Смертельно прекрасна - Эшли Дьюал

Незнакомец глаз от прибора не отнимает. Спокойной отвечает:

— Мэтт. — А имя посредственное. Я ожидала услышать нечто громкое, вроде: Дамиан, Кристофер или Джером. — А ты — Ариадна. — Он все-таки отрывает взгляд от микроскопа и переводит его на меня. Глаза у него темно-синие. Только сейчас замечаю. — Верно?

— Ари, — списывая, соглашаюсь я. Делаю я это быстро: у меня долгие годы практики.

— Как тебе Астерия?

— Интересный городок.

— «Рамоунз» тут не слушают, если что. — На выдохе сообщает он.

— И почему?

— Ты видела церковь у въезда? А на центральной площади? У школы?

— Ого, так здесь все верующие. — Я с интересом отнимаю глаза от тетрадки и смотрю на парня скептически. — Религиозная дыра?

— Что-то вроде того, — соглашается Мэтт и удаляет фильтровальной бумагой раствор поваренной соли с предметного стекла. — Ты все? Я хочу сдать работу.

— Еще пару секунд.

Облизываю губы и наклоняюсь над записями, будто бы собираюсь окунуться в них с головой. Волосы падают на тетрадь, я откидываю их за плечи, но они все равно падают.

— На следующий урок нужно будет принести гербарные экземпляры растений одного сорта. — Предупреждает меня парень, забрасывая вещи в черный рюкзак. — Если не хочешь больше списывать, то подготовься.

— А если хочу? — Я ставлю точку, довольно захлопываю тетрадь и передаю ее Мэтту. Он вскидывает брови, а я невинно пожимаю плечами. — Я, правда, не люблю биологию.

— А я, правда, не люблю, когда у меня списывают, так что, пересиль себя, Ари. — Он смело забирает записи из моих рук и коротко кивает. — Еще увидимся.

Я лишь помахиваю рукой. Кажется, мне на завтра, действительно, придется собирать этот чертов гербарий. Проклятье.

ГЛАВА 3. ТАЙНЫ МОНФОР-Л'АМОРИ

Я с легкостью нахожу столовую. Следую за бешеным потоком подростков, сливаюсь с ними и становлюсь частью неминуемого взросления. Да, именно взросления, потому что никак иначе, как дракой за места, дальнейшие события описать не получится. Ученики так рьяно врываются в кафетерий, что сбивают друг друга с ног! Они хаотично разбредаются, кто куда, а я останавливаюсь в проходе и вскидываю брови: так, и что дальше?

Понятия не имею, куда идти. Свободных столиков нет. Придется подсесть к кому-то, но, в таком случае, я лучше сразу на лбу себе выжгу: идиотка. Или неудачница. На выбор.

Я осматриваюсь, поправив ремень сумки, и неожиданно замечаю Хэрри, сидящего за круглым столиком в глубине столовой. Отлично. Вот и спасение. Парень машет мне рукой и кивает раз наверно десять, и я схожу с места, едва заметно усмехнувшись. Странный. Он очень и очень странный. Нужно сказать ему, чтобы он перестал зачесывать на бок волосы, иначе я невольно запрыгну на него и сама взъерошу эти прилизанные пряди.

— Привет еще раз, — говорю я, усевшись напротив. Парень смущенно поправляет очки и кивает. В одиннадцатый раз. — Я думала, ты не придешь.

— И я так думал. В смысле думал, что не придешь ты, а не я.

— Отлично. Вот мы оба здесь.

— Да. Ну…, — Хэрри чешет шею, а я смотрю на него так, будто давно знаю, — как тебе первый день? Уже завела друзей?

— Интересный вопрос, Хэйдан. Дай подсчитаю, — я задумчиво загибаю пальцы, гляжу куда-то в потолок и киваю, — у меня появился один друг.

— Один?

— Один.

— И кто он?

— Ты, конечно. Я ведь с тобой сижу.

— Я твой друг? Офигеть. — Хэрри широко улыбается и сдвигает очки на переносице.

— Тебя это так удивляет? — Если честно, меня это тоже удивляет, ведь Хэйдан следил за мной, а потом начал тараторить про какую-то вуду магию. — Ты милый парень.

— Я — милый парень, — довольно повторяет он и хвастливо говорит какой-то девчонке, проходящей мимо, — она сказала, что я милый, ясно?

О, господи. Я смеюсь и достаю из сумки пакетик с едой, которую мне упаковала тетя Норин. Есть хочется так жутко, что я раскрываю его дрожащими пальцами.

— Так, зачем ты шел за мной? — Прожевывая сэндвич, интересуюсь я. Хэрри перестает улыбаться и придвигается ко мне почти вплотную, облокотившись локтями о стол. — Что?

— Ты не знаешь?

— Чего не знаю?

— На тебя все смотрят.

— Я — новенькая.

— Но дело не в этом, Ариадна. — Хэйдан морщит густые брови, которые торчат из-под очков, и я недовольно вздыхаю. — У тебя семья…

— …очень странная, — заканчиваю за парнем, встряхнув плечами, — в чем проблема?

— В смысле?

— Что не так с моими родственниками? Я здесь пробыла всего сутки, но уже ощутила весь шквал южного гостеприимства. Или вы спятили, или я сошла с ума. Одно из двух.

— Удивительно, на самом деле, — поражается парень и откидывается на спинку стула, вид у него недоуменный, — как ты не можешь знать о том, о чем знают все вокруг?

— И о чем все знают?

— О том, что с семьей Монфор связываться опасно.

— Опасно? — Смеясь, выплевываю я и опускаю голову. Волосы тут же сваливаются с плеч и каскадом расплываются по поверхности стола. — Ну да, тяти Норин и Мэри-Линетт действительно ночные головорезы. Как ты узнал?

— Тебе смешно? — Спрашивает он, подперев ладонями подбородок, а я киваю. Мы так и буравим друг друга взглядами, пока Хэрри сам не усмехается. — Только подумать, город на ушах стоит, а ты смеешься.

— Ты тоже смеешься, — парирую я.

— Это нервное, а я, знаешь ли, часто нервничаю. У меня даже язва развилась, теперь я ем только невкусную еду. В смысле, полезную.

Я вновь смеюсь, оглядываюсь и внезапно примерзаю к месту. Руки застывают у рта, легкие сводит судорогой. Пытаюсь шевельнуться, но не могу. Смотрю на гигантские окна, которые, будто бы стены, огораживают кафетерий, и не дышу. За призрачной стеной дети. Среди них маленькая девчонка лет восьми или девяти с черными, угольными волосами. Я ощущаю слезы. Они застревают в глазах, словно щепки. Время замирает, есть эта девочка, ее искренняя улыбка, тонкие ручки и смешной сарафан. Лора любила такие вещи.

Я любила Лору.

Призрак моей сестры так и стоит перед глазами: смеющийся и живой. Вот она идет в желтом сарафане, держится за мою ладонь, хохочет. Просит прокатить ее на спине, купить шоколадное мороженое с миндальной стружкой. И я покупаю, потому что как бы сильно я не пыталась выглядеть взрослой, надменной сестрой, я обожаю этого маленького монстра, который изо всех сил сжимает мои пальцы. Вот же она. Прямо здесь. За стеклом. В двух или трех шагах от меня. Я приподнимаюсь, судорожно замираю, а детей уже нет.

Лоры уже нет.

Сердце неистово громыхает в груди. Этот звук заполняет кафетерий, перебивает все, что смогло бы вернуть меня к реальности. Я гляжу на стеклянную стену, в окно, и мечтаю опять увидеть эту девочку, опять увидеть Лору.