Час исповеди. Почти документальные истории - Евгений Панов

Построение у нас – в 8.50. Чтобы успеть к 8.45 – 8.47, когда на плацу начинают выстраиваться эскадрильи, нужно выйти из столовой в 8.40.Так как основная масса приходит на завтрак в 8.15—8.25,нужно выйти из дома в 8.15,чтобы с гарантией сидеть за столом не позднее, чем 8.25.Тогда можно быть уверенным, что нормально позавтракаешь и вовремя встанешь в строй.

Оптимальный вариант: заканчиваются известия по радио, ты выходишь из дому, спокойно запираешь дверь и спокойно идешь.

Но в тот день я наверняка несся в столовую на всех парах и хорошо, если успел сесть за столик в половине девятого.

Эта уж мне столовая! Сейчас она мне осточертела. Каждый день слышать: «Щи, рассольник, горох, вермишелевый, борщ, харчо, рисовый, полевой, пшенный, гречневый, лапша домашняя… бифштекс, домашнее, духовое, тушеное, жареное, селянское, поджарка, биточки, котлета, по-грузински, по-русски, с овощами…» Каждый день кусок масла, кусок сыра, стакан компота, два стакана чая, винегрет, капуста, кусочек рыбы или селедки, немного соленого огурца, квас, булочка… О, господи!

Все обошлось, я позавтракал. Вероятнее всего, наспех. По правилам – не торопясь, используя вилку и нож, ешь на ужине, когда спешить некуда. А на завтраке – лишь бы прожевать успеть.

Хорошо помню, что день сей был целиком посвящен каким-то занятиям. Учебный год в армии начинается 1 декабря, и промежуток от 15 октября до 1 декабря бывает в основном заполнен разного рода занятиями, которые, на взгляд гражданского человека, возможны только от безделья, да, собственно, и есть безделье. Это времяпровождение – характернейшая особенность армейской системы, не повторяющаяся, по-видимому, больше нигде. Особенность эта связана со специфическим, уникальным социальным положением огромной массы людей, составляющих армию.

Один горе-лектор, полковник из политуправления нашей воздушной армии, на вопрос, к какому социальному слою относится армия, ответил – «к интеллигенции». Возможно, он приятно пощекотал нервы сидящих в зале офицеров. Если им нравилось относиться к интеллигентам, чего я, например, не наблюдал. Но это совершеннейшая чушь! Военнослужащие составляют особую социальную группу, в которую, кроме них, никто не входит. Во-первых, эта группа ничего не производит, ни материальных, ни духовных благ. Во-вторых, она не находится ни в каком отношении к средствам производства и собственности. В-третьих, она замкнута по роду своей деятельности: деятельность армии, в мирное время – учеба и поддержание боеготовности – есть самоцель.

Поэтому в период от середины октября до конца ноября огромная масса военнослужащих изнывает от безделья и глупости. Время это используется:

• на проведение всякого рода инспекторских проверок;

• на проведение итоговых проверок по политзанятиям (прапорщики, сверхсрочники, солдаты) и марксо-ленинской подготовке (офицеры);

• на итоговую проверку по защите от оружия массового поражения;

• на сдачу зачетов по техническим и летным дисциплинам;

• на сдачу зачетов по уставам Советской Армии;

• на прочее в том же духе.

Однако так стройно и красиво все выглядит лишь на бумаге да в головах начальства. А на самом деле… На самом деле наши летчики, например, шутят: «мы – классные летчики, все в классе да в классе.»

Куря на ходу (что всячески преследуется!), иду от столовой на плац.

Курение на ходу, если ты в форме, периодически придается анафеме. Очередная кампания длится несколько дней, потом утихает, все спокойно курят, где хотят, когда хотят и сколько хотят. Потом смерч борьбы за уставные порядки опять подхватывает начальство, мечутся громы и молнии. Повод для этого всегда найдется. Все поводы, собственно, известны и включены в стандартный набор. В нужный момент из колоды извлекается наиболее подходящий для момента.

Ну, например, нарушения формы одежды. Тут борьба направлена на то, чтобы офицеры носили ботинки только установленного образца, обязательно простроченные по носку, погоны на рубашках – даже под кителями, носки зеленого или темно-коричневого цвета.

