Эти странные 55 - Авраам Шейнкман

Гром грянул в июле 1978 года. Арика вызвали в райком партии и ознакомили с правительственной телеграммой за подписью Полянского, в которой сообщалось, что Арик обязан в трехмесячный срок сдать дела и уехать на работу в Камчатскую область России на должность главного зоотехника зверосовхоза «Елизовский» с перспективой выдвижения. Для Арика это было значительное карьерное понижение, и вообще это ломало весь его жизненный уклад.

Когда Арик заявил секретарю райкома о своем нежелании ехать, Тумов-Бекис ответил:

– Все уже согласовано, Арон. Зря не упирайся. Если мне не веришь, обратись к Артуру Петровичу в ЦК. Ты лучше подумай, кого оставить за себя. Утвердим того, кого назовешь ты. Позвони мне, когда соберешься ехать. Что семья? Как дети? Да не психуй ты так! Страна одна. Конечно, я не хочу тебя отпускать. Как ты – редко кто так работает хорошо. Но мы – члены партии, а эта телеграмма – приказ. Пойми правильно. Квартиру в Риге забронируем по закону. И знаешь, надолго там не застревай. Отработай три года, как положено на Севере, и возвращайся. Разыщи меня, где бы я ни работал. Найду для тебя достойное дело. Будь здоров. Позвони оттуда и расскажи, как устроился на новом месте.

Звонок Арика к Рудиксу ничего не изменил. Тот сказал, что раз партийная дисциплина требует, надо просто подчиниться и выполнять. Потом повторил слова секретаря райкома, что в республике всегда Арику найдут достойное применение. С тяжелым сердцем Арик сообщил жене и родителям новость.

Родители восприняли ее без энтузиазма, но сразу поинтересовались, что будет с квартирой и как Арик собирается ею распорядиться на время своего отсутствия.

А вот дома был грандиозный, затяжной и совершенно безобразный скандал. По накалу страстей он перекрыл собой все предыдущие, не раз случавшиеся уже на первом году совместной жизни. Ехать жена отказалась и потребовала развода.

До конца августа Арик закончил дела в колхозе, представил начальству главного ветеринарного врача Густава Риекстиньша как своего преемника и съездил в Москву за приказом о назначении и переводе. В аспирантуре даже обрадовались тому, что их аспирант будет теперь работать в специализированном звероводческом хозяйстве и сможет закончить диссертацию в срок. Оформление пропуска в пограничную зону, каковой являлась Камчатская область, заняло неделю в ОВИР МВД республики. 6 сентября 1978 года Арик один вылетел на Камчатский полуостров из аэропорта «Домодедово» Москвы. Начиналась новая жизнь.

7 сентября 1978 года.

По дороге самолет произвел две посадки – в Новосибирске и Магадане. Весь перелет составил около 15 часов. В самолете было полно детей, и пассажирская загрузка борта была максимальной. Сильно пахло потом, перегаром, туалетом. Основную массу пассажиров составляли военнослужащие, рыбаки и родители с детьми, возвращающиеся к началу учебного года из длинных северных отпусков. Кормили синюшными небритыми курами, старыми яйцами с желтками фиолетового цвета, черствым хлебом, засохшим сыром и плохо пахнувшим кофе из пакетика – обычный советский сервис. Кстати говоря, позднее после одного из таких перелетов с Камчатки в центр страны Арик три дня лежал с пищевым отравлением. Но альтернативы «Аэрофлоту» с его ненавязчивым сервисом не было никакой, приходилось терпеть, мучиться, голодать или брать с собой домашнюю провизию, что опытные пассажиры и делали.

В аэропорт «Елизово» Арик прилетел в 15.30 следующего дня. Разница во времени с Москвой составила 9 часов. Рано садившееся солнце красиво освещало величественные вулканы «Авача» и «Коряка». Желтые, зеленые, красные листья низкорослого леса производили чудесное впечатление. Воздух был чистым, прозрачным и уже довольно прохладным. На земле поблескивали лужицы после недавнего дождя. По небу плыли кучевые облака. Дул средний ветер. Настроение Арика от этой картины улучшилось. Он с детства очень любил природу, особенно лес и воду.

Встречал Арика тогдашний директор совхоза Вилен Ильич Кублацкий. Это был 56-летний невысокий кривоногий человек с острыми скулами и глубоко посаженными глазами. Как потом выяснилось, Кублацкий был по национальности наполовину бурятом, отцом шестерых не очень благополучных детей, выпускником ВПШ (Высшей партийной школы – было такое странное идеологическое образование) и горьким запойным хроническим алкоголиком.

