Одиночество менестреля - Владислав Адольфович Русанов

может, в конце концов, или зря получает жалование? Но будет гораздо хуже, если прознав о вашем переезде в замок, нападение устроит наш главнокомандующий Этуан альт Рутена. Недолго ему ходить по этой земле, уж это я обещаю… Обеспечить должную охрану я вам не смогу, если вы уедете в замок. Но здесь, в Вожероне, каждый из моих людей с радостью отдаст за вас жизнь.

— Но тогда… — Реналла растерялась. — Что же тогда делать? Может, Брина привезти сюда? Пран Пьетро! Сможете привезти Бринна с моей служанкой — Анне?

— Право же, я не знаю… Чтобы обеспечить его безопасность в дороге, потребуется сильный отряд из проверенных бойцов. — Лейтенант вздохнул. — Я спрошу разрешения у капитана жерона. Если он сочтёт возможным и разрешит мне лично отобрать бойцов из числа «лишённых наследства», то я обещаю — не позднее, чем через неделю Бринн будет в ваших объятиях.

— А как быстро вы сможете поговорить с праном Жероном?

— Как только он появится в Вожероне, хотя бы на четверть стражи. Клянусь муками святого Трентильяна!

Лицо его светилось такой искренней, неподдельной преданностью, что Реналла волей-неволей кивнула. Кому ещё верить, если не кевинальскому лейтенанту? На кого ещё можно положиться? Если бы не погиб Бардок, можно было бы попытаться найти обходные пути, только что теперь рассуждать? Простить разрешения, чтобы покинуть Вожерон, у Кларины? Вне всяких сомнений, она согласится, но… Наверняка Этуан альт Рутена будет немедленно извещён и, следовательно, жизнь Реналлы не будет стоить и ломанного гроша. Даже если она поклянётся молчать и не свидетельствовать нигде и никогда против кузена Кларины. Мир жесток и люди давно отвыкли верить на слово. Хочешь, чтобы свидетель молчал? Нет ничего проще. Лучше всего молчат мёртвые. Они, по крайней мере, не передумают.

— Спасибо, пран Пьетро, — кивнула Реналла. — Я верю вам.

Офицер поклонился, но не уходил. Ах, да! Он же тоже хотел что-то сказать!

— Пран Пьетро, теперь я готова выслушать вас.

— О! Благодарю вас! — Лицо молодого человека озарилось улыбкой облегчения. Неужели он, в самом деле, ждал позволения говорить, словно вассал на аудиенции у сюзерена? Немыслимо… — Я прошу лишь об одном — не судите меня слишком строго. Мои слова будут, возможно, сбивчивы, но они идут из самого сердца.

— Я обещаю внимательно вас выслушать и уж ни в коей мере не собираюсь осуждать вас, чтобы вы не сказали.

— Правда?

— Вы же не скажете ничего дурного, оскорбительного или непристойного, не так ли?

— О, да! — Горячо воскликнул лейтенант. — Я и мысли не могу допустить, чтобы обидеть или оскорбить вас! Но если что-то в моих словах покажется вам неприятным, умоляю, прервите меня немедленно! Обещаете?

— Не думаю, что мне придётся прибегать к этому крайнему средству…

— И всё же, пообещайте, что немедленно остановите меня, если что-то в моей речи покажется вам неприятным!

— Обещаю.

— Благодарю! Итак, я начинаю. выслушайте меня и не перебивайте. пожалуйста.

— Я не перебиваю!

— Ну, вот, снова… — Обиделся, как ребёнок, Пьетро.

— Ой, простите, пожалуйста. Больше не буду. Молчу и слушаю, — улыбнулась Реналла, недоумевая — чего же на самом деле хочет лейтенант. Вот только что он просил, чтобы она прервала его, едва лишь сочтёт нужным, а тут уже заявил, что просит не перебивать. Право слово, мужчины порой бывают не менее капризными, чем маленькие дети. То хочу, то не хочу. Буду, не буду..Может, они и не вырастают никогда? Нет, тело, конечно, изменяется с возрастом, отрастают борода, усы, некоторые умудряются дожить до седины, как ни стараются расстаться с жизнью любым доступным способом. Но разум всё равно остаётся детским. Появляются новые игрушки — шпаги, аркебузы, у некоторых — целые государства. Все мужчины — большие мальчики, выросшие в высоту и ширину, но не изменившиеся внутренне. Именно поэтому с ними так тяжело. Она улыбнулась. — Продолжайте, пран Пьетро.

Кевиналец поклонился, немного помедлил, откашлялся и начал говорить. Голос его дрожал от волнения. Конечно, офицер старался держаться твёрдо и решительно, но получалось не слишком. Всё-таки, военный, а не лицедей.

— Как вам известно, наверно, я — третий сын небогатого дворянина с юга Кевинала. Дом Зелёного Пса всегда служил державе верой и правдой, но не нажил великого богатства. Только славу — мой дед в семилетней войне с Трагерой прорвал строй пикинеров и захватил вражеское знамя. Правда, через два месяца он сошёл с ума из-за того, что кость пробитого черепа давила на мозги. По крайней мере, так нам объяснил лекарь, которого мой отец привёз из столицы. Отец мой был старшим сыном и унаследовал замок и немного земли. Но, согласно праву майората, наследство светило мне лишь в случае смерти старшего брата, и то я не стоял не первым в этой очереди. Ведь я, напоминаю, родился третьим. Я мог пойти в священники. В музыкальную академию никто бы меня не взял, как и в вирулийскую школу тонких искусств. Талантами Вседержитель обделил. Поэтому я с отрочества готовился к военной службе. Учился фехтовать, ездить верхом, бегал, карабкался на стену родного замка. Не секрет, что все мальчики хотят стать военными, но я понимал, что это не увлечение, а вопрос жизни и смерти в будущем. В шестнадцать лет я записался в одну из вольных Рот. Весёлые Поросята, как сейчас помню. Кондотьер наш отличался весёлым нравом, но был подлецом, каких поискать. Прослужив полгода, я разорвал контракт, поскольку не мог больше терпеть общество того сброда, который он набрал на службу. Смени ещё две Роты, пока не встретился с праном Жероном альт Дерреном. Он записал меня в отряд «лишённых наследства» и я до самой смерти буду благодарен моему капитану. Три года рядовым наёмником. Нашивки сержанта. Спустя два года я стал лейтенантом. В Роте Стальных Котов я нашёл друзей. Не все считают службу наёмника достойным занятием, но пран Жерон не отдал ни единого приказа, который мог бы замарать мою честь. Жалование лейтенанта позволяло откладывать каждый месяц немного денег. Я храню их в самом надёжном банке Кевинала под хорошие проценты. Казалось бы, что ещё нужно? Но два месяца тому назад я увидел вас, прана Реналла, и понял, чего мне в жизни не хватает.

Он перевёл дыхание, собираясь с силами.

— Мне не хватало спутницы жизни. Доброй, мудрой, нежной… Той, чтобы понимала меня. могла выслушать и простить, если в бою я