Или начинаются придирки по поводу отдания воинской чести, потому что, не знаю, как вообще в армии, но в авиации это фундаментальное уставное положение сплошь да рядом забывается. Одна из понятных причин – куртки и комбинезоны летунов и технарей. На них погон нет, поди разбери, кто там идет тебе навстречу. Это всем удобно, отпадает идиотская необходимость то и дело прикладывать руку к фуражке. Солдаты, конечно, честь офицерам и прапорщикам отдают, но уже прапорщики офицерам – дифференцированно. Честно говоря, я бы удивился, если бы вдруг какой-нибудь прапорщик отдал мне честь. Но тот же прапорщик непременно козырнет Осинину. Я же – нет. И с инженером полка по электрооборудованию, моим прямым начальником просто поздороваюсь. Но инженеру полка козырну, хотя он моему начальнику равен по званию. Короче, все знают, кому честь нельзя не отдать, а кому и можно. Не уставные взаимоотношения, а шкурные…

Еще один повод побороться – курение на ходу и держание рук в карманах. По правде, в куртке и ходить-то иначе неудобно, а в шинели руки в карманы и захочешь – не засунешь: некуда.

А неуставные взаимоотношения между военнослужащими? Это вечный объект борьбы. Никакого панибратства! Только на «вы», только по званию! Например, к Осинину нельзя обратиться «Виктор Федорыч», можно лишь «товарищ капитан». Или, меняем мы с Градовым на вертолете прибор, и я ему «товарищ прапорщик» либо «прапорщик Градов» говорю, а он ко мне адресуется не иначе, как «товарищ лейтенант».

Но сколько ни слышал я, правда, о том, чтобы «никакого панибратства», никогда это не выполнялось. Даже попытки никто никогда не делал, и борьба за уставные взаимоотношения ни разу не вышла за пределы пустой говорильни.

Но любят, очень любят в армии время от времени побороться за что-нибудь такое, казенное, уставное! А тут, в конце учебного года, времени для этого сколько угодно – целых полтора месяца!

И вот вам еще одна, тотальная, разновидность борьбы – строевой смотр!

Итак, куря на ходу, я шел от столовой на плац. Шел на строевой смотр. О нем сообщили неделю назад, а вчера вечером я гладил брюки, особенно тщательно чистил ботинки, собирал в бумажник требуемые документы: удостоверение личности, расчетную книжку, комсомольский билет, талон-заменитель на пистолет и 20 рублей денег. Утром в спешке я все-таки ухитрился надеть подходящие носки. Они не очень, чтобы уставные, неопределенного, бежево-зеленоватого цвета, но ни разу не подвели, никто к ним не придрался.

Несоответствующие носки – источник неприятностей. Проверяющий отойдет на несколько шагов от шеренги и скомандует:

– Первая шеренга, поднять брюки!

Все задирают штаны и смотрят на свои носки и на носки соседей. Если наблюдается оживление, значит, у кого-то носки «с петухами» – не того цвета или, о, ужас, с каким-нибудь рисунком. На карандаш его, ату, ату!

Мы построились, мы начищены, надраены, аккуратны. В карманах свеженькие носовые платки… нет, уже не свеженькие, уже впитавшие пыль и вобравшие табачную труху.

– Как, запаслись платками? – прохаживается перед строем начальник штаба нашей эскадрильи майор Ковалев. – Будем проверять наличие платка у молодого человека, у офицера, так сказать!

Начало праздника, впрочем, проходит обычно, буднично. Равнение, приветствия, доклады, появление командира…

Но вот… вот от управления отделяется какой-либо чин и направляется в нашу сторону. Рангом чин не ниже майора-инженера. Не дай Бог, если это инженер полка. Шелест, даже сам Шумов, не так страшны, как он.

Ответственный момент:

– Эскадрилья, равняйсь! Смирна!! Равнение-на-право! Товарищ…,, третья вертолетная эскадрилья представляется по случаю строевого смотра! Командир эскадрильи майор Барабаш.

И начинается священнодействие.

– Срочная служба, кр-р – ругом! Капитан Осинин, проверить солдат!

Инженер уводит блестящих сапогами солдат.

– Капитан Кривонос, проверить прапорщиков. Прапорщики, кр-р-ругом!

Кривонос отводит прапорщиков далеко на правый фланг.

Остаются офицеры. Дается команда шеренгам разойтись на три-четыре шага, и товарищ из управления, сопровождаемый Барабашем и Ковалевым, раскрывшими каждый по толстой общей тетради, начинает осмотр с первой шеренги.

Доходят, в конце концов, и до меня. Представляюсь:

– Лейтенант Петров.

Вынимаю бумажник, предъявляю документы. Проверяющий листает удостоверение. Цель проверки: правильно ли записаны звание и должность. (Часто, например, бывает, что лейтенант, получивший старшего, все еще ходит с лейтенантским удостоверением). Но у меня документы в порядке, они просто не могут не быть не в порядке, я кем пришел на службу, тем и уйду. И все же: