Галаор - Уго Ириарт

Клетка с чудесами

Прошло несколько дней, и Галаор почувствовал, как и его начинают опутывать невидимые нити. «Я еще одно звено нового порядка Диомедеса, фигура, затерянная среди неохватного и непостижимого пейзажа. Сейчас я пешка в непонятной мне игре».

Хотя в замке, не было видно слуг, в нем царил полный порядок. Принц Гаулы больше не встречался с Валтасаром, но, всегда чувствовал к себе его внимание. Из каждого окна открывался вид на сказочные сады, и нельзя было оторвать восхищенного взгляда от их чудес.

Галаор начал привязываться к дону Мамурре: ему нравилась та странная улыбка, о которой говорила старушка, он не замечал никакой потаенной злобы. Напротив, дон Мамурра казался ему наивным добряком, веселым ребенком, только огромным, могучим, с выразительными глазами и седой бородой патриарха.

ГАЛАОР: Как давно вы не покидали замок, дон Мамурра?

МАМУРРА: Вот уже много лет, Галаор, не вижу я ничего, кроме этих садов. С тех пор как исчез Диомедес, я никуда не выхожу – боюсь затеряться, как и он, среди травы и зверья. Да и не хочу я никуда выходить. Я хорошо знаю, что я только еще один элемент нового порядка Диомедеса. Может показаться, будто я делаю то, что хочу, но я прекрасно понимаю, что живу так, как задумал создатель этой вселенной.

ГАЛАОР: Дон Мамурра, а вот мне нужно отсюда выйти. И не одному, а вместе с Верблеопардатисом.

МАМУРРА: Нельзя. Ты тоже частица этого нерушимого порядка. Возможно, ты и с Валтасаром больше никогда не встретишься: я вот уже четыре года как его не видел. Думаю, Валтасар – самое законченное и совершенное создание Диомедеса.

Нам отсюда не выбраться: триста смертей поджидают нас в саду.

Однажды, сидя с книгой на ступеньке винтовой лестницы, Галаор увидел в окно верблеопардатисов. С восторгом и тоской наблюдал юноша, как резвились прекрасные животные: они двигались так, словно были статуями. И тоска его все усиливалась от того, что он не понимал ни трудолюбивого Диомедеса, ни наивного дона Мамурру, которого молва ославила как разбойника и убийцу, ни созданного ими обманного порядка, ни того, какое место он сам занимает на этой шахматной доске, где фигурами являются животные, люди, растения и говорящий конь.

О зеркалах

Вечера Галаору скрашивали истории, которые рассказывал дон Мамурра. В один из таких вечеров, поедая за ужином нежнейших перепелок и запивая их вином, принц Гаулы потребовал, чтобы дон Мамурра объяснил причины, по которым они с ним оказались узниками. В ответ Меняющий Обличья поведал необыкновенную историю Анны, Хранящей Тайну, которая не могла видеть своего отражения в зеркале. Голос рассказчика звучал глухо и ровно, задумчиво и четко, словно цокот копыт хорошего коня.

Я был тогда очень молод и находился вдали от родных мест – сражался с Нетерпимыми, теми, что сбиваются в плотную группу, закрывшись со всех сторон огромными щитами, и нападают на одиночек. В это время я узнал о смерти отца и, когда последний из Нетерпимых отрекся от своих ложных убеждений, я вернулся домой, чтобы занять отцовский трон.

Народ встречал меня как своего спасителя. Я успокоил трясущихся от ужаса и рыдающих подданных, пообещав защитить их от вторжения любого врага.

Никто не заметил, как началось молчаливое бегство, никто не знал, почему наше королевство начали покидать бабочки. Обнаружили это случайно: нескольких сборщиков меда, возвращавшихся с пасеки, вдруг окутало мягкое пестрое облако – огромный рой бабочек, которые, торопясь и наталкиваясь друг на друга, летели на запад.

И вскоре страну уже охватила паника: не зря улетают бабочки! Они предчувствуют что-то ужасное, чего не в силах предотвратить! Мой отец лежал на смертном одре, и оставшийся без направляющей руки народ погряз в нескончаемых спорах. Поля осиротели без этих крохотных существ, до которых прежде никому не было никакого дела.

И тут явился я и приказал соблюдать спокойствие. Для отражения возможного нападения неведомого еще противника я создал войско из ремесленников, крестьян и торговцев и возглавил его. Некоторые ветераны войны с Нетерпимыми нервно поглаживали рукояти мечей в надежде на то, что им вскоре удастся эти мечи обнажить. Я приказал произвести учет флоры и фауны, чтобы узнать, не исчезают ли и другие виды. Обнаружилось лишь некоторое уменьшение количества жаб и лягушек Мы ждали.

