Зеленый дом - Теодор Крамер

Я думаю, мне было бы по силе

Я думаю, мне было бы по силеуютный ресторанчике завестив таком предместье, где поменьше пыли,для клиентуры младше тридцати.

С утра и днем всё было б чин по чину,любой бы кушал то, что заказал,но к вечеру бы скидывал личинуи наполнялся жизнью сад и зал.

Клиенты без различия, без рангас охотой стали бы навернякавальсировать и приглашать на танго,хлебнув вина, а можно — молока.

Не пачкались бы скатерти, салфетки,не преступало меры озорство,скандалы были б очень-очень редки,а может быть — совсем ни одного.

И мне порой приятно было б тожеприпомнить золотые времена:я выходил бы в залу к молодежии вместе с нею пел бы допоздна.

Старому бродячему цирку

На юру, среди чертополошин,где спокону не живал никто,объявился цирк — не зван, не прошен:стало воздвигаться шапито.В пересохший грунт вонзились колья,вздулись тенты, словно паруса,и фургоны, встав среди приволья,дым понаправляли в небеса.

Всё чуть-чуть проржавлено, погнуто,отовсюду только лязг да скрип,непорядок в ячеях батута,очень плохо смазан кривошип;агрегат внушает беспокойствовсем, кто цирк считает ремеслом:как ни жаль, но сдать бы всё устройство,кажется, пора в металлолом.

Старый цирк, времен былых осколок,сколько ты скитался до сих пор!Но, зайдя в деревню ли, в поселок,где уж там рассчитывать на сбор.По местечкам, по глубинке тяжконатаскавшись поперек и вдоль,ты пришел в столицу, побродяжка:может, да и выгорит гастроль.

Но включают радио так рано —с ним ли бой вести, в конце концов?Победишь ли власть киноэкраназвуками фанфар и бубенцов?Знай ты, сколь житье в столице туго,ты бы к нам, пожалуй, ни ногой!Или понял, что у нас для другавсе-таки найдется грош-другой?

Наперед провал не предрекая,кинь же вызов с пустыря судьбе,верь же, что какая-никакаясоберется публика к тебе.Старый цирк, пускай случится чудо:отдохнуть в сырые вечерапусть придет как можно больше людапод заплаты твоего шатра!

В поле

На гравии блестя слегка,мерцают дальние огни.Еще острей от ветеркатяжелый аромат стерни.Темны пространства пустырей,струится сырость от земли,шуршат крапива и кипрей,и псы разлаялись вдали.

Для мака время подошлодозреть, коробочки клоня,Твоей руке сейчас тепло:она касается меня.Движенья ветра так слабы,и вьются у моих висководни лишь пенные клубыпочти незримых мотыльков.

Твой стон и сладостен, и слаб,и мне сегодня стоит онне больше, чем любой из жабпод норость выбранный затон.Струится вглубь тяжелый сок,миг длится, жизнь уходит прочь.Под пальцами опять песок,уже к концу подходит ночь.

Углепогрузчики

Они сошли с асфальтовой дороги,направились к платформе прямиком.Бурты угля, как горные отроги,лежали, припорошены снежком.Они лопаты взяли, и умело,без лишней спешки, принялись за дело.

Присели, ощутив усталость в теле,забыв про холод и про темноту,и хлеб со смальцем деловито ели,подолгу крепкий чай держа во рту,на ребрах чуя — такова работа —бельишко, задубевшее от пота.

Когда иссякла ночь и уголь тоже,казалось им — кто знает, почему, —они грузили уголь, но, похоже,только уголь, но еще и тьму;легко ли он дается, час полночный,тяжелый час дороги сверхурочной?..

Зимний садовник

Помидоры последние сняты с кустов,догорели ботва и листва.Сад ухожен, и пуст, и к морозу готов,и шуршит под граблями дресва.Розы вкопаны в грунт, как обычно зимой,всё закончено, и потомуя сезонных рабочих отправил домой,чтобы с садом побыть одному.

