Зеленый дом - Теодор Крамер

Уличные певцы

Вот-вот от трясучки каюк одному,щербат и потаскан другой;в потемках поют возле входа в корчму,однако ж в нее — ни ногой.

Гармонику, дрожью измотан вконец,терзает бедняк испитойи такт отбивает щербатый певецпо донцу кастрюли пустой.

Плетутся сквозь город с утра до утра,от песни один лишь куплетостался; так редко в колодец дворалетит хоть немного монет.

От кухонь едой пригоревшей несет;подачки дождешься навряд;но всё же у каждых дверей и воротфальцетом, как могут, скрипят.

Пьянея от горечи зимних годин,бредут по кварталам в тоске:о мыльной веревке мечтает один,другой — о холодной реке.

Опять акация в цвету

Опять акация в цвету.Одето небо серизной,струится отблеск фонарейвокруг антенн и вдоль дверей,шипит роса, густеет зной.

Опять акация в цвету.Жара от стен ползет во тьмуи в горло, как струя свинца.Коль денег — на стакан пивцаи только, так сиди в дому.

Опять акация в цвету.Сгущает небо духоту,которой без того с лихвой.Кто похотлив — тот чуть живой,а кто болтлив — тот весь в поту.

Опять акация в цветувскипает, сладостью дыша.Ночною болью обуянлюбой, кто трезв, любой, кто пьян,кто при деньгах, кто без гроша.

Жара, дыханье затрудня,растет, лицо щетина жжет,спина в поту и высох рот;довольно, отпусти меня!Опять акация в цвету!

Щетинщик

Ну, щеточник, еще рюмашку тминной!Ты мне мозги не вкрутишь с кислой миной;учти: за просто так не отдающетинку первоклассную мою!

Ты как считаешь — дела нет вольготней,чем прятаться часами в подворотнес товаром; иль попробуй-ка спростапоразбирать щетинку на сорта!

Свинью сработал — стало-ть, взятки гладки?С хавроньи жирной — шиш возьмешь окатки,на тощей — ты, паскудник, уясни —несортовые вычески одни!

Ну нет, моя работа — не игрушки!Бывает — целый день нигде ни хрюшки,придешь домой с полупустым мешкоми через силу шпаришь кипятком.

Гони деньгу, не то возьмешь с нагрузкой!И не морочь мне голову утруской,и не качай по дурости права,не то товар получишь черта с два.

Десять лет аренды

Возьми с собой корзинку и вино,иди и подожди в саду за домом;сентябрь настал — безветренно, темно,и звезд не перечесть над окоемом.Попозже я приду, — разлей питье;и парники, и астровые грядки —здесь всё отныне больше не мое,и завтра надо уносить манатки.

Вот артишоки, — ты имей в виду,я сам испек их, так что уж попробуй.Я десять лет трудился здесь, в саду,здесь что ни листик — то предмет особый.Налей по новой. Десять лет труда!Зато — мои, зато хоть их не троньте.Я пережил подобное, когдалежал, в дерьмо затоптанный, на фронте.

Страданье — не по мне: меня наврядвозможно записать в число покорных, —но слишком мал доход с капустных гряди ничего не скопишь с помидорных.Не знал я тех, кем брошен был в дерьмо,не знаю тех, кто гонит прочь от сада.Хлебнем: понятно по себе само,что верить хоть во что-нибудь да надо!

Я верю в горечь красного вина,что день сентябрьский летнего короче,что будет после осени веснаи что на смену дням приходят ночи;я верю ветру, спящему сейчас,я верю, что вкусил немного меда,что вещи слишком связывают нас,что из-за них нам хуже год от года.

Куда пойду, — ты спросишь у меня, —и заночую на какой чужбине?Вьюнку ползти далеко ль от плетня,легко ли с грядки откатиться дыне?Шуршит во мраке лиственный навес,печаль растений видится воочью, —синеет в вышине шатер небес,и не вином я пьян сегодня ночью.

Прощание с лесным складом

Черный иней лег на весь придворок,никнет плющ, из жизни уходя.У кочнов торчат ряды подпорок,серые от ветра и дождя.Над землей струится в позднем блескевлажных испарений жалкий тюль,но вот-вот мороз ударит резкий,отливая череды сосуль.

Из-под бревен все свои пожиткия уже достал, из тайника;я нередко на манер улиткизаползал туда для холодкаи лежал, задремывая кротки,все дела забыв, само собой;прорастала в волосах ясноткаи ласкался ветер голубой.

Дома будет потеплей, посуше,но тоскливей, да и голодней —там нельзя лежать и бить баклуши,отдыхать по стольку долгих дней;семечек возьму, на косогореоглянусь на склад в последний раз;нет, не звезды погасил цикорий,это сам я вместе с ним погас.

Шелушильщики орехов

Они сидят вокруг стола в каморке,и перед каждым сложены рядкоморехов строго считанные горки, —скорлупки знай хрустят под молотком;работают меньшие на подхвате —не так-то просто ядрышко извлечь, —в коробку, под замок его, к оплате,всё остальное — на растопку, в печь.

Вот — перерыв; нехитрая уборка,сметается метелкой шелуха;молчат и полдничают — только коркапохрустывает, пыльна и суха.Но передых сомнителен и хрупок:конечно, подремать бы малышне,однако нужно ядра из скорлупоквылущивать едва не в полусне.

Частицы шелухи изъели горло,но длится труд: у взрослых и детейшершавой пылью легкие расперлои выступает кровь из-под ногтей.Спина и руки сведены ломотой.Хлеб, горсть орехов и бутыль вина —как хорошо… Коли, лущи, работай,лущи, коли, старайся дотемна.

Зимнее пальто

В шалманчик за рынком приходит с утрабезногий при помощи двух костылей;он мрачен, — крепленого выпить пора, —садится у печки, куда потеплей.Приплелся сюда через силу, затосейчас помягчеет блуждающий взгляд:он ласково зимнее гладит пальто —его по часам отдает напрокат.

Пальто это — вещь недурная весьма:и плечи на вате, и полы до пят,вдоль борта идет голубая тесьма,ну, правда, нагрудный карман плоховат,ну, правда, на швах и под воротникомподкладочный светится войлок-злодей;дешевым пропахло пальто табакоми потом просительских очередей.

В шалманчик к семи забежит человек,заплатит что надо — и вмиг за порогныряет в пальто под начавшийся снег;прокатчик покуда сыграет в тарок.Он шлепает карты на стол тяжело,глядит на часы, наконец, доиграв:прокатное время, глядишь, истекло —уже не пора ли насчитывать штраф?

Холодный ряд фабричных труб

Безмолвен город, и квартал торговыйстоит пустым, как будто сноса ждет:поторговаться, но купить готовый,куда-то схлынул начисто народ.В витринах понаставлено умеловсего, что задержать могло бы взгляд;однако продавцы сидят без делаи нервничают, если к ним звонят.

В слободках — скука без конца, без края,играют в карты, оседлав скамьи,лучам светила, как бы загорая,подставив спины потные свои.Домой — к чему ходить; обед несложен —всего-то коркой размешать бурдуи, вынув ложку, как кинжал из ножен,скрипя зубами, взяться за еду.

Придут под вечер из лесу подросткис почти пустой корзиной ли, с мешком,там — ягоды, и высохши, и жестки, —мамашам их предъявят со смешком,к порогу выйдут, тощей самокруткойзатянутся, не разжимая губ,и долго смотрят с ненавистью жуткойв закат, на стылый ряд фабричных труб.

Сточный люк