Атрак - дополнение - 1ex0

сердце. При таком состоянии не было никакого страха перед смертью. Даже наоборот, хотелось как можно скорее прервать свою жизнь, чтобы не испытывать целого каскада этих всевозможных ощущений. И вот, жизнь великого зерателя прерывается, но в тот же миг он открывает глаза: комната всё та же, запахи те же, разум постепенно начинает ощущать тело. И вдруг его грудь пронзает резкая боль – рана от кинжала вновь убивала его. Но он всё предусмотрел – руку вправо, а там его поджидает чуть-чуть приоткрытая бутылка элеутерококкиноса. Вынув зубами крышку, он начинает жадно глотать содержимое. Боль утихает, рана затягивается, и наступает спокойствие. Теперь сын Аргерона может сосредоточиться на собственных ощущениях. Ничего не болит, все части тела на месте, голова мыслил ясно. Он поднялся с пола. Никаких ощущений. В том числе и голода. Но Ридамил не торопился радоваться. Для начала нужно всё проверить. Сперва он закрыл глаза и стал вспоминать, как он пожирал души тех, кто в последствии стал его семьёй. Он помнил каждый миг и даже ощущения, как голод уходит и наступает насыщение. Но вот только никакой жажды не открывается. Он подошёл к столу, где была банка с кровью. Нет, не человеческая, а животная. Иногда, чтобы утолить жажду, он и его семья пили кровь домашних животных. Но даже она не вызывала никакого ощущения. Ему на ум пришла мысль, чтобы попробовать человеческой пищи. Но он оказался не настолько дальновидным, а потому не приготовил ничего.

Выбравшись наружу, он понял, что провозился целый день и всю ночь, так что занимался рассвет. Его старшая дочь, в отличие от остальной семьи, находилась дома, а потому она была первой, кого он повстречал:

- Наконец-то. Я уж подумала, ты там и помрёшь.

Ридамил от счастья поцеловал её и спросил:

- А у нас, случайно, человеческой пищи нигде нет?

Она от удивления выпучила глаза и только лишь отрицательно закачала головой. Он ответил:

- Что ж, тогда дождёмся нового дня.

И, как ни в чём не бывало, встал рядом с ней, глядя в окно. Конечно же, в то утро он ей всё рассказал. Она хотела и ударить его, и обнять от счастья. Ударить за то, что умер, а обнять за то, что достиг своей цели. Точнее, цели всей семьи. Но он попросил пока что ни о чём не говорить никому из семьи, ведь хотел сначала испытать воздействие человеческой пищи.

И вот, утром он пришёл в гости к соседу и отведал того, что они едят с превеликим удовольствием. Надо признать, к человеческой пище аппетит так и не появился. Поэтому он планировал работать на этим в своей лаборатории. Однако всё же дальнейшие эксперименты пришлось отменить, потому что семье стало известно о том, что отцу удалось избавиться от проклятья. Но это даже и к лучшему, ведь Ридамил обнаружил, что голод исчез совсем, как будто бы он вовсе не нуждался в пище. На всякий случай он прождал ещё несколько дней и только после этого провёл повторный ритуал над своей старшей дочерью. Хотя, конечно, дочерью её можно было назвать весьма условно. Просто он подарил эту жизнь, а потому, можно сказать, он её породил, как отец. Я говорю об этом, потому что в последствии она же стала его женой. И, освободившись от проклятья, семья Ридамила получила желанную награду – наслаждение жизнью. Теперь не нужно было никого убивать и угнетать, чтобы не умереть от голода. Теперь кровь живого существа, его сердцебиение и дыхание не вызывали никаких приступов жуткой жажды. Теперь они были вечными зерателями. И, что было самым главным, у Ридамила родилась дочь. Да, именно родилась, а не была обращена. И эту дочь он назвал Тераника.

Тэра была красива. Пока она была маленькой все умилялись ею. Когда она подросла, все подмечали, что она просто прекрасна. Среди живых было много претендентов на её руку. Но она не торопилась связывать свою жизнь с кем-то. Всё приглядывалась к ним, присматривалась, кто лучше всего примет дар зерателя. Верно, Ридамил не просто избавился от проклятья, но обратил его в дар, в силу. Зератель был не просто вечен. Он был сильным, ловким, быстрым, обаятельным. В общем, во всём превосходил любого человека, из-за чего некоторые пожелали примкнуть к семье Ридамила. Но зератель был крайне избирательным и не впускал кого попало внутрь своих. Он видел сущность людей и мог представить, как они распорядятся этим даром. И большинство не было готово стать такими, как они.

Но помимо физических превосходств была у зерателей и другая сила – та самая, которая раньше была проклятьем. Но теперь это стало оружием. И Ридамил теперь мог смотреть на эту силу не как её раб, но как господин, как тот, кто будет направлять её для всеобщего блага. И постепенно он постигал её, постигал и усовершенствовал. Теперь, когда это не было потребностью, пожирание души обратилось в нечто, на подобии магии – он мог по желанию своей воли вынуть душу из живого существа и поглотить её. В таком случае он испытает огромный прилив физических сил. Станет ещё более сильным, ещё более быстрым, ещё более ловким, ещё более смертоносным. Это было очень эффективное оружие. Оно убивало врага и усиливало самого себя.

По мере того, как Ридамил сам стремился к совершенству в своей саткарской сущности, он наставлял свою дочь, но наставлял не этому, потому что считал, что пока что ещё рано познавать такую мощь несформированному разуму. Но он обучал её тому, чему она сама хотела научиться. А выбрала девушка мастерство владения копьём и верховую езду. Ридамил не скупился на время, чтобы наставлять своё возлюбленное дитя. И она впитывала все эти знания, становясь с каждым разом всё совершеннее и совершеннее.

Но каждой светлой и прекрасной идиллии когда-нибудь приходит конец. В этот мир пришли чародеи. И не какие-то обычные магистры известных сфер магии, а иные, как будто бы не просто из другого мира, а прямиком из другого миропорядка. Чем-то они, кстати, напоминали детей Арзуга, о которых писал Димис в рассказе «Флаксизо». Сходств очень много, но и различия были. Если приспешников мятежного первейшего ещё можно назвать чародеями, то эти были кем-то иными. Даже их магия была необычна. Они пришли именно за Ридамилом. Они сеяли невиданные разрушения. От их магии не было укрытия. Они взмахом руки как будто бы разливали лазурную краску, а из неё доставали то, что и словами-то не передать. Люди подпадали