Лепестки розы мира - Владислав Николаевич Дебрский

Он искренне не понимал, как можно толковать о мелочах. Сам-то он всегда был занят обдумыванием задач вселенского значения, и занимать себя вопросом о хлебе насущном он считал ниже своего достоинства. С такой мамой, как Анастасия Сергеевна, это было возможно. Всю хозяйственную деятельность, от закупки продуктов до ремонта квартиры, она вела одна, без участия сына.

Александр, с трудом сдерживая своё раздражение, решил поскорее поставить точку в беседе с назойливым стариком:

– Мы, дедушка, ещё не знаем, что она пьёт, и в каком количестве. Вот сначала узнаем, а потом уж и сбегаем. А может, и не один раз.

Но добился Александр не финала беседы, а скорее, перехода разговора на новую стадию – конфликтную. Дядя Коля повернулся к Александру, развернул в его сторону собиравшуюся уже уходить тётю Аню и спросил её:

– Ты слыхала, Анюта, что он нам тут проскрипел? – Дядя Коля посмотрел на Александра с такой неприязнью, как если бы узнал в нём самого Чубайса. – Да ты что же думаешь, что наша Олюшка, такая же, как все ваши вертихвостки расфуфыренные?

Дядя Коля не мог не возмутиться такому предположению, которое сам, собственно говоря, только что, и выдумал. Дядя Коля считал, что он очень хорошо знает современную молодёжь. Наблюдение за молодёжью было для дяди Коли одним из любимых занятий. И портрет молодого поколения вырисовывался у дяди Коли не особо привлекательным. Главным раздражителем, для дяди Коли, было то обстоятельство, что молодые люди старались выглядеть интересными и содержательными, а не быть такими. Своими наблюдениями он всегда делился с тётей Аней.

– Анюта! – кричал он с улицы, когда, например, мимо их дома проходила девчонка с разноцветным ирокезом на голове, – ты бы смогла себе из волос такой же ёршик сделать?

Или, как-то раз, рассмотрев компанию подростков утыканных пирсингом, он прибежал в огород, рассказал об увиденном тёте Ане и поинтересовался:

– Анюта.

– Ну? – оторвалась от прополки тётя Аня.

– Ты за всю жизнь, хоть один пупок себе проколола?

Продолжить разговор дядя Коля решил не с Александром, а с Евгением:

– Ну и друг у тебя. Вот сморозил – так сморозил. «Что она пьёт». Да нет ребятки, наша Олюшка не из таких. Она, у нас, и знать не знает, чтобы во хмелю обезъянить, – решительно заявил дядя Коля, и неожиданно прибавил, – взяли бы уж водки, да и всё.

Тётя Аня покачала головой: «Ну, Николай-вымогатель».

– Дядя Коль, а что у нас тут за собрание? – Друзья обернулись на голос. Это была Ольга. – Опять выборы?

– Забирай, Олюшка, своих женихов, – посоветовала тётя Аня, – А то мой их совсем заболтал. Ты же его знаешь.

– Это я заболтал? – возмутился дядя Коля, – Да ты бы, Олюшка, послушала, что они нам здесь наплели. – Он показал на Александра. – Этот вот, особенно.

Дядя Коля хотел ещё чего-нибудь прибавить, но тётя Аня, взяв супруга под локоток, повела его в сторону их дома.

Ольга прошла во двор. Открыла дверь дома, зашла и выглянула опять:

– Вы идёте, женихи?

– Ну что, придётся действовать по моему плану? – осторожно предположил Евгений.

– Да иди ты, со своим планом, – ответил Александр.

Друзья прошли в дом.

Планы меняются

Евгений и Александр зашли в большую комнату. Окна, в ней, были открыты на улицу. Обстановка в доме была необычной. Если бы не современная бытовая техника, которую привозила из Германии мать Ольги, можно было бы подумать, что попал в другую историческую эпоху. А присмотревшись, можно было догадаться, что многое в доме было сделано своими руками. Но всё это не производило впечатления какой-нибудь отсталости или невзыскательности, а скорее наоборот – уверенной основательности. Из боковой двери вышла Ольга. Она успела переодеться. Евгения, как мы помним, она привлекла своей улыбкой. И теперь, этой же самой улыбкой, она насторожила Александра. По мнению Александра, если человек улыбается, если человеку весело, у него, для этого, должна быть, как минимум, серьёзная причина. Американскую улыбку Александр в расчёт не принимал потому, что считал её, чем-то, вроде, составной части макияжа. На дурочку, которой любая влага кажется божьей росой, Ольга не была похожа. Значит, рассуждал Александр, она, или считает себя высшим созданием, или чего-то недоговаривает друзьям, или знает о них больше, чем им хотелось бы. И в разговоре, и в движениях Ольги, Александру виделась чрезмерная лёгкость, просто на грани легкомыслия. То ли дело у Александра, была одна, Ленка. Так вот, эта Ленка, даже посуду мыла с лицом Марии-Антуанетты на эшафоте, с глубокими вздохами и закатыванием глаз. Казалось, что она вот-вот грохнется в обморок. Фантастическая женщина. Ни тени легкомыслия, только думы о вечном. Во всяком случае, так казалось.

– Проходите, садитесь, где вам удобней, – предложила Ольга.

Александр выбрал диван, который стоял между открытыми окнами. А Евгений подошёл к Ольге и попытался её обнять.

– Весь день ждал этой минуты.

Ольга увернулась от объятий и спросила:

– Ты может, познакомишь нас, с твоим другом?

– А, ну да, – спохватился Евгений. – Представляешь, как тебя увидел, всё из головы вылетело.

– И много там было? – спросила Ольга.

– Прилично.

– Ну, хоть что-нибудь, осталось? – поинтересовалась Ольга. – Меня Оля зовут.

Евгений весь преобразился в чопорного манерного аристократа. Он чинно подошёл к дивану, на котором сидел Александр и сел рядом. Заговорил он с Ольгой строгим официальным тоном:

– Позвольте мне, Оля, представить Вам этого человека. Это Александр. И знаете, Оля, что самое интересное? Он появился здесь неслучайно. Он, оказывается, очень близкий родственник…

Рассказ Евгения прервал, вовремя подоспевший, удар локтем ему под рёбра. Это был надёжный локоть друга. После удара весь официоз слетел с Евгения.

– Забыл. Нет, никому он, конечно, не родственник никакой. Это для меня он, я хотел сказать, больше, чем родственник. Просто, этот человек, как и я, не лишён таланта и обаяния. Если, конечно, долго и пристально к нему приглядываться. А самая яркая его черта – это отзывчивость. Никогда, я уверен в этом, никогда он не пройдёт мимо человека попавшего в беду. Конечно при условии, что это женщина… – ещё один удар под рёбра, – и, желательно, лет этак от двадцати до тридцати… – локоть Александра опять отметился своим кратковременным присутствием в области печени Евгения.

Евгений перепрыгнул в кресло, рядом с диваном и продолжил:

– И заклинаю тебя, Оля, даже виду при нём не показывай, что можешь быть чем-то расстроена, не говорю уж – заплакать при нём. Накинется и уведёт тебя, из жалости, только тебя и видели. Обещай мне.

– Если ты обещаешь мне, меня до этого не доводить.