Арику выделили двухкомнатную малогабаритную квартиру, хотя по составу семьи ему была положена как минимум трехкомнатная. В доме жили, в основном, специалисты совхоза. Квартира пустовала после предыдущего главного зоотехника – женщины, проработавшей два года и уехавшей назад в Москву. Квартира требовала ремонта, и Арик сделал его сам за неделю после работы, выписав и оплатив материалы и краску через бухгалтерию из строительного цеха хозяйства.

Тот беспорядок, грязь и примитивное состояние производства, которые Арик увидел в совхозе, трудно описать. Достаточно упомянуть, что совхозу в 1978 году исполнилось 19 лет, но ни разу с его территории не вывозился навоз. Поэтому и запах стоял в округе ужасающий. Навоз был собран в терриконы, которые возвышались над зданиями хозяйства. Производственные постройки для содержания зверей – шеды – утопали в жидкой глине, свежем навозе, грязи. Работницы фермы в замызганной спецодежде – ватниках времен Второй мировой войны – с большим напряжением толкали животом, грудью и руками тяжеленные металлические тележки с кормом. Каждая такая тележка с грузом весила около 70 кг, а кормили зверей два раза в день! Дырявые резиновые шланги для поения протекали, и грязные ржавые поилки наполнялись частично. Половина технологического оборудования в кормокухне не работала из-за отсутствия запчастей, а службы снабжения и главного инженера их и не искали. Кормили зверей на 90 % рыбой, хотя рацион должен был состоять из 22 компонентов.

По объему, корма норкам тоже не хватало. Из 32 тонн ежедневного количества фактически выдавалось корма не более 25 тонн. Звери часто голодали. Ветеринарная служба совхоза во главе с главным ветврачом Олефиренко не помогала, а только мешала текущей работе. Годовые производственные планы все 19 лет не выполнялись. И ничего! Все спали спокойно! Совхоз числился в «планово-убыточных», была такая замечательная формулировка в социалистическом сельском хозяйстве. А директор все пил…

Арик с головой погрузился в работу без выходных и часто без обеда.

Его рабочий день начинался в 5 часов утра и заканчивался после 22 часов.

В совхозе работало около 600 человек, из которых 280 – непосредственно в подчинении Арика на звероферме. Ферма была большой. Количество поголовья зверей насчитывало до 124000 норок. От директора толку не было абсолютно никакого, а вот вреда – пожалуйста. Всегда с похмелья, совершенно не зная специфики производства, он постоянно влезал во все проблемы и пытался «руководить». Кроме раздражения, злости и ощущения полной безнадежности от этой бестолковой работы, у Арика не было больше никаких эмоций. Он начал требовать всего, что положено для постановки производственного цикла на современном уровне. Начались ежедневные нервные и затяжные конфликты со службами главного инженера, снабжения, ветеринарами, бухгалтерией, экономистами, со строителями и, наконец, с профкомом, защищавшим прогульщиков, пьяниц, нарушителей дисциплины.

Арик сразу стал плохим для всех, потому что требовал в работе качества, дисциплины, снабжения большим перечнем положенных в производстве вещей, ответственности ветеринаров за профилактику заболеваний, за своевременные прививки, болея за честность в показе цифр в бухгалтерских документах, за ремонт шедов, машин, оборудования по переработке кормов и так далее, и тому подобное.

Конечно, 19 лет люди работали ни шатко ни валко, а тут приехал какой-то жид, какой-то «хрен с бугра», как говорили об Арике, да стал «качать права»! Мыслимое ли дело! А работать в России не привыкли. Пьянствовать, тащить с работы все что под руку попадется, прогуливать без всяких последствий – это пожалуйста, а вот добросовестно трудиться – уж, извините, много чести будет!

Через три месяца после начала работы Арика на новом месте его жена, наконец, согласилась на переезд с детьми. Арик взял 10 дней отпуска за свой счет и вылетел в Ригу за семьей и багажом.

Июнь 1979 года.

План 1978 года с трудом удалось выполнить, но никто Арику спасибо не сказал.

Производственная обстановка в совхозе накалялась. Арик не шел на компромиссы в вопросах профилактики здоровья зверей, обеспечения всеми необходимыми кормами, ремонта помещений, машин и оборудования кормокухни, трудовой дисциплины. Внутри зоотехнической службы тоже было непросто.

Пожилые тетки-зоотехники, проработавшие в совхозе по многу лет, не хотели учиться и воспринимать новое. Во всем поддерживали директора и его прихлебателей, бегали жаловаться на Арика в местный комитет профсоюза. Противоборствующих лагерей не было. Просто по одну сторону оказался один Арик, по другую – все остальные специалисты.