Только вяло глядит из песка сельдерей,да по трубам шумят ручейки,и на грядках, за стеклами оранжерей,из земли прозябают ростки.Соки съежены в стеблях, кончается год,солнце медлит всходить поутру,и дрожащий на уксусном дереве плодморщит старческую кожуру.

С каждым днем всё жесточе, всё злей холода,и порою рукам тяжелоспозаранок садовничать, — лишь иногдадышит в стекла скупое тепло.Одинок я, набрякшие руки грубы,но стою, примирен до концас жизнью, ибо она не презрела судьбыклубня малого и деревца.

Будь прославлен, о город, цветущий для всехв дни, когда облетели давнодаже астры в саду; будь прославлен, орех,постучавшийся веткой в окно;снежноягодник — зрелая крепость ядра,стекленеющих ягод литье;будь прославлена, первых метелей пораи земное служенье мое.

Кровь еще горяча, — я не думал вовек,что она так чиста и жарка,что еще пощадят меня ветер и снег,как щажу я на ловле малька.Так, сегодня я — дым, отогревший в горстипробужденное семя и всход,слаб и мал, как они… Но не должен пройтимимо тех, кто еще расцветет.

Старик у реки

Где город кончается и переходит в поля,где илом и гнилью прибрежной пропахла земля,замшелый рыбак доживает свой век, и водатечет с незапамятных лет сквозь его невода.

В привычку — стряпня и починка сетей старику,из города носит и нитки, и шпиг, и муку;он дружбы не водит ни с кем, но со всеми вокругзнаком, и выходит к порогу на первый же стук.

Бывает, зайдет поселенка, укупит леща,к нему плотогоны погреться бредут сообща,садятся к столу, коль погода снаружи дурит,и все умолкают, когда старикан говорит

о мерном теченьи реки, о сетях на ветру,об илистых поймах, о рыбе, что мечет икру,и губы похожи его на сочащийся сот,на гриб-дождевик, от которого споры несет.

Даются слова всё трудней и трудней старику,не так уж и много рыбак повидал на веку,и за день устал, и давно задремать бы ему,и сплавщики тихо его покидают в дому.

Там, где копоть кроет подъездные ветки

Там, где копоть кроет подъездные ветки,что ведут до самых заводских ворот,ни пырей, ни вязель не хранят расцветки,щелочью и маслом вымаран осот.Там земля буреет, напрочь обесплодев,вар, лоскутья толя, словом, хлам любойуминают фуры тяжестью ободьевтак же, как известку и кирпичный бой.

Сколь травы полоски ни грязны, ни узки,но полны рабочих в середине дня:смотрят, как шлагбаум весь дрожит при спуске,как шагает крана черная клешня.Здесь, когда не жарко, топчутся подростки,поиграть у рельсов тянет детвору;ветхий мяч футбольный ударяет в доски,и скрипит штакетник пыльный на ветру.

Угасают трубы по гудку, покорнопрочь выходит смена, молча, по-мужски,медленно, как будто глины или дернатащит на подошвах грубые куски.Газ на стены светит сумрачно и тяжко,ветер наползает, гулок и глубок;только на коленях нищий старикашкаспичечный в отбросах ищет коробок.

Уличные певцы

Вот-вот от трясучки каюк одному,щербат и потаскан другой;в потемках поют возле входа в корчму,однако ж в нее — ни ногой.

Гармонику, дрожью измотан вконец,терзает бедняк испитойи такт отбивает щербатый певецпо донцу кастрюли пустой.

Плетутся сквозь город с утра до утра,от песни один лишь куплетостался; так редко в колодец дворалетит хоть немного монет.

От кухонь едой пригоревшей несет;подачки дождешься навряд;но всё же у каждых дверей и воротфальцетом, как могут, скрипят.

Пьянея от горечи зимних годин,бредут по кварталам в тоске:о мыльной веревке мечтает один,другой — о холодной реке.

Опять акация в цвету