёстрах Фогель. Дмитрий Алексеевич, а ему уже было сорок два, взял себе в жёны старшую сестру Марию. А Николаю досталась младшая Анна, его ровесница. Конечно, если честно, в выборе Николая, больше сыграло свою роль желание во всём подражать Дмитрию Алексеевичу, но впоследствии, жалеть об этом ему не пришлось. В тот же год построили они свои дома, на выделенной им земле. Выстроились в рекордные сроки – стройкой руководили сёстры Фогель, вернее, теперь уже Мария Амосова и Анна Тихонова. Их дома стали первыми на этой улице, первыми во всех смыслах.

Теперь-то вы понимаете, почему вопрос Евгения, вызвал у Николая Ивановича такое замешательство.

– А кому ж ещё знать, как не мне, – сказал Николай Иванович. – А вы кого здесь ищете?

– Ольгу, – Евгений показал рукой в сторону дома, – Вот это, Ольгин дом?

– Какой?– спросил старик, глядя не на руку Евгения, а прямо ему в глаза.

– Да вот этот, вот этот, – Евгений ещё несколько раз энергично махнул рукой в сторону дома.

– Какой Ольги? – старик продолжал смотреть на Евгений в упор.

– Молодая такая, симпатичная. Её дом?

– А фамилия-то как?

– Не помню, забыл. Родинка у неё вот здесь, – показал Евгений на своём лице.

– Учительница, что ли?

– Не знаю. – Евгений тяжко вздохнул и решил дать старику ещё одну подсказку, – волосы у неё такие, не слишком тёмные, вот до сюда.

– А-а, – дошло до старика, – так тебе, может Ольгу надо?

– А я как сказал?

– Ольга, учительница. Волосы у неё с родинкой, да, – вспомнил дедушка. – Так она дальше живёт, на соседней улице, через два прогона. Точно тебе говорю, к бабкам не ходи.

Как ни убедителен был дедушка, а Евгений сомневался:

– Да нет, быть не может. – И тут он замечает, выходящую из соседнего двора высокую пожилую женщину. – А вот мы сейчас у бабушки и спросим.

Но вперёд Евгения, к бабушке двинулся старик:

– Смотри тут чего, Анюта. Ребятишки учительницу с волосами искали, да улицей промахнулись, – при этом старик, стараясь, чтобы не заметили друзья, руками и лицом подавал бабушке какие-то знаки.

Бабушка спокойно прошла мимо старика, не реагируя на его тайные предупреждения, словно он, до этого, только так и общался с ней. Она взглянула на друзей и повернулась к старику:

– Что ты всех баламутнишь всегда. Вот он, – она показала на Евгения, – Олюшку нашу вчера провожал.

– Точно, – пришёл в себя Евгений. – Это же вы вчера телеграмму принесли. Тётя Аня. Я вас по голосу, по акценту узнал. Всё, точно этот дом, – радостно сообщил он этот, всем уже очевидный, факт Александру, и взгляд его переместился на старика. – А ведь ты, дедушка, нас отсюда явно сплавить хотел. Зачем?

Старик не считал это проступком:

– А вдруг вы бандиты какие, домушники? Посуди сам: дом не знаю, фамилию не помню – чего пришли? Подозрительно.

– Мы просто – в гости пришли, – признался Евгений. – Познакомиться.

– Да как же это по вам поймёшь, что вы в гости пришли? – усмехнулся дедушка. – Ну цветы, ну конфеты – это я ещё допускаю, что это излишество. Но за знакомство, вы чай будете пить, что ли?

Поняв, куда ведёт цепь незамысловатых дедушкиных рассуждений, бабушка остановила его:

– Ну, Николай-искушатель, всё ты всегда к бутылке приведёшь.

– Да кто ещё молодёжи подскажет, как по-правильному, Анюта? Я же не для себя стараюсь.

– Действительно, – согласилась бабушка, – кто ещё молодёжь такому научит, кроме тебя? Не знаю таких людей.

Александр, как вы заметили, в разговор не вступал. Он, вообще, все разговоры, кроме как о литературе, о философии и о науке, ну, ещё немного о политике, считал пустыми. Разговаривать с ним на бытовые и отвлечённые темы было невозможно. Более пяти минут он не выдерживал и начинал психовать.