Вот тогда-то и явилась Анна, Хранящая Тайну. Ее присутствия никто не ощутил. Она нас видела, мы о ней не подозревали. Страхи постепенно улеглись. О бабочках забыли. Жители королевства вернулись к своим делам. Даже праздники снова начали отмечать. На Турнире Семи Цветов я выиграл каменные лавры. Когда меня короновали, я увидел Анну – улыбающуюся, нежную, прекрасную. Спокойную, как изваянный из мрамора конь.

Я подошел к ней. Мы разговаривали и пели там, где все пьют пиво, а музыканты играют веселые мелодии. Ее прекрасные глаза смотрели на меня нежно и серьезно. Я полюбил ее.

Начались дожди. И однажды я увез ее с собою в охотничий домик, над которым кричали ловчие соколы, и мы познали блаженство.

В тот вечеря потерял ее навсегда. Больше мы никогда не встречались. Четырнадцать лет мы прожили в моем замке. Я ей отвел Голубую башню. У нас родился сын. Но ее я больше не видел.

Когда мы покинули охотничий домик, когда я завернул Анну в свой алый плащ, когда мы скакали под дождем – Анна потерялась.

Я не мог понять: в моих объятиях покинула она ложе, своими руками посадил я ее на коня, сам вез под дождем. Но, когда развернул алый плащ в замке у очага, увидел, что по алому шелку рассыпались кудри другой женщины. Прекрасной, юной, другой. Я смотрел на нее в ужасе. Это было первое из превращений Анны, Хранящей Тайну.

Анна закрыла лицо руками и зарыдала. И тут же на моих глазах превратилась в десятилетнюю девочку. Я сделал шаг назад. Она отняла руки от лица, и я увидел глаза много страдавшей женщины. «Не смompu на меня, – сказала она. – Ты меня выслушай.»

И она рассказала о проклятии, павшем на ее род. Анна родилась в далеком городе на севере. Происходила она из богатой семьи ростовщиков – тех, что способны завладеть всем миром, не обнажая меча и не оглашая воздух воинственными криками. Ее предки когда-то подкупили смуглых фей, за что их проклял правнук слепого волшебника Тирезиаса. Много лет спустя проклятие коснулось Анны: ей суждено было менять облик всякий раз, как менялись ее чувства. «Чтобы никого никогда не обманывать», – как гласило проклятие, высеченное на камнях, которыми выложено ложе реки, протекающей по городу ее предков.

«Я – Анна, Хранящая Тайну, – рассказывала она дрожащим голосом, – у меня много обликов. Я – Анна, которая не может увидеть себя в зеркале. Все существа, что претерпевают превращения, бегут от меня. Меня боятся извилистые черви, скользкие жабы и легкие бабочки. Я – это множество женщин. Я тебя люблю, на ты никогда не сможешь любить меня. Мне лучше уйти. Отпусти меня».

– Анна, – спросил я, – будешь ли ты когда-нибудь снова той, которую я увидел в тот день, когда победил на турнире, той, которую я любил в охотничьем домике под соколиные крики?

– Этого никто не знает, – ответила она. – Пока была я невинной и невинной была моя любовь, я могла оставаться неизменной. А сейчас… посмотри на меня, любимый: я другая, хотя и люблю тебя так же преданно.

С того дня я без устали преследовал Анну, блуждая в лабиринтах ее сердца. Я прослеживал каждый ее взгляд, знал, что доставляет ей удовольствие и что вызывает отвращение, ощущал с нею моменты высшего наслаждения и присутствовал в минуты спокойного созерцания пейзажа, испытал вместе с нею все чувства, что испытывала она. Самое удивительное было слушать, как она поет: ее лицо менялось с переменой ритма, глаза вспыхивали с каждым тактом. Это ее глазами я познавал все предметы, делал все открытия, видел все цвета.

Родился наш сын, и в заботах о нем она стала почти той самой девушкой – спокойной, как изваянный из мрамора конь. Сына нашего, как вы уже, наверное, догадались, звали Брудонт. Он никогда не узнавал свою мать. Анна посвятила ему всю себя, но он называл ее разными именами. Она стала для него семнадцатью разными женщинами. Она говорила мне: «Я не мать. Я та, что не может увидеть себя в зеркале».

Анна становилась то одной, то другой. Однажды я увидел ее старухой со злым уродливым лицом, а когда она смеялась, превращалась то в девочку, то в похотливую шлюху, то в девушку-хохотушку. Королева и кухарка, крикливая толстуха и строгая аббатиса, она всегда представала прекрасной, всегда манящей. Те, кто говорил, что бегство бабочек предвещает беду, не ошиблись. Занятый только Анной, я забросил государственные дела, и земли мои опустошались варварами и захватывались тиранами. Народ, не ведавший истинных причин моего поведения, обвинил меня в равнодушии и пособничестве врагам. Я менял наряды всякий раз, когда менялась Анна, и получил прозвище «Меняющий обличья».