Ниневия - Андрей Евгеньевич Корбут

же тебе говорила, мне сегодня лучше не заниматься любовью. Моя служанка утверждает, что эти дни самые опасные…

Они прятались от знойного солнца и неосторожных взглядов охраны в высокой траве под сенью старого орешника, сбросив одежды, переплетаясь нагими телами, и ловя жадные вздохи любви.

Принцесса зашла к деду наутро по возвращении его из похода на Тиль-Гаримму и попросила дать ей Нимрода, чтобы прогуляться на колеснице за город. Говорила уже не таясь, приободренная словами колесничего о том, что царь благословил их связь.

— Я потерял счет времени, когда был в походе, — оправдывался юноша, пытаясь поймать для поцелуя ее тонкие ярко-алые губы.

— Довольно, — нежное создание мгновенно превратилось в тигрицу. — Хватит, говорю, на сегодня!

Нимрод нахмурился.

— Ты играешь со мной, как кошка с мышкой.

— Разве тебе это не нравится? Какой мужчина на твоем месте отказался бы от того, чтобы стать мышкой?. . Не дуйся. Мне не нравятся мужчины, которые впадают в отчаяние от одного строгого слова своей возлюбленной.

— Я хочу просить твоего отца…

Хава резко перебила его:

— Стать твоей женой? Да ты безумец!

— Разве Син-аххе-риб…

— Причем здесь мой дед? Или мой отец? Когда я захочу, я сама выберу тебя. Но не раньше, чем отец займет ассирийский престол!

Нимрода это признание опустило с небес на землю.

— Могут пройти годы…

— Иногда ты кажешься мне таким глупым, что мне хочется тебя задушить.

Ее настроение снова изменилось. Последние слова Хава произнесла почти нежно, позволив Нимроду покрыть поцелуями ее руки, плечи, и шею, и губы.

— Все, все, все, — задыхаясь, остановила его принцесса. — Не увлекайся.

Они легли рядом, обнявшись. Солнце катилось к закату. Южный сухой ветер осторожно разглаживал траву и играл в прятки в кроне деревьев.

— Это лето будет жарким, — подумал вслух Нимрод.

— Куда более жарким, чем тебе кажется. Закуту сплачивает вокруг себя предателей и готовится нанести моему отцу удар в спину.

— Разве такое возможно? Ни Син-аххе-риб, ни жречество не пойдут против закона и обычаев. К тому же Син-аххе-риб, поставив Арад-бел-ита во главе своей армии…

Лицо Хавы исказила гримаса отвращения:

— Дед всего лишь переложил бремя неудобной войны с киммерийцами с себя на плечи моего отца. Ты слышал, что говорят об этом сановники и двор? Что стоило Арад-бел-иту взять на себя командование, как мы тут же потерпели поражение.

— Син-аххе-риб мудр и справедлив…

— Оставь моего деда в покое. Думай не о нем, а том, как отвадить от него эту злобную гиену.

— Вряд ли у нас это получится, — Нимрод озадаченно потер лоб. — Ты же видишь, как она в него вцепилась, ни на шаг от себя не отпускает после возвращения из Тиль-Гаримму.

Хава недовольно наморщила свой маленький носик и снисходительно заметила:

— Глупости. Он насытится ею быстрей, чем ты думаешь. Чего можно ждать от мужа, если в его постели женщина, которую он знает три десятка лет?

— Так-то оно так, но если бы ты слышала, сколько раз по пути в Ниневию он предавался воспоминаниям о лучших днях, что их связывают…

Девушка перебила его:

— С этим уже ничего не поделаешь. Сейчас они вместе, и — ты прав, до конца пира Закуту его не отпустит. И все эти дни она будет уговаривать его отступиться от принятого решения. Но ты плохо знаешь моего деда, если думаешь, будто это поможет. Он не скажет ей ни да, ни нет. А когда ее время кончится, рядом с царем снова окажутся его советники. Нам важно, чтобы это были те, на кого может положиться мой отец. Царя следует подтолкнуть к мысли, что только указ о престолонаследнике положит конец всем этим слухам и смуте, которые изо дня в день расшатывают трон. Давай вместе подумаем, кто из вельмож мог бы в этом помочь?

— В походе я сблизился с царским писцом Мар-Зайей. Не уверен, что он на нашей стороне, но это точно верный ход. Похоже, он скоро станет царским любимцем.

— Писца надо перетянуть на нашу сторону. Выясни, кто имеет на него влияние, чем можно его подцепить. Кто еще?

— Глашатай Шульмубэл и его старший сын…

— Глашатай? Он верен моему отцу, но на царя давно уже не имеет никакого влияния; а вот Табшар-Ашшур — пожалуй. Этот хитер как лиса — или как шакал. Поговори с ними, только будь осторожен. Глашатай может переговорить с абаракку, намекни ему об этом. Помощь Мардук-нацира нам точно не помешает. И не откладывай ничего на завтра. Дорог каждый день, каждый час. К тому моменту, когда мой дед расстанется с Закуту, мы должны быть готовы, — Хава посмотрела на солнце, и с сожалением сказала: — Нам пора возвращаться в Ниневию.

Поднялись с земли: он будучи полон разочарования, она — сомнений, несмотря на всю ее нарочитую дерзость. Почти одновременно оглянулись на стражу, поджидавшую их за деревьями, и вдруг прильнули друг к другу в порыве страсти. Они снова оказались в траве, и на этот раз отдались любви без остатка, совершенно позабыв об осторожности.

Когда через полчаса все было кончено, Нимрод, сжимая принцессу в своих объятиях, клялся ей небом, матерью и всеми богами, что нет у него теперь в жизни другой цели, кроме одной: возвести на трон отца Хавы.

К вечеру влюбленные вернулись в Ниневию, расставшись около дворца Арад-бел-ита.

Хава провожала Нимрода нежным взглядом, улыбкой, полной снисхождения, взятой от отца, и воздушным поцелуем, последним прощанием.

Однако когда колесничий ушел, принцесса изменилась: стала серьезной и сосредоточенной.

— Отправляйтесь во дворец. Со мной пойдут только двое стражников, — приказала она охране.

Вместо того чтобы вернуться в свои покои, Хава пешком отправилась в город, на дорогие одежды набросив неприметный плащ, а лицо скрыв покрывалом. Через три квартала от дворца она вошла во двор небольшого дома, оружейную мастерскую, где принцессу ждал раббилум Мар-Априм.

Они обнялись и стали целоваться долго и жадно, так что Хава в конце концов взмолилась и прошептала:

— Ты меня задушишь!

Он укорил ее:

— Я думал, что мне придется здесь ночевать в одиночестве.

— Его объятия становятся все жарче, — с издевкой заметила она.

— Тем лучше, — спокойно ответил на это Мар-Априм, — значит, ему есть за что бороться. Ты объяснила этому возничему, с кем и о чем ему надо переговорить?

— Да, мой господин. Он