Морское притяжение - Олег Борисович Глушкин

в шпигаты. Матросы-обработчики дремали на теплых мешках с мукой. Технолог демонстративно, закинув ногу на ногу, сидел в стороне. Я подошел к механикам, они не заметили меня.

— А ну, попробуй соленоид, — сказал стармех электрику.

— Уже сто раз заменял, — сказал электрик.

— Будешь и в сто первый, не нервничай, — сказал стармех.

Электрик переставил соленоид, включил, но стрелки приборов не шелохнулись.

— Туда их в пять! — выругался Антон, лицо у него было перемазанное и рукав куртки порван. Видно, он всю ночь не вылезал из цеха. На тумбочке валялись замусоленные чертежи, я стал рассматривать их. Стармех ушел за новыми клапанами.

— Вот так, Андреевич, рыбы навалом, а все встало, нет давления в гидравлике, и точка, — сказал мне Антон.

— А магнитные клапаны смотрели? — спросил я.

— Смотрели, куда они денутся, работают как часы.

Система гидравлики была сложной и запутанной, я вертел в руках чертежи, и больше всего на свете мне хотелось отыскать причину и заставить работать морозилки.

Стармех принес новые клапаны и стал вставлять их. Мы с Антоном решили пролезть по системе. Я не догадался надеть рабочую куртку, но уходить в каюту за ней было неудобно, и я пополз за Антоном в белой тенниске, с трудом протискиваясь под ванны оттайки. Антон фонариком освещал путь, нигде не было следов утечки масла. Но где-то здесь падало давление, соленоиды и клапаны нормальны, автоматика работает, значит, непорядок только в системе. Мы пролезли под ленточным конвейером, втиснулись между цепей и блок-форм и готовы были повернуть назад, когда почувствовали, что палуба под нами скользкая.

— Здесь! — крикнул Антон.

Я нащупал клапан, масло текло через прокладки, клапан был перекрыт. Я открутил его, давление упало. Антон пополз за новыми сальниками.

Стармех, узнав, в чем дело, решил, что кто-то из матросов перекрыл клапан, не выдержал и закричал на технолога:

— Варвары! Могло же все разнести, людей покалечить!

— Откуда я знаю твои железки, откуда? — отбивался технолог.

В это время в цехе появился капитан, он подошел незаметно и несколько минут молча слушал перепалку своих помощников; а потом сказал стармеху:

— Нечего валить на матросов, вы отвечаете за систему и будете наказаны, если это повторится, успокойтесь и лучше поблагодарите наставника, что он указал на непорядок.

— При чем здесь наставник? — возразил я.

Мы включили насосы, морозилки загрохотали, рычаги захватов со стуком схватили первые противни. Завизжали транспортеры.

— А ну, по местам! — закричал рыбмастер.

Утром я проспал и опоздал на завтрак, в кают-компании был только Ковров, я поздоровался, и он, обычно не замечавший меня, ответил и даже что-то сказал о надвигающемся циклоне и о том, как он закручивает вдоль побережья. Я еще не успел удивиться его разговорчивости, когда он подсел поближе. Я улыбнулся и тоже что-то сказал о циклонах. Постепенно в разговоре мы шли навстречу друг другу. Я не хотел, чтобы этот в прошлом прославленный капитан, от которого зависит рейс «Ямала», таил на меня зло, ощущал внутреннюю обиду, нанесенную ему в управлении.

— Ну что, досталось вам ночью от капитана? — спросил он, и в голосе его было сочувствие и даже защита.

— Не очень, — ответил я.

— Лезет во все дырки! Больно образованный, — сказал он.

Сказал он это в обычной своей манере, опять с какой-то обидой. Приняв мое молчание как полное согласие с его мыслями, он продолжал:

— Таких надо вовремя останавливать. И здесь вы тоже должны сказать свое слово. Поставить его на место!

— Капитан есть капитан, мы должны помогать ему, особенно вы, — возразил я.

— Конечно, я этот район весь избороздил, я здесь все места назубок…

Он сдвинул густые брови, сморщился и вздохнул, потом встал и медленно направился к выходу, он не обернулся и больше ничего не сказал.

В следующие два дня усилился ветер, постепенно маленькие волны, вздуваемые им, вырастали и с силой били в скулу нашего «Ямала».

Где-то восточнее, разрастаясь, шел циклон, от перепада давления сжимало виски. Тревожное предчувствие надвигающегося шторма весь день не покидало меня.

Вечером второго апреля по трансляции объявили, что будет восемь-девять баллов и что всем необходимо задраить иллюминаторы, а на камбузе закрепить посуду.

Ночью я проснулся от треска и скрипа и никак не мог заснуть. Внутри судна все пищало и охало, а переборки моей каюты звенели и стрекотали. Казалось, все судно ожило, застонало, заговорило.

Меня буквально стаскивало с дивана. Качало необычно сильно, я высунулся в иллюминатор и, уцепившись в створки, стал смотреть на волны, которые, казалось, вот-вот хлынут в лицо. Разбушевавшееся море было страшно, и казалось, ничто уже его не успокоит. Я знал, как тяжело сейчас в рыбцехе, когда палуба уходит из-под ног и тебя швыряет на транспортеры. И все время тянет в сон.

С грохотом катались по палубе незакрепленные бочки, трещали балки, и что-то лопалось снаружи, как будто взрывалось.

Я включил свет и увидел, что все мои бумаги, чертежи, пепельница, ручка, карандаш и сигареты слетели со стола и все это носится по каюте. Я сполз с дивана и принялся собирать ускользающие от меня вещи.

Весь следующий день штормило, и я почувствовал, что держусь только на самолюбии, работать не было никаких сил, палуба убегала из-под ног.

Вечером, когда я направился из рыбцеха на ужин, меня несколько раз швырнуло о переборку, я набил шишку на лбу и перебирался, цепляясь за леер. Навстречу легкой танцующей походкой шел капитан, хитрая усмешка застыла на его лице. Я долго смотрел ему вслед и понимал, что он привык к качке, море — его дом, пожалуй, на берегу ему ходить тяжелее.

Я стал учиться ходить по каюте, стараясь не держаться за переборки.

Был ли на следующий день настоящий шторм — не знаю. Я работал в токарке. О сильном волнении напоминали опрокидывающиеся части насоса, который я собирал, и ускользающие из рук болты и гайки. Усталый, брел я на ужин по узкому коридору. Наверху я увидел черное море, косо стоящее над нами. Огромные валы с белыми бурунами догоняли друг друга. Горизонта не было видно, вокруг свистело и ухало.

В кают-компании суп выплескивался из тарелок, ложки летели на пол, и вошедшие добирались до своего места почти ползком, держась за стену, как пьяные.

— Это не в конторе рукой водить, — сказал, явно обращаясь ко мне, технолог.

— Некоторые умудряются и в море только руками водить, — буркнул Вася Кротов.

Но спорить и ловить одновременно тарелки никому не хотелось.

За бортом творилось что-то невообразимое, громадные волны проносились одна за другой, судно взлетало, вздрагивая от их напора. Траления были прекращены.

Если все шесть