Ниневия - Андрей Евгеньевич Корбут

— Ты своей вершины достиг. Старик уже немолод, и случись с ним что, — не сегодня, так завтра, — подумай, как это отразится на тебе. Поговаривают, что скоро царь пришлет сюда нового правителя.

— Что ты задумала?

— Тебе пора подыскать хорошее место в Ниневии.

Старик, чье имя даже не упоминалось в этой беседе, был семидесятипятилетний Зерибни, наместник Руцапу. И молодой Мар-Априм вот уже шесть лет служил у него министром, ведая всеми рабами провинции.

Их семья рано осталась без кормильца. Отец Мар-Априма, глашатай того же Зерибни, умер от несварения желудка совсем рано, когда сыну было одиннадцать, а дочерям — три и год. Это, безусловно, наложило свой отпечаток на их дальнейшую судьбу. Родственников Масхи, по странному стечению обстоятельств, вообще преследовали одни несчастия, поэтому она могла полагаться только на свои силы. И то, что Мар-Априм в восемнадцать занял такой высокий пост, было вполне достойной платой за короткие, но запоминающиеся встречи Зерибни с вдовой.

Впрочем, ее сын оказался на редкость талантливым юношей. Он не приобрел друзей, чтобы не нажить себе врагов, очень долго обходился без завистников, так как держался тени, но всегда готов был помочь любому добрым советом, а затем всячески пестовал в людях уверенность, что это именно они сподобились на правильное умозаключение. И вскоре его осторожность и благоразумие принесли свои плоды. Это к нему все шли на поклон, старались угодить или поднести что-нибудь в дар, это с ним советовались первый министр провинции Руцапу, да и сам Зерибни. И все было бы хорошо, не будь наместник так стар.

Раньше Мар-Априма в Ниневию отправился нанятый в Тире[26] зодчий-финикиец, которому было поручено приобрести поблизости от царского дворца большой дом и в короткий срок перестроить его самым чудесным образом.

Зодчий постарался. Шесть месяцев понадобилось ему на то, чтобы воздвигнуть трехэтажное здание, не столько большое, сколько отличное от всех вычурным фасадом. Мраморные колонны, узкие окна по финикийскому образцу, высокий изящный забор с барельефом, изображавшим берега Тигра. Дом был сложен из белого камня, доставленного с гор Мусасира[27], снизу облицован ливанским кедром[28], стоившим семье огромных средств, имел две широкие террасы, а еще — небольшой сад с плодоносными деревьями и бассейном.

И все шесть месяцев в эту сторону ревниво поглядывал Син-аххе-риб, опасаясь, как бы новое сооружение не подпортило дворцовую площадь, ведь только неподдельный интерес царя ко всему, что касалось строительства, побудил его дать разрешение на эту затею.

Когда же стройка была окончена, владыка Ассирии не удержался от соблазна увидеть все вблизи. Встречал его Мар-Априм, павший перед своим господином ниц. Дорогу выстилали лепестки роз, откуда-то лилась мягкая мелодия флейты и доносились голоса искусных певцов. Син-аххе-риб был очарован и домом, и его новым хозяином. Приказал всем другим сановникам брать с него пример, стал расспрашивать, как поживает дорогая Масха, сожалел, что давно ее не видел, с усмешкой упомянул имя Зерибни, став серьезным, заговорил о том, как и чем живет Руцапу. Долго и внимательно слушал обстоятельный доклад молодого сановника об успехах и временных неудачах этой богатой провинции, а под конец подозвал к себе абаракку Мардук-нацира и приказал назначить Мар-Априма министром с теми же обязанностями, что он исполнял в Руцапу.

Хотя Син-аххе-риб так и не увиделся с троюродной сестрой, Мар-Априм был обласкан, с тех пор повсюду сопровождал царя, если надо — давал совет; и быстро утверждался при дворе.

Молодой сановник очень скоро разобрался в хитросплетениях борьбы, развернувшейся за ассирийский трон, месяц раздумывал, чью сторону принять — Арад-бел-ита, больше похожего на одинокого льва, или Ашшур-аха-иддина, ставшего во главе волчьей стаи, — и до поры до времени предпочитал сохранять дистанцию между первым и вторым. Очевидного победителя в схватке Мар-Априм пока не видел.

Возможно, он так и остался бы меж двух огней, не появись в его жизни принцесса Хава. Сначала ей было просто любопытно, кто такой Мар-Априм, сумевший пленить царя своим умом и в двадцать пять лет стать министром, самым молодым в Ассирии. Потом узнала о том, что раббилума пытается расположить к себе Закуту. После этого Хава уже не медлила и раскинула сети. Когда рыба сама идет в них, пренебрегая опасностью, заполучить улов нетрудно.

Воспользовавшись отсутствием отца в городе, Хава через свою рабыню передала Мар-Априму, что будет ждать его ночью у тайной калитки перед дворцом. Мысли принцессы тогда были далеки от того, чтобы тут же отдаться очередному поклоннику. Но когда она заглянула этому молодому мужчине в глаза, увидела в них ум, спокойствие и решительность, — сразу же поняла, что готова признать его власть над собой.

С этой самой ночи они стали тайно встречаться. Мар-Априм держался с ней на равных, не потакал женским прихотям, делился своими наблюдениями о царском окружении, а вскоре и вовсе стал подталкивать Хаву к действиям, направленным против врагов ее отца. Использовать принцессу, чтобы посадить на трон Арад-бел-ита, самому оставаясь в тени, казалось ему разумным и безопасным. Но даже в этом случае нужен был кто-то еще, кто вел бы переговоры с союзниками и для всех оставался главным заговорщиком. Так в его голове родилась мысль действовать через Нимрода.

«Сможешь его очаровать?» — целуя руки своей возлюбленной, спросил Мар-Априм.

«Почему его, а никого-то другого?» — рассмеялась Хава.

О, это была почти идеальная кандидатура для их плана: Нимрод пользовался расположением царя, не принадлежал ни к одному из лагерей — и в тоже время казался не слишком умным.

«Он нравится женщинам, — подумав, ответил раббилум. — И это не вызовет ни у кого подозрений».

Чего он не учел — что колесничий окажется в постели куда лучше, чем все, с кем до этого встречалась принцесса. Через два месяца ее сердце словно раздвоилось, одна половинка всецело и беспрекословно подчинялась Мар-Априму, вторая таяла, стоило ей остаться наедине с Нимродом.

Масха, понимая, что сын хочет поговорить наедине с Саси, предупредила:

— Будь осторожнее. Ночью мне снился плохой сон. Ты попался в липкую паутину и, как ни старался, не мог вырваться из ловушки.

— Я всегда осторожен, мама, — успокоил ее сын.

Когда Саси вышел во двор, перед Мар-Апримом уже стоял накрытый столик с яствами и напитками, а сам хозяин, лениво потягивая вино, полулежал на скамье, наполовину избавившись от дорогих одежд.

— Рад видеть тебя, дорогой раббилум, — не вставая и нарушая тем приличия, сдержанно сказал Мар-Априм, и только после этого заметил, что