Социология регионального и городского развития. Сборник статей - Коллектив авторов

Основной идеей подхода нового регионализма [37; 42; 44 и др.] является утверждение, что на рубеже XX–XXI вв. мы столкнулись с качественно новым феноменом, который имеет место в новом контексте и с новым содержанием. В соответствии с этой идеей, новый регионализм связан с текущей трансформацией мира, мультиполярным или триполярным (но не биполярным) мировым порядком, в значительной степени связанным с глобализацией.

Важным компонентом парадигмы нового регионализма стала идея уровня регионности (regionness) региона, сформулированная Б. Хеттном. По его мнению, степень регионности той или иной территории и дислоцированной на ней социально-территориальной общности (=региона) связана с субъективными факторами и проявляется на пяти уровнях: регионального пространства, комплекса, общества, общности (community) и институционализированной политики [36]. Исследователь делает вывод: нет «естественных» или «данных» регионов, но есть сконструированные, деконструированные и переконструированные – намеренно или ненамеренно – в процессе глобальной трансформации посредством коллективной человеческой деятельности и формирования региональной (территориальной) идентичности.

В рамках концепции новогорегионализма/новогореализма [35; 48 и др.] произошла своеобразная интеграция разнообразных пост-структуралистских, политико-антропологических, реалистических и постмодернистских течений. Ее представители обосновывают необходимость исторического, контекстуального, деятельностно-ориентированного подхода, который, по их мнению, обеспечит более всестороннее понимание сложности, комплексности, противоречивости и разнообразия регионов и процессов регионализации. Основатели данного направления большое внимание уделяют так называемому неформальному регионализму снизу (informal regionalism from below). Это общественное движение, по их мнению, включает широкий спектр негосударственных акторов и неформальной деятельности, таких как транснациональные корпорации (ТНК), экологические и этнические группы, гражданские общества, частные армии (private armies) и партизанские отряды (maquiladoras), коридоры развития, диаспоры южан на Севере, двойную дипломатию и неформальную внешнюю политику мелкой торговли, контрабанды, мафии и криминала.

Подводя итог, можно сказать, что в современной западноевропейской и североамериканской социологии, ориентированной на холистские исследования и концентрирующей внимание прежде всего на исследовании регионов и регионализма, сложились два конкурирующих взгляда на суть региона, регионализма и поведение (системы действий) социальных акторов в них. Сторонники рационалистических взглядов концентрируют внимание прежде всего на деятельности государств как политических субъектов и адептов силы, они элиминируют в значительной степени роль коллективных общностей и общественных организаций в этом процессе. Представители рефлективистского направления не склонны к столь однозначному превознесению роли и значения властных структур, они утверждают о наличии вектора сил, определяющего общую направленность современных процессов регионализации и глобализации, складывающегося из действий как политических, так и неполитических (в том числе коллективных) акторов. На наш взгляд, именно рефлективистский подход (в проекции методологического холизма) наиболее релевантен задаче исследования социально-территориальных общностей разного уровня, и его положения можно взять в качестве одной из методологических перспектив как для выстраивания теории территориального поведения коллективного субъекта, так и для его эмпирического социологического анализа.

Решение проблемы концептуализации и операционализации территориального поведения коллективного субъекта с противоположной стороны (методологического индивидуализма) закономерно предполагает обращение к истокам социологических и экономико-социологических теорий социального (экономического) действия как первоосновы социального поведения вообще и территориального поведения в частности. В ряде более ранних публикаций мы подробно рассматривали данный аспект [7; 14].

Ad hoc кратко отметим, что теории социального действия М. Вебера, Т. Парсонса, коммуникативного действия Ю. Хабермаса и ряд других составляют мощный методологический фундамент для анализа коллективных форм территориального поведения социальных субъектов разного уровня [10; 34 и др.]. Здесь важно лишь подчеркнуть, что сами эти исследователи в большинстве своих трудов рассматривают социальное действие в сугубо абстрактном «аналитическом» виде, элиминируя не только территориальный (пространственный, инвайронментальный), но и личностный (персонифицирующий его) аспекты. В то же время Т. Парсонс, например, неоднократно подчеркивает, что «каждое конкретное событие… происходит в пространстве» [10, с. 313], «без изучения сложных взаимодействий конечных ценностей, идей, установок, норм различного типа друг с другом, а также с наследственностью и средой, конкретная социальная жизнь и действие, как мы их знаем эмпирически и как рассматривает их Вебер, попросту не интерпретируемы и не мыслимы вообще» [10, с. 149] и т. д.

В концепции коммуникативного действия Ю. Хабермаса среда (территория) также не подвергается специальному социологическому анализу. Мыслитель вслед за М. Вебером и Т. Парсонсом не рассматривает его в территориальной экспликации, однако сама коммуникация имплицитно предполагает это. Такова одна из центральных идей Ю. Хабермаса о перформативной установке участников коммуникации (являющейся модулятором драматургического действия). «Общаясь друг с другом в перформативной установке, – утверждает ученый, – говорящий и слушатель участвуют в то же время и в выполнении тех функций, благодаря которым в ходе их коммуникативных действий воспроизводится и общий для них обоих жизненный мир» [18, с. 42].

Таким образом, эманация теории социального действия к территориальному, как одной из его форм, не только допускает, но и требует включение территории (пространства, среды) в поле научного анализа. Территориальное действие, как инвариант социального действия, характеризуется всеми его особенностями, преломленными в социально-природной специфике региона. Своеобразие территориального социального действия возникает по той причине, что индивиды, действующие в пространстве своего региона, в процессе социального взаимодействия формируют уникальную систему социальных связей, которая в конечном счете приводит к возникновению социально-территориальной общности. Будучи частью общества, она отличается, тем не менее, рядом специфических особенностей: социально-демографической структурой, этническим составом, социокультурным своеобразием, историей существования, то есть всем тем, что составляет «лицо» регионального социума. Вследствие этого базовые характеристики социального действия конкретизируются в каждой социально-территориальной общности несколько по-разному.

Категория «территориальное поведение», как очевидно, охватывает широкий спектр систем индивидуальных и коллективных действий, объективированных в производных от нее понятиях: территориальное экономическое, социокультурное, политическое поведение и т. д. В настоящее время внимание исследователей привлечено преимущественно к анализу территориального политического (прежде всего электорального) поведения граждан (см., напр. [11; 32]). Однако бесспорно, что важнейшую роль в жизни общества играет поведение в системе социально-экономических отношений, которое в определенной мере влияет и на все иные типы территориального поведения, в том числе и политическое. И это не случайно. Хозяйственно-экономическая деятельность является важнейшим условием существования человеческого общества с древности до наших дней. Причем, как отмечают исследователи [8; 34 и др.], значение экономики в современном обществе неуклонно возрастает. Без преувеличения можно сказать, что все иные типы территориального поведения социального субъекта так или иначе опосредованы (поддержаны) его социально-экономическим поведением. Поэтому дополнение и конкретизация высоко абстрактных теорий социального действия теориями социально-экономического поведения (действия), возникшими на рубеже XX–XXI вв., в плане концептуализации территориального поведения коллективного субъекта нам представляется не только методологически оправданным, но и необходимым.

В ряду всех возможных типов социального поведения социально-экономическое поведение (являющееся объектом изучения как экономической теории, так и социологии экономики), на наш взгляд, имеет самое непосредственное отношение к территории, на которой оно происходит. Действительно, территория в совокупности природных особенностей и ресурсов, которыми она обладает, и социально-экономической инфраструктуры, которая на ней размещена, является материальной основой жизни общества. Природно-экономические различия территорий продуцируют различные формы территориального поведения на них. Вместе с тем до самого последнего времени изучение территориальных особенностей развития экономики было исключительно прерогативой экономической географии, которая ограничивалась описанием пространственного размещения объектов инфраструктуры, месторождений полезных ископаемых, территориального дислоцирования демографических групп и промышленных производств, никак не учитывая при этом субъективный фактор – рефлексивную и преобразующую деятельность человека. Экономическая теория ввела в качестве объекта научного анализа homo economicus, лишенного каких-либо иных интересов, кроме максимизации прибыли. Наконец, в рамках экономической социологии, создатели которой, начиная с М. Вебера, В. Парето, Г. Зиммеля, Т. Парсонса, Н. Смелзера и до наших современников, пытались «оживить» экономического человека, наделив его социокультурными характеристиками, также специально не рассматривалось поведение социально-экономического субъекта в территориальной экспликации.