Прием Чаплина - Сергей Викторович Вишневский

жутко противится. Ты окольно. Мол, сапоги — это хорошо, да, дело неплохое, но душа не лежит к этому. Тоскливо… Ну, ты понял.

Федор глянул на брата и молча кивнул, но тут раздался голос Арсения:

— Здравствуй, Дубовая!

— Здрав будь, Арсений. С города?

— С него. А ты как тут?

Братья приподнялись и выглянули на дорогу, где у обочины стояла ведунья.

— В город ходила, налог на дело свое платить. Ярлык взяла, а в нашу сторону никто брать не захотел. Подвезешь?

— Подвезем! — раздался голос Василия. — Чай не магомобиль какой, но лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

— И то верно, — закивала женщина и принялась забираться

Когда старушка устроилась в телеге, то первым делом обратила внимание на Федора, что был мрачнее тучи.

— Случилось чего? — спросила она Василия. — Или девка какая виновата?

Средний брат усмехнулся.

— Нет, Дубовая. Это так… дела семейные.

Женщина покивала и молча уставилась на младшего брата. Тот несколько минут ехал, не проронив и слова, после чего не выдержал и спросил:

— Дубовая, помнишь, ты к нам в дом с миской отвара приходила? Это ведь на силу проверка, так?

Ведунья глянула на среднего брата, после чего кивнула.

— У меня сила есть. Правильно?

— Так, — нехотя признала она.

— А сколько ее? Как узнать?

Ведунья тяжело вздохнула, с жалостью осмотрела Федора и произнесла:

— Не ведаю я того. Знаю, есть в тебе и все. Сколько и чего — это в столицу надо, в университет. А я ведунья, что за полями и роженицами приглядывает. Не мое это дело.

Повернулся Арсений, осмотрев ведунью и младшего брата. Задумчиво принялся чесать подбородок Василий. Федор же стал еще более мрачным и задумчивым.

— Как хозяйство у вас? — сменила тему женщина. — Козы не болеют? Молоко коровы справно дают?

— Справно, — отстраненно ответил старший. — Почитай, уже пять десятков голов. Молока хватает, сыр славный выходит.

— Твой отец умеет дела вести, — кивнула ведунья. — Столько земли держит, столько скота. У вас полей штук десять уже? Так иной раз и не поверишь, что одной семьей столько содержите.

— Иногда приходится нанимать, — пожал плечами Арсений. — Полей полтора десятка. Как сенокос или уборка урожая — без наемных рук не обойтись.

— Если бы отец добро на трактор дал, сами бы справлялись, — недовольно буркнул Федор. — А так, как рабы на полях, почти все вручную.

— У нас кони есть, — возразил старший. — Плуги, сеялки механические.

— А толку с них, — фыркнул младший. — Один черт почти все руками делаем.

— Тут Федор прав, — вмешался Василий. — С трактором все быстрее было бы.

Ведунья усмехнулась, поглядывая на братьев. Арсений спорить с Федором и Василием не стал. Он обратился к попутчице:

— Дубовая, у нас немного хлеба и яиц осталось. Перекусишь?

— Не откажусь, — кивнула ведунья. — А молока нету?

— Дай ладонь забрал, — хмыкнул Василий. — За проезд по Цветочной.

— Вот ирод! Все никак не угомонится. Все ему мало, — недовольно сморщилась Дубовая. — Доведет ведь до греха — прокляну. Видят духи — долго терплю!

* * *

Никодим Прокофьевич вышел на просторную кухню и взглянул на сыновей.

Арсений стоял у кастрюли с ложкой и пробовал бульон на соль. Василий чистил морковь, а Федор сидел за столом и резал лук.

Глава семейства спокойно подошел к небольшому шкафчику, достал оттуда трубку, небольшой мешочек с табаком и остановился у стола, за которым сидел младший.

Молча оглядев его работу, он глянул на миску с морковью и произнес:

— Моркови побольше сделай.

Василий кивнул, а отец молча направился с табаком и трубкой из дома.

— Федь, еще лука пару головок нарежь, — произнес старший брат.

— Хорошо, — буркнул тот, дорезав картофелину. Поднявшись он нагнулся к корзинке, где лежал репчатый лук.

— Федь, отец сейчас на крыльце курит, — начал Василий. — Сходи, поговори. Может выйдет чего. Только, как я тебе говорил, не напрямую.

Федор кивнул хмурый взгляд на среднего брата, а затем глянул на Арсения, что стоял у плиты.

— Сходи, — выдал старший брат. — Лук сам нарежу.

Федор неуверенно отложил нож, вытер руки о фартук, а затем поднялся. Парень повесил передник на стул и неуверенной походкой пошел на выход.

— Слушать не станет, — произнес Арсений, усаживаясь рядом с Василием. — Или просто промолчит и ничего не скажет.

— Слушай, — вздохнул средний брат. — Давай по-честному. Тебе все хозяйство, мне учеба на счетовода. А он? Федор тот еще растяпа, но так посудить… Несправедливо с ним.

— Отец так решил… — начал было старший.

— Отец так решил, — перебил его Василий. — Но если ты мне сейчас скажешь, что это справедливо — я тебе в рожу плюну.

Арсений промолчал, быстро почистив лук и принявшись его аккуратно нарезать.

— Ты на агрономических курсах учился. Я учусь на счетовода в купеческом приказе. А он? Он ведь не тупой. А его получается, вроде как, за еду в рабство к сапожнику.

— Скажешь тоже, в рабство, — неохотно проворчал Арсений. — Он учиться будет, а это значит, что…

— Что рук у сапожника не хватает. Он будет всей черновой работой заниматься. А сам сапожник только до ума доводить. И так будет, пока он сам еще работать может. Денег Федя хрен получит. Кормить будут и славно. Пусть с натяжкой, но это суть рабство. Справедливо это?

— Отец сказал, значит…

— Да, что ты заладил, отец сказал, — сморщился средний брат и поднял взгляд на старшего. — Я все понимаю. Денег не шибко, но… вот так. Как-то это… Несправедливо.

— Когда он малый был, мать с ним постоянно носилась, — произнес Арсений, продолжая нарезать лук. — Вот ты помнишь, чтобы тебе сказки на ночь мать читала?

Василий нахмурился.

— И я не помню, — кивнул старший брат. — А с ним возилась. Постоянно.

Тут он поднял взгляд на среднего брата и спросил:

— Справедливо?

В это время, на крыльцо, рядом с отцом присел Федор.

Отец спокойно, обстоятельно и неторопливо набивал трубку. На улице был вечер, солнце уже клонилось к горизонту, а теплый ветерок и стрекотание кузнечиков создавали особую летнюю атмосферу.

— Пап, тут… Арсений